Я лишь мгновение слежу за тем, как двое садятся в мою машину, и перевожу взгляд на Бронсона. Солдаты собираются вокруг него. Понятное дело, нам не избежать оперативного совещания: генерал — любитель напутственных речей.
— В Шахту войдут Дэннис, объект и десять солдат, — тихо, но чётко сообщает он. — Мятежники пойдут на переговоры только в том случае, если увидят всё своими глазами. Естественно, не они, так другие, вполне возможно, попытаются выкрасть наш трофей. Поэтому следим в оба: нужно просто подцепить на крючок пчёл. Ещё раз! — с деловым видом заявляет он, — ваша задача — охранять и защищать объект. Руковожу операцией лично я. Мои приказы выполнять беспрекословно и без промедлений. Как всегда. Мы не в МОРиОНе, но! — Бронсон делает паузу, исполненную значимости и торжественности: — Если вы накосячите, я спрошу с вас по всей строгости, не сомневайтесь. Дэннис Рилс! — рявкает генерал для большей эффективности. — Для тебя здесь есть только один эмиссар. Это я. Все это уяснили?
В полумраке генерал внимательно вглядывается в лица, а я с трудом сдерживаю улыбку: он боится, что кто-нибудь из солдат решит подчиниться моему, а не его приказу. Напрасно. Они и так чувствуют себя не в своей тарелке: каждый из них то и дело невольно встречается со мной взглядом и тут же отводит свой, подальше от неприятностей. Думаю, все они честно исполнят приказы Бронсона, а со мной даже не осмелятся обменяться парой фраз. По крайней мере, последние годы проблем никогда не возникало.
Коди и Ребекка показываются из машины и останавливаются возле меня.
— Состояние стабильное, — докладывает мой друг. — Все показатели в пределах нормы. В том числе уровень адреналина.
Лицо генерала не меняется, но будто сияет изнутри, правда, каким-то болезненным оттенком, возможно, всё дело в тусклом свете, который льётся из салона автомобиля.
— Принято.
— Но я обязана ещё раз предупредить, — вмешивается Ребекка назидательным тоном, — что состояние объекта может ухудшиться из-за непривычных условий окружающей среды. Потеря концентрации и ориентации в пространстве, головокружение, тошнота, рвота, другие — более серьёзные — побочные эффекты. Вплоть до летального исхода.
Я оборачиваюсь и смотрю на неё, прищурившись. Ничего себе, как она хочет сохранить землянку для своих исследований, даже готова пророчить летальный исход, лишь бы операцию отменили.
Чувствуя мой взгляд, Ребекка бросает на меня свой собственный — крайне недовольный, но её отвлекает генерал:
— Избавь меня от своей дотошности, мисс Олфорд. Порядок порядком, но надо и меру знать.
Так всегда было. Дисциплина для генерала — это готовность выполнить приказ. Излишняя привязанность к регламентам его и раньше тяготила. Иначе мы не оказались бы здесь, в шаге от нарушения десятка законов.
— И всё-таки… — начинает Ребекка, и тогда генерал, быстро оглянувшись, делает широкий шаг и оказывается прямо рядом с девушкой.
Следующие слова он произносит очень тихо, так чтобы услышала только Ребекка, но поскольку Коди и я оказываемся близко, то тоже слышим злой шёпот:
— Я напоминал тебе, что очень не люблю терять время впустую. Я дал тебе время…
— …всего несколько дней! — начинает ныть Ребекка, как и в тот день в Сфере, когда генерал уже говорил нечто подобное.
— Времени было достаточно, чтобы принести пользу и произвести впечатление. Ты не справилась перед тем, как мы вывели объект в город, да и до этого момента не смогла чем-то меня удивить. Когда я разочаровываюсь, тем более дважды, дальнейших обсуждений больше быть не может. Так что… — генерал делает многозначительную паузу и отступает от девушки, а потом говорит уже громче: — Вы с Хейзом можете быть свободны.
Наши с Ребеккой взгляды встречаются, и в её читается такая злоба, как будто это я, а не генерал только что беспардонно её отшил. Однако, каким бы убийственным не был её взгляд, она не рискует начать разговор, ведь генерал ещё не уходит, а склоняется над приоткрытым окном Виктории и заглядывает в салон, заставляя меня нервно напрячься.
— Добрый вечер, многоуважаемая, — тянет он приторно сладко. — Никаких глупостей. Не забывай, что я всегда могу вернуться туда, куда нужно, и забрать того, кого я там оставил. Ты меня поняла.
Я не могу удержаться от того, чтобы пристально следить за каждым движением генерала, и расслабляюсь только когда он выпрямляется во весь рост и отходит, видимо, решив, что вести более продолжительный разговор с землянкой не стоит его драгоценного внимания.
Заметив, что Коди и Ребекка до сих пор стоят на месте, генерал смотрит на девушку, возмущённо приподняв брови.
— Вы с Хейзом свободны, — с нажимом повторяет он. — Это приказ.
Ребекка сжимает губы, но молчит, пока генерал объявляет громче, чем прежде, — на этот раз всем солдатам:
— Готовность — пятнадцать минут, — а потом, когда в полутьме начинается суетливое, хаотичное движение, он обращается лично ко мне и очень тихо: — Не подведи меня, парень. Я не люблю разочаровываться в людях. Вперёд.
Не дожидаясь моего ответа, он возвращается к машине и ещё раз небрежно бросив: «Пятнадцать минут!» — занимает заднее сидение и закрывает за собой дверь.
В темноте продолжается движение, но я не вижу ни Алана, ни Коди, зато справа от меня раздаётся голос Ребекки:
— На его рассудительность я и не рассчитывала. Но ты…
Хорошо, что она не видит во мраке мои приподнятые брови.
— Обойдёмся без лицемерия, — предлагаю я и оборачиваюсь к девушке, пытаясь рассмотреть её лицо. — Мы оба знаем, зачем тебе землянка.
— Кулон, который ты отдал ей…
Услышав ещё только первое слово, я уже шумно выдыхаю, едва не фыркая от недовольства, и не даю девушке договорить.
— Снова ты о своём подарке, — намеренно скучающим тоном произношу я, но Олфорд не реагирует на провокацию.
— Я подарила его тебе в знак благодарности и нашего… взаимопонимания. Смела надеяться, что ты тоже испытываешь… некоторые чувства. Тем более, что ты сказал, что они возможны — когда-нибудь.
— Я так сказал? — уточняю насмешливо, но ответа не жду: — Думаю, нам обоим ясно, что всё это осталось в прошлом.
Всё, что можно испытать при воспоминании о том кратком разговоре, — это растерянность и изумление.
— Я хотела, чтобы подарок был особенным, — не унимается Ребекка, — солнечный камень призван давать силу, а главное — защиту.
Господи, детский сад… Как человек, так легко и просто лгавший и умалчивавший от меня правду, может теперь говорить о каких-то подарках и тем более чувствах?.. Невольно я снова шумно выдыхаю.
— Ты отдал мой кулон ей, но её он не убережёт. Я об этом позабочусь.
Эти слова, произнесённые с неожиданным упрямством и решительностью, вызывают во мне внезапный приступ ярости, и приходится усмехнуться, чтобы сдержать первый порыв вылить на начальницу ведро заслуженных ею помоев. Я беру себя в руки, но не в силах удержаться от того, чтобы поддеть Ребекку, говорю совершенно равнодушно:
— Раз это подарок мне, думаю, я сам могу им распоряжаться. А вообще цитрин — это полудрагоценная порода. Полу-дра-го-цен-ная, мисс Олфорд, — повторяю я и, чтобы позлить, обращаюсь к ней подчёркнуто официально, как обычно делает Бронсон, — может, поэтому он не стал моим любимым.
В других обстоятельствах едва ли бы я стал вести себя, как последний придурок, но Ребекка заигралась, а я не хочу составлять компанию ребятам, которые копаются в детской песочнице.
Глаза привыкли к полумраку, и я даже вижу, как возмущённо вытягивается лицо Олфорд, когда маска несчастной влюблённой вмиг слетает с её лица, и девушка начинает злобно шептать:
— Ну знаешь, Дэннис Рилс! Когда-нибудь ты поймёшь, что не стоило себя так вести.
— Не сомневаюсь, — с деланным воодушевлением откликаюсь я.
— Я видела, как она занервничала, когда речь пошла о видениях кристальных детей, видела, как прикоснулась к Марвину Вуду, каким-то образом явно что-то вынюхивая о нём! Я достаточно проработала с Рэем, чтобы понимать… — она осекается на полуслове, вспоминая нашу предыдущую словесную перепалку, но вместо того, чтобы уже закончить этот глупый разговор, распаляется ещё больше и произносит сквозь зубы: — Запомни: мне не обязательно иметь доступ к телу, чтобы уничтожить её.
