Вопреки всем моим ожиданиям, на лице Джонатана не дрогнул ни один мускул. Он выслушал тираду графа со спокойным интересом, словно тот знакомил его с любопытной научной теорией.
— Я согласен с вами целиком и полностью, — кивнул он в ответ на вопрос. — И я здесь потому, что не мог упустить возможность осуществить свое самое заветное желание: быть хорошим отцом своему ребенку и мужем своей жене.
— Что ж, я никогда не препятствовал исполнению ваших намерений, — усмехнулся граф. — Не буду изменять своему обыкновению и на этот раз. Мина совершенно свободна. Выбор лишь за ней.
Две пары глаз устремились на меня, ожидая моего решения. Я молчала, чувствуя себя былинкой, увлекаемой противоборствующими ветрами чужих желаний. Все мои усилия были направлены на создание невидимого щита, ограждающего от обоих мужчин мои мысли и чувства. Борьба двух энергетических потоков была так сильна, что я едва не разрывалась на части. Понимая, что лишь внутреннее зрение может подсказать мне ответ, я опустила веки. Картины той жизни, что готовил мне каждый из возможных избранников, стремительно проплывали перед моим мысленным взором. О, несомненно, останься я с графом, меня ожидало бы блаженство, не сравнимое с радостями обычной семейной жизни. Но у маленького существа, обитающего в моем теле, уже были свои предпочтения. И оно требовало, чтобы я их учитывала.
Должно быть, такова участь всех матерей — разрываться между собственными стремлениями и интересами своего ребенка. Мое истинное «я» открылось мне совсем недавно, я лишь начала вступать во владение удивительными дарами, о которых прежде не имела понятия. Готова ли я пожертвовать всем этим и смириться со скукой благопристойного существования?
«Выбор за тобой, Мина, — повторил беззвучный голос графа. — Я не буду вмешиваться».
— Мина, что ты решила? — вслух спросил Джонатан.
Внезапно решение созрело в моей голове.
— Я хочу, чтобы мой сын был здоров и счастлив, — произнесла я, глядя прямо перед собой. — Я хочу, чтобы у него была любящая семья, которой сама я была лишена в детстве. Мои собственные желания и мечты, равно как и ваши, более не имеют для меня значения. Главный и единственный предмет моих забот — ребенок.
Теперь я чувствовала, ни одна жертва не покажется мне чрезмерной, когда речь идет о моем сыне. Разве любая мать не готова отдать собственную жизнь ради спасения ребенка? Да, мне предстояло отказаться от своего дара, от вечной любви и неземного наслаждения. Но, может быть, наивысший дар, ниспосланный женщине, как раз и заключается в способности забывать о себе ради ребенка. Джонатан прав: мир, в котором обитает граф, будет враждебен нашему смертному сыну.
Стоило мне примириться с ожидающей меня реальностью, как я испытала чувство огромного облегчения. Я твердо знала, жертва не будет напрасной. Графа, судя по всему, ничуть не удивил мой выбор. Как только я приняла решение, он принял свое.
«Итак, все повторяется», — услышала я его беззвучный голос.
Волны энергии, захлестывавшие меня со всех сторон, стихли, невидимая нить, соединявшая меня с графом, порвалась. Я ощутила внутри себя зияющую пустоту, словно из груди у меня вырвали сердце. Это было так мучительно, что я едва не завыла в голос. До тех пор, пока миг расставания не настал, я не представляла, насколько полным было наше единение. Джонатан, разумеется, не представлял, как велико мое отчаяние. Но, должно быть, я изменилась в лице, потому что он обнял меня за талию, не давая упасть.
Джонатан взял меня за руку и потянул к дверям, но я словно приросла к месту. В этот момент в гостиную ворвался Моррис Квинс, распространявший отчетливый запах сигар и еще более отчетливый запах опасности.
— Они уже здесь, — выпалил он и тут же испуганно отпрянул, увидев графа.
— Что ж, я всегда рад гостям, — проронил граф.
Судя по его безмятежному виду, предстоящее столкновение скорее казалось ему забавным, чем волновало. Но я каждой клеточкой своего тела чувствовала исходившую от него угрозу.
До нас донеслись осторожные шаги, затем входная дверь бесшумно открылась. Первым в дом прокрался Годалминг с пистолетом в руке. За ним следовали Джон Сивард и фон Хельсингер. Лица обоих были покрыты шрамами, оставшимися после схватки с призрачным волком.
— Моррис?
И Сивард, и Годалминг буквально оторопели от изумления, увидев своего давнего приятеля. Годалминг, похоже, лишился дара речи, а Сивард злобно рявкнул:
— Какой черт занес тебя сюда, Моррис?
Фон Хельсингер меж тем буравил глазами Джонатана.
— Харкер, вы предали нас этому монстру, — процедил он и добавил, повернувшись к Сиварду: — Я говорил, что ему не следует доверять. Человек, укушенный вампиром, становится его пособником.
— Этого следовало ожидать, — бросил Сивард, скользнув по мне презрительным взглядом. — У Харкера и его жены семейная тяга к этим тварям.
Сказать, что при виде своих прежних мучителей я не испытала страха, означало погрешить против истины. Внутри у меня все трепетало, стоило мне представить, что они схватят меня, отвезут в свою клинику и вновь начнут пытать во имя торжества науки. Прошло несколько томительных мгновений, прежде чем я вспомнила, что теперь отнюдь не беззащитна.
— Тому, кто тронет меня хоть пальцем, придется об этом горько пожалеть, — произнесла я.
Оба доктора с опаской взглянули на графа. У них и мысли не было, что в случае необходимости я могу с легкостью разделаться с ними сама.
Никто не двигался с места до тех пор, пока Моррис Квинс, первым вышедший из ступора, не набросился на Годалминга, сжимавшего в руке пистолет. В мгновение ока он повалил растерянного лорда на пол и принялся осыпать градом кулачных ударов.
Доктора, не ожидавшие встретить здесь еще одного, к тому же чрезвычайно воинственного противника, в замешательстве переглянулись.
— Прекрати, Моррис! — завопил Сивард. — Ты сам не знаешь, в какую переделку ввязался! Убирайся отсюда, пока цел.
Он попытался оттащить рассвирепевшего Квинса от поверженного врага, но справиться со здоровенным американцем оказалось не под силу. Квинс продолжал дубасить Годалминга, а тот мотался под его кулаками, словно тряпичная кукла. Пистолет, который лорд так и не выпустил из рук, неожиданно оказался направленным на Сиварда. Заметив, что прямо в лицо ему смотрит черное дуло, доктор отскочил в сторону.
Фон Хельсингер предусмотрительно отступил к дверям, взгляд его выпученных жабьих глаз метался от дерущихся на графа. Джонатан сделал несколько шагов по направлению к Квинсу, как видно, намереваясь унять его, но граф бросил сквозь зубы:
