Как победить? Использовать преимущество врага против него самого.
Проглотив угощение, пожиратель давится.
Кнут почти обвивается вокруг моей талии. Расстояния остаётся на палец, когда кнут распадается на багровые ошмётки тумана. Сам пожиратель хватается за сердце, пучит глаза.
Проявление сути работает как надо. Голоса бесчисленных жертв наливаются силой. Не моей. Я дала лишь каплю, но эта капля стала мостиком между жертвами и силой пожирателя.
Он лопается, как переспевший давно загнивший труп. В пожирателе не осталось ничего человеческого. Нет ни крови, ни костей. Траву заливает сизо-бурой слизью, воняющей тухлятиной.
— Учитель?
— Никогда не боялась побеждать противников сильнее меня.
В голове шумит, я опускаюсь на колено.
Сознание мутиться.
Надо обязательно остановиться кровь. Среди моих учеников целителей нет, и вряд ли они найдутся среди коршунов. Мне нельзя засыпать. Я противлюсь усталости.
Глаза закрываются.
— Учитель, — я узнаю голос ЮЖун. — Коршуны ломают ваш массив.
Моя самоуверенность вновь сыграла со мной злую шутку, да? Почему даже смерть не сделала меня умнее?
Глаза закрылись. Кажется, будто веки не просто тяжёлые, их намертво пришили.
Земля уходит из-под ног.
— Коршуны освободились? — взволнованно спрашивает Южун.
Ответ Вей-эра я уже не слышу.
Глава 14
Планы придётся поменять. Снова.
Не полностью очнувшись, я думаю лишь о том, что против меня будто сама судьба играет. Я всего-то хочу добраться сперва до моей человеческой мамы, а затем до моей настоящей семьи — до лис. Восстановлюсь, верну свои роскошные хвосты… Между прочим, самая важная часть тела. Разве что, самая важная после головы. Я бы руку на хвост обменяла. А вместо обмена судьба раз за разом тыкает меня носом в мою слабость.
Я не только до лис не доберусь. Будучи слабой калекой, я и человеческой маме помочь не смогу, наоборот, гирей повисну на её шее.
Справилась бы я с пожирателем, если бы не Вей-эр? Если бы не затворница? Если бы сам пожиратель не подставлися?
Мне нужна сила. Личная сила и сила преданных мне учеников.
— Учитель?
— М-м-м? ЮЖун?
— Я боялась, вы не проснётесь, учитель!
Голос и впремь звенит тревогой.
Приятно…
— Всего лишь царапина, — фыркаю я, пытаюсь приподняться и охаю от боли.
Бравада пустая. Раньше я бы заживила рану ци, но сейчас об этом и думать нечего.
Если бы не ЮЖун, я бы померла от кровопотери… Это вель Южун меня перебинтовала, да?
Я осматриваюсь.
Меня перенесли во внутренний двор, уложили на покрывало и даже про подушку вспомнили. Давящая повязка остановила кровь.
Та-ак…
Коршуны продолжают взламывать массив, и весьма близки к успеху. Думаю, за пару благовонных палочек управятся.
— ЮЖун, почему в книге учёта не упоминались алхимические печи?
Коршуны ослабляют напор, явно прислушиваются к разговору.
— Учитель, потому что у “Семи ветров” не было печей. У “Семи ветров” не было своего алхимика.
— Убогая секта, да.
Нормальная связываться с пожирателями не станет.
— Легче встретить девятихвостую лису, чем алхимика, — улыбается Южун.
— А?
— Поговорка такая, — поясняет Вей-эр. — Учитель, ваши коршуны пытаются удрать.
— Учитель, в кабинете главы есть печь, но я не знаю, настоящая она или поддельная, для украшения комнаты.
— Неси. А кроме печи…
Я перечисляю травы, которые видела в книге учёта или собрала в Долине тысячи целебных трав. Едва я заканчиваю говорить, ЮЖун уносится выполнять поручение. Неужели запомнила с первого раза? Многообещающая девушка. Хоть и человек.
Ничего, я из неё лису сделаю.
Я глубоко вдыхаю и морщусь от гнилостного привкуса, принесённого от ворот слабым ветерком.
— Лошадей забрали? — спрашиваю я, не обращаясь ни к кому конкретно. — Что со служанкой? И иероглиф “Цзи” на моей карете тоже лишний.
— Уважаемая, семья Цзи вас не простит, — хмыкает старший коршун, забросив борьбу с массивом. Стоит, руки на груди скрестил, разговаривает сверху вниз.
Пфф!
— Они настолько бедные, что обидятся из-за какого-то ящика на колёсах? — спрашиваю я с таким видом, словно мне интересно.
— Вашей самоуверенности позавидует даже император Лунь.
Пфф!
— Император съедобный? Вкусный? Цыплёнок, квохчущий о самоуверенности из клетки, скажи, как ты собирался справиться с теневиками пожирателя? В отличии от тебя, они меня озадачили.
— Мы приготовили пару хитростей.
— И кто из нас по-настоящему самоуверенный? — хмыкаю я. — Продолжай в том же духе, цыплёнок, и скоро взломаешь массив.
Бок отзывается болью, и я прикрываю глаза.
Жёсткая подушка скорее создаёт неудобства, чем поддерживает спину. Сквозь одеяло ощущаются все неровности тренировочной площадки. От тянущей от ворот вони тошнит. Хоть бы сообразили засыпать лужу слизи, в которую развалился пожиратель, столетней безременкой, мы её с запасом насобирали.
Место для тренировочной площадки выбрано не случайно, я улавливаю поток ци, и черпаю из него энергию, восполняя затраты.
ЮЖун я узнаю по мягким шагам.
Я поднимаю веки. На плече девушка тащит пушистый мешок, а в руках — круглый горшочек неприметного землисто-бурого цвета. ЮЖун почтительно передаёт его мне, и я ощущаю приятную тяжесть. Наощупь стенки шероховатые. Я провожу пальцем по окружности горловины и на пробу запускаю в горшок пару капель ци.
— Да, ЮЖун, это печь.
Сделанная безруким учеником не менее безрукого мастера.
Но другой нет, так что годится. Лишь бы не развалилась в процессе.
Для первой пилюли пойдут травки моего сбора, я забрасываю их в печь не глядя, в качестве я уверена. Потратив очередной водный талисман, я направляю ци в печь и одновременно проваливаюсь в транс, чтобы контролировать потоки, и взять у целебных трав нужные мне свойства.
Травы плавятся в потоках ци, отдают накопленную энергию, отдают свою суть. Мастера, прославившиеся многомудрыми трактатами со мной не согласятся, но мне всегда казалось, что в невидимом огне печи травы не гибнут, а буквально перрождаются в новую, созданную разумом форму — в пилюли.
Чем-то похоже на перерождение фениксов. Когда дурной цыплёнок рассказывал, что искусство алхимии было украдено у его клана тысячу тысяч лет назад, звучало достоверно. Опять на ум пришёл, р-р-р-р! Я выпадаю из транса.
— Что, не получилось? — насмешливо спрашивает коршун, напрашиваясь на принудительное ощипание перьев.
Правда, у него их нет… Но это как раз с помощью пилюль поправимо. Сперва заставлю волосы смениться перьями, а затем ощиплю. Буду дёргать не торопясь, по пёрышку, чтобы ощутил мою заботу во всей полноте.
Я наклоняю печь и вытряхиваю на ладонь три бледно-зелёных шарика с изумрудными вкраплениями, выделываясь — ничего не могу с собой поделать — демонстративной подкидываю на ладони, цыкаю.
— Госпожа Шан, вы действительно мастер алхимии?
— Ты узнаешь об этом, когда я накормлю тебя пилюлей подчинения собственного изготовления.
Даже в империи Ю, где алхимики не были также редки, как лисы, пойти под руку мастера считалось большой удачей.
Поэтому, игнорируя боль, я разматываю повязку. ЮЖун шумно вдыхает при виде вновь побежавшего алого ручейка. Я позволяю людям увидеть мою рану, оценить. И отправляю в рот одну пилюлю.
По телу растекается тепло. Через три удара сердца тепло концентрируется в боку. Края разреза наливаются зеленоватым светом. Рану скрывает зелёный туман. Продержавшись пять ударов сердца, он развеивается, и открывает гладкую кожу, испачканную корочками подсохшей крови. Корочки легко отколупываются ногтями, облетают. На коже даже шрама не осталось.
— Невероятно!
Я бросаю взгляд на говорящего. Один из “семёрок”.
— На самом деле ничего особенного, — и я говорю правду, не кокетничаю.
