— Я ищу способ, — отвечает она уклончиво, делает паузу, тяжело выдыхая, а затем добивает меня окончательно: — Но это не всё. Вас будет тянуть друг к другу. Не допускай близость с девчонкой! Иначе связь станет необратима. И тогда останется всего один способ разорвать колдовскую привязку между вами.
Мысленно выдаю поток нецензурных ругательств на родном ке-тарийском языке.
— Что за способ? — ухватываюсь я за этот единственный шанс.
Проклятье! Ну, почему я не ответил Марте раньше, ещё в аэромобиле. До того как слетел с катушек от желания трахнуть девчонку Элроя!
Только этого мне и не хватало!
Если существует хоть малейшая возможность всё исправить, клянусь, я использую её! И плевать, что именно мне придётся сделать для этого.
— Кто-то другой, связанный с девушкой кровно, должен отдать свою жизнь вместо неё, — тихо отвечает Марта.
— Крылатая Змея и Тигр прольют кровь… И один невинный заплатит жизнью, чтобы выжил другой… — на автомате повторяю я пророчество, произнесённое не так давно ведьмой.
Хватаюсь за стену, чувствуя, как все мои планы разбиваются на сотни осколков и летят к чёрту…
Дарья была для меня дочерью того, кого я ненавидел. Средством достижения цели. Куклой… Но только не какой-то там «парой навсегда».
В мои планы входило всего лишь использовать её. Использовать и оставить, как оставляют ненужную более вещь.
Я знал Элроя. Видел насквозь. Понимал, что теперь, узнав о дочери, он захочет найти её. Захочет искупить вину за казнь невиновной Хлои.
И я жаждал отомстить Элрою Керташу, показав вскоре, каково это, когда у тебя отбирают что-то важное. Что-то, на что ты возлагаешь надежды. Что-то, в чём видишь своё будущее.
А в итоге…
Какая ирония!
Я оказался перед выбором: разорвать колдовскую связь и стать «убийцей» наместника, или отказаться от мести и стать его «родственником».
Глава 11. Клуб острых ощущений
Дарья
Понимаю, что на улице давно утро, и пора вставать. Но лень.
Даже открывать глаза — лень.
Чувствуется ломота во всём теле. И ноют мышцы.
От сладкой истомы.
От странного ощущения лёгкого дискомфорта там, внизу.
Потягиваюсь и переворачиваюсь на спину.
Луч солнца, пронзивший окно, сразу же обжигает щеку.
И глаза я всё-таки вынужденно открываю.
В спальне нет никого, кроме меня. И судя по несмятой второй подушке, Рисай этой ночью не ложился. По крайней мере, рядом со мной.
Щёки мгновенно начинают гореть при воспоминании о прошедшей ночи. И о том, как заботливо Рисай вытирал кровь с моей кожи…
Я никогда не думала, что моя первая ночь с мужчиной произойдёт вот так. Спонтанно, как будто кто-то или что-то подтолкнуло меня в объятия двуликого.
Впрочем, не подозревала я и о том, что именно высший двуликий станет моим первым мужчиной. Встретить такого здесь, в Призоне было маловероятно. А с мечтой об учёбе в столице я давно распрощалась…
Мне всё больше кажется, что причину внезапно вспыхнувшей страсти стоит искать в нашей поездке к Марте, знакомой Рисая.
В этой поездке, на мой взгляд, абсолютно всё выглядит странно. И сама Тётушка, и наш с двуликим внезапный отъезд, и особенно то, что я не помню практически ничего о пребывании в доме Марты.
Но сейчас я стараюсь выбросить из головы все мысли о поездке и не слишком задумываться обо всём этом.
Голод напоминает о себе тихим урчанием в желудке, и я заставляю себя встать с кровати.
— Интересно, Рисай уже завтракал? — спрашиваю сама себя, голышом шлёпая в ванную.
На то, чтобы привести себя в порядок уходит не очень много времени. Вернувшись в комнату, я нахожу свою одежду, аккуратно разложенную на кресле. По-быстрому одеваюсь, тихонько выхожу из спальни Рисая и отправляюсь в столовую.
Хозяина дома я обнаруживаю сидящим за столом. Рисай тщательно размешивает сахар в кофейной чашке, но смотрит при этом на небольшой голографический экран с текстом над своим браслетом.
Вид у двуликого настолько мрачный и усталый, что у меня щемит сердце. Кажется, Рисай, и правда, не сомкнул глаз этой ночью.
— Привет!
Я останавливаюсь, едва переступив порог столовой, и игриво машу рукой. Однако двуликий никак не реагирует и, по-моему, вообще не замечает моего присутствия.
Мысленно добавляю в свой личный список странностей ещё и эту.
Разогрев на завтрак немного каши, делаю себе кофе и усаживаюсь за стол напротив Рисая. Он, всё так же сосредоточенно уставившись на голографическую проекцию, игнорирует меня.
Приглядываюсь, пытаясь прочесть текст, но понимаю, что мне не знаком язык.
Не знаю, как долго я не свожу глаз с Рисая. Только в какой-то момент эта игра в молчанку начинает меня злить, пугать и настораживать одновременно.
Я понимаю, в душе высшего двуликого, наверное, как и в моей царит сейчас смятение. Но это ведь не причина делать вид, что я пустое место.
— Знаешь, — обращаюсь к нему, — я так странно себя чувствую.
— Так бывает после первого секса, — не поднимая головы, откликается Рисай. — Это пройдёт.
— Хорошо бы… — вздыхаю, глядя на двуликого.
Да, как-то не задался наш совместный завтрак. Что-то происходит с Рисаем. И не нужно быть опытным психологом, чтобы заметить это.
Может, он уже сожалеет, что переспал со мной? Или причина в том тексте, который он читает? Что терзает моего двуликого?
Я хотела бы помочь ему. Если бы знала, как?
— Это ведь язык ке-тари, правильно? — тычу я пальцем в голографическую проекцию текста над браслетом. — Что ты читаешь, если не секрет?
Рисай, наконец, поднимает голову и смотрит на меня так, как будто раздумывает, можно ли мне рассказать.
— Это информация, которая много столетий была засекречена и хранилась в Императорском архиве на Тарионе. Родной планете ке-тари. — Он делает короткую паузу, а затем добавляет: — И которую украл и обнародовал твой отец.
— А что в ней написано? — снова интересуюсь я, радуясь тому, что удалось разговорить молчаливого двуликого. И стараюсь не обращать внимания на обвинение в краже в адрес биологического отца.
Да, и какой он мне отец, если разобраться? Его двадцать лет не волновала моя судьба. Я никогда не видела и не знала его. Так почему меня должен волновать он сам?
— В ней написано, что мне стоило прочитать её намного раньше, — снова мрачнеет Рисай.
— В тебе что-то изменилось, — решаюсь я озвучить мысль, которая до сих пор не даёт покоя. А заодно отвлечься от внезапных мыслей об отце. — Это из-за информации?
Двуликий явно не желает обсуждать загадочный текст из Архива. Рисай деактивирует голограмму и прикрывает браслет рукавом рубашки.
— Я давно не брил щетину, — с показным равнодушием пожимает он плечами.
Я двигаюсь ближе, опираюсь на локти и заглядываю Рисаю в глаза.
— Нет, я не об этом… Не о внешности, а о том, что внутри. — Протягиваю руку через весь стол и кладу ладонь на грудь Рисая. Как и в прошлый раз чувствую его сердце, разгоняющее свой бег. — Как будто тебя что-то мучает.
— С каких пор ты заделалась ясновидящей?! — На его лицо ложится тень раздражения.
Двуликому явно не нравится, что я затрагиваю тему произошедших изменений. И чем больше ему не нравится, тем сильнее интересует меня.
Я отстраняюсь, и Рисай тотчас оживает. И прежде чем я успеваю отдалиться, он удерживает мою руку, накрывая своей ладонью.
— Извини. Я не хотел тебя обидеть. Просто слегка раздражён, потому что не мог уснуть всю ночь. Слишком много всего произошло со мной за короткий срок. Твой отец, мой дядя, изгнание, ты… — Он раскрывает ладони и отпускает мою руку. — Не заблуждайся на мой счёт. Я всё тот же Рисай Диррон, что и прежде.
Он как будто вкладывает в эти слова какой-то особый, тайный, понятный только ему одному смысл. Но я не решаюсь продолжать расспросы и приступаю к завтраку, сохраняя молчание до самого конца трапезы.
И всё же несколько раз украдкой бросаю на двуликого взгляды из-под ресниц. Кажется, он рад тому, что я не задаю более неудобных вопросов.
