— говорю я загадочно. Они должны сами все узнать. Я уже забрала кинжал из тела Солоса, но они соберут воедино важные части: в его мумифицированной груди все еще есть отверстие, из которого я его достала. В
ампир должен быть тем, кто передает истину. Как бы мне этого ни хотелось, это должен быть один из них. Потому что мне никогда не поверят. Солос знал это, как и Джонтун, даже Лоретта.
Люди, застывшие во времени, находятся всего в полутора поколениях от Короля Солоса. Они все еще прямые потомки вампиров, которые не могли даже представить себе, что их король возьмет в любовницы человека. Рувану и так будет нелегко убедить их принять мою роль во всем этом.
— Что увидели? — спрашивает Вентос.
— Правду. Идите к развалинам, где мы поймали Терсиуса в ловушку. Там вы найдете дверь в подвал; я оставила ее открытой. Идите в глубину и найдете правду.
— Я не очень люблю все эти уловки, — пробормотала Лавензия.
— Пожалуйста, сделай это для меня. — Мне нужно, чтобы они ушли. Мне не нужны зрители для того, что я собираюсь сделать.
Они все делают паузу. Не знаю, просила ли я их когда-нибудь о чем-то так искренне, так откровенно.
— Это не повредит, — говорит Винни.
Они нехотя соглашаются, встают и уходят. Я со вздохом облегчения спускаюсь в кузницу.
Кузница раскалена. Не требуется много времени, чтобы раскалить ее до приемлемой температуры. В это время я нависла над кинжалом, который я освободила из груди Солоса. Я смотрю на него, желая, чтобы он раскрыл мне свои секреты. Может быть, у меня два дара, когда речь идет о кровом предании. Один — это врожденный дар, присущий только мне, — видеть прошлое, написанное кровью. Другой, возможно, передался мне от моей семьи через века, и это мой дар понимания союза между металлом и кровью.
Я помещаю тигель в кузницу и даю ему нагреться. Кинжал Солоса — действительно прекрасная вещь. Жаль, что с ним связано столько зла и душевной боли.
Не задумываясь, я бросаю его в горнило.
— Я переделаю тебя в свою форму. — Я держу руку над тиглем, в руке мой собственный кинжал из кровавого серебра. Я провожу им по руке чуть выше локтя и пускаю кровь в расплавленный металл кинжала Солоса. — Я беру на себя ответственность за это проклятие. Пусть оно будет связано с моей волей и моей кровью. Отныне я буду нести его бремя. Достаточно, Солос. Ты можешь отдохнуть.
Я выливаю расплавленный металл в форму. Пока он еще раскален, я поднимаю его щипцами и кладу на наковальню. Удерживая ее в устойчивом положении, я начинаю работать.
Это будет не самое лучшее мое произведение. Да это и не нужно. Оно просто должно быть острым и достаточно прочным для этого последнего действия.
Когда металл закалился и остыл, я взяла его голыми руками. Это обычный кинжал, ничего особенного. Я взяла то, что Солос использовал для создания проклятия, и сделала это по-своему. Я придала ему форму и слила с ним свою кровь. Я обрела контроль... я надеюсь.
Я держу кинжал, глядя на него в лучах раннего рассвета. Такой простой. Такой элегантный. Как много зависит от этого пустяка.
Я направляю кинжал на себя.
— Проклятие, наложенное кровью, проклятие жителей Деревни Охотников и человека, который их возглавил. Проклятие в поисках мести. Проклятие в поисках возмездия, — говорю я кинжалу. Хотя на самом деле я обращаюсь к Солосу. — Я принимаю наказание Терсиуса как потомок его рода. Я принимаю твое проклятие. Я заплачу кровью за несправедливо пролитую кровь. Пусть все закончится со мной.
Я делаю глубокий вдох и погружаю кинжал в свою грудь.
ГЛАВА 47
Волна магии вырывается из меня, когда кинжал вонзается мне в ребра.
Я падаю на колени, а вокруг меня сыпятся стекла из окон. Вдалеке слышится грохот, словно город просыпается от мощного зевка. Над Темпостом встает новое солнце, а осколки из окон кузницы похожи на лед, наконец-то освободившийся после долгой дремоты. Магия продолжает волнами литься из меня, сотрясая тело и разливаясь по городу.
Из глубины души доносится стон, треск, хруст, грохот. Сама земля освобождается от этой долгой ночи. Я перевернулась на спину, кинжал все еще в моей груди, одна рука все еще вокруг него, другая поддерживает меня. Я хриплю и кашляю. Кровь брызжет на землю.
Старые боги, я не хотела, чтобы все так закончилось. Я горько усмехаюсь, впиваясь ногтями в камень кузницы, словно цепляясь за жизнь. Может, я и не хотела, чтобы все так закончилось... но, полагаю, часть меня рада, что так получилось.
Я вернула утраченное — для вампиров, для людей и для себя. И если честно, если мне суждено где-нибудь умереть, то это может быть и на полу кузницы. Я умру так же, как и жила.
Оттолкнувшись от земли, я откидываюсь назад и смотрю на небо. Есть смерти и похуже, менее благородные. Я могу быть довольна этим. Но я хотела бы, чтобы еще хоть раз у меня был шанс...
Движение привлекает мое внимание к дверному проему.
Я несколько раз моргаю, пытаясь сфокусировать взгляд. Я не думаю, что он иллюзия, обман моего умирающего разума. Но если это так... я благодарна.
Руван там. Бездыханный. Ошеломленный. Губы разошлись, брови подняты. С шепотом ветра он оказывается рядом со мной. Его рука обхватывает мои плечи. Другая его рука судорожно движется к кинжалу, он слишком запаниковал, чтобы вырвать его из моей хватки.
Он выглядит так же безупречно, как и в дремоте. Так, так идеально. Он такой, каким я его себе представляла.
— Что... что... что ты сделала? — Он поднимает на меня глаза. Они стекленеют от растерянности, паники и еще сотни других эмоций.
— Я сделала это, — шепчу я, кровь стекает по моей челюсти. — Это было проклятие, связанное с кровью. Проклятие, требующее жизни за жизнь. Мы уже убили Терсиуса. Кто-то... кто-то должен был заплатить за это.
— Нет... Нет. — Руван покачал головой. — Я не приму этого, я отказываюсь, я не понимаю.
— Времени осталось мало. — Я погружаюсь в его руку, позволяя ему притянуть меня к своей груди. — Мне так много нужно тебе сказать. Так много я хочу сказать...
— Я все слышал.
— Что?
Он погладил меня по
