между слоями магии. Эти ниточки он протянул, чтобы добраться до Ары.
А величайший прорыв был во мне. Я стал отверстием, сквозь которое он пробил себе дорогу в этот мир.
Магия сшиблась с магией, и Тисаана беззвучно, пронзительно закричала. Я чувствовал, как иссякает ее магия. Я чувствовал, как он вырубает ту силу, глубинную и ослабевшую, что еще таилась у нее внутри. То, что сохранилось, едва ли можно было назвать магией. Да еще растянутое до прозрачности, во все стороны разом.
Если его не остановить, он ее убьет.
«Ты уничтожал все, что любил».
Конечно, это голос Нуры, чей же еще, пробился в мое сознание. Быть может, в другое время и в другом месте ее присутствие меня бы разъярило. Все это – от мелкого самолюбия и глупости. От проклятой людской глупости.
Но сейчас я мог думать лишь об одном.
Тисаане необходимо закрыться – закрыться от той кровоточащей раны, что открылась во мне. В обычных обстоятельствах она бы, наверное, сумела. Но не сейчас – слишком далеко ушла ее магия.
– Кадуан.
Этот голос остановил короля.
Моя голова повернулась на голос. Я чувствовал, что король его узнал и разгневался. Я чувствовал далекое-далекое эхо боли Решайе.
Рядом стоял Ишка. Сейчас он был крылатым, крылья прижаты к спине, золотые перья омыты багровым светом пожара. Его белые одеяния опалены. Большой меч в его руках отражал огни.
– Ишка…
Это слово слетело с моих губ. Одна моя рука еще прижимала к стене обмякшую, почти бесчувственную Тисаану.
– Зачем ты здесь?
Он говорил не на аранском. Но наша общая магия позволяла мне его понять.
– Этот путь никуда не ведет, – сказал Ишка. – Ты сделал ошибку. Ты только понапрасну выбросишь новые жизни.
Меня пронзила ненависть.
– Сколько жизней унес твой выбор?
– Слишком много, Кадуан. Ты думаешь, я не знаю? – Ишка осторожно шагнул к нему. – Еще не поздно свернуть.
Я чувствовал, как дергаются мускулы моего лица – губы растянулись в оскале.
– Я не похож на тебя. Я не брошу тех, кого похитили люди. И не брошу ее.
– Кадуан, Эф больше нет. Ее нет много веков. Это создание – не она.
– Как удобно так думать, – произнес мой голос. – Но довольно я оставил за спиной своей крови. Люди показали, каковы они есть. Доказали, что не остановятся.
– Ты ищешь спасения от одиночества.
– Я пытаюсь исправить зло, которое ты навлек на наши народы.
Гнев вздымался во мне, и я чувствовал, как хватка короля слабеет, сбитая его собственным гневом. Он развернулся к Ишке. Мои ноги сделали шаг.
– Ты, верно, всегда полагал, что стоит пожертвовать ничего не значащей жизнью ради твоих мелких политических игр. Но я строю иной мир. Наши люди вправе знать, что ради каждого из них стоит сжечь человечество.
– Тебе не она нужна, а то, что в ней скрыто. Та сила, которую она дает.
– Я – не ты, – плевком сорвалось с моих губ.
И не было времени задуматься, не было времени шевельнуться, когда мое тело, развернувшись, прижало ладони к вискам Тисааны и одним мощным рывком выдрало Решайе из ее сознания.
Тисаана завопила. Колени ее подогнулись. Боль пересилила и меня – и даже ту сущность, что владела моим разумом. Сила, которую он вложил в этот рывок, всех нас обессилила.
Вот оно. Отверстие. Секунды. Меньше того.
Некогда было обдумывать. Я нырнул в него.
Моя магия с ревом окружила его магию. Все огни Шрама внезапно разгорелись ярче, будто солнце вышло из-за тучи.
Я опустил руку на клинок, еще зажатый в дрожащей руке Тисааны, и вырвал оружие из ее пальцев. Голова ее мотнулась и чуть приподнялась, чтобы бросить на меня взгляд. Она истекала магией, истекала жизнью. Но ее взгляд сказал мне, что она поняла мою просьбу.
Ее глаза распахнулись.
– Нет!
– Вырежь его, – выговорил я.
Она покачала головой.
Нет.
Я чувствовал, как собирается с силами проникшее в меня создание. Поднимается, вновь тянется к силе.
Мне некогда было спорить. Я прижал ладонь к ее ладони, и наша кровь смешалась.
– Тисаана, действуй. Бери мою магию и действуй.
В ее глазах блестели слезы, отражали огненные искры. Мои пальцы обхватили ее ладонь, костяшки побелели.
– Давай, – выдавил я.
В этот самый миг король-фейри рванулся к связи между нами.
В этот самый миг Тисаана прижала другую ладонь к моей щеке и шепнула:
– Он подбирал попугая под цвет плаща.
Если бы тело мне еще подчинялось, я зашелся бы хохотом. Кто, кроме нее, мог бы такое выдать?
Губы Тисааны шевельнулись. «Я тебя люблю».
Между нами открылся проход.
И я отдал ей все. Всю свою магию целиком.
Так быстро все случилось.
Я проникла глубоко в Макса. Так глубоко, что увидела все, что связывало нас с ним и его с тем фейри, – все нити извращенной магии, что хлынула к нам из глубины. Все это было здесь, в нем, как открытая зараженная рана.
Вот оно. Вот как добрался до него король-фейри – вот как он добрался до Ары. Я тоже облилась кровью, когда Решайе вырвали из глубины моего сознания. Эта рана меня покалечила. Может быть, убила.
Но магия Макса вливалась в меня, давала силу. Я чувствовала, как поглощаю ее, поглощаю его, втягивая связь наших душ.
И я повелевала всей этой силой.
Та сущность, что на миг зависла между нами, рванулась ко мне. И опоздала – самую малость. Я успела захлопнуть проход, хоть и ощутила, как она вцепилась в меня, – как когда-то чувствовала вцепившуюся мне в волосы мертвую руку Эсмариса.
И клянусь, в последнее мгновение я увидела лицо. Лицо женщины с остроконечными ушами, со смуглой кожей и глазами цвета темных фиалок. Она показалась всего на миг и тоже пропала.
Я, как издалека, ощутила агонию Макса. Но была в нем и решимость, и безмолвное ободрение.
Боги, живи, Макс! Живи, живи, живи…
Я умоляла. Умоляла, погружаясь все глубже в его сознание, запутываясь в его памяти, в его чувствах, во всех зараженных нитях, которыми привязал его к себе король-фейри.
Пожалуйста, живи!
Я вычерпала до дна свою, его, нашу силу.
И оборвала все эти зараженные нити.
Воспоминания Макса посыпались на меня осколками битого стекла.
Боль.
Пахнет кровью. Воздух густой от магии. Пол дрожит. Я в Сарлазае. В родном доме. Здесь, в Шраме.
Тисаана.
Я заставил глаза открыться, и мои вторые веки сомкнулись. Мир был немым и смутным.
