люди. Заблудшим вполне достаточно трёх-четырёх часов отдыха в несколько дней, а некоторым и того меньше, ведь для мертвых сон становится уже чем-то второстепенным, не важным, напрасным… Наши сущности быстро регенерируют, а значит и мозгу требуется гораздо меньше времени на отдых.
Так что в эту сумасшедшую жаркую ночь, которую мы с Шоу проводили в заброшенном секторе я спать точно не планировала. Однако… звёзды были не на моей стороне, и меня настигло нечто гораздо более страшное, чем привычный ночной кошмар.
После того, что со мной случилось… После очередного припадка пресечённого прохладой речной воды, знала, что так будет. Знала, что цена моего спасения высока, и раз уж я не совладала с собой и не сумела остановить разрушение тела собственными силами и мыслями, а воспользовалась лёгким способом, придётся платить.
Придётся страдать.
Придётся терпеть.
А Шоу придётся что-то придумывать, чтобы оправдать моё безумство перед Соней.
– Катари… Катари, держись. Я с тобой, – уже находясь в бреду и крепко сжимая зубами толстую ветку, слышу бормотание Шоу. Голова покоится у него на коленях, и Шоу плавно поглаживает меня по волосам, утирает со лба испарину и просто говорит со мной. Постоянно говорит. Потому что так надо. Потому что я должна его слышать.
Не знаю, где в этот момент находится Соня и тот парень, которого, как выяснил Шоу, зовут Джак. Да и не волнуют меня сейчас эти двое… Сейчас меня вообще мало что волнует, потому что я – уже не я… Я – безликая, бестелесная субстанция летящая сквозь небесную пучину к мириадам холодных звёзд, каждая из которых хлещет по мне своим сиянием, как горящим в огне кнутом.
Мне больно. Нет… слово «боль» не подходит. То, что испытываю – нечто большее. Нечто в десятки раз превосходящее самую острую, жгучую, невыносимую боль на свете. Каждая клеточка безликого тела пропитывается ядом и пылает, как факел, привлекающий к себе внимание неких уродливых сущностей, названия которых я не знаю. Они липнут ко мне, как скользкие бесхребетные паразиты, вытягивают из меня все соки, саму душу, всё, что во мне есть, всё, что есть я.
Барахтаясь где-то в потёмках собственного разума меня опоясывает тьма, а сияющие вдали звёзды становятся далёкими.
Замираю. И ощущаю падение. Проваливаюсь, лечу вниз со скоростью света, прохожу через один круг ада за другим. Хочу кричать… вопить во всю глотку, но что-то крохотное, что-то слабое и с трудом различимое ещё живущее в глубине моего сознания напоминает мне этого не делать, иначе весь заброшенный сектор погрузится в протяжный вой умирающего зверя.
– Катари. Я здесь. Я с тобой, – далёкий, туманный голос Шоу всё ещё способен находить ко мне дорогу. У Шоу всегда получалось докричаться до моей души, когда она находится вне материального тела. Сейчас мою душу и моё тело связывает тонкая нить – моя единственная дорога вернуться обратно.
Но сперва я должна пройти через Это. Снова. Ощутить боль не знакомых мне людей, пережить вместе с ними последние минуты жизни.
Бросает из стороны в сторону, толкает в спину, пока перед лицом не оказывается первая душа не готовая впускать меня внутрь себя. И я не знаю, что всё это значит, происходит ли это на самом деле, или же это ещё одно проявление моего проклятия. Я ничего не знаю. Я просто вижу.
Моменты смерти. Одной души за другой. Я, как ураган врываюсь в их тела, насильно овладеваю ими, поселяюсь в них, захватываю разум, становлюсь с ними одним целым. Поглощаю души этих заблудших, забираю себе тела, пока они не разрушаются и мне не приходится искать новый «дом».
Картинки мелькают перед глазами разноцветным калейдоскоп. Боль напоминает о том, что я всё ещё там – рядом с Шоу, туманный голос которого пытается пробиться в моё сознание… И это может длиться часами. Долгими, безумными часами. Лица заблудших мелькают перед глазами размазанными пятнами, затем я пожираю их энергию, уничтожаю тела и отправляюсь на поиски новой души, нового «дома». Это – цена моего спасения. Это – цена моей слабости. Эта – расплата за то, что не могу справиться с проклятием собственными силами. И ещё… этому нет объяснения. Ни у кого.
Это продолжается до бесконечности, а я терплю, стиснув зубы. Жду, когда всё закончится. Просто мирюсь с этим… пока не вижу его.
Проводник с белыми, как снег волосами стоит на узкой лесной просеке и смотрит на то, что я есть теперь. Не знаю, что я из себя представляю, но Рэйвен видит меня, смотрит на меня в упор. Он выглядит задумчиво, слегка настороженно, но до безобразия уверенно в себе.
Недалеко от него на земле лежит дробовик, а рядом с оружием – два мёртвых тела. Больше ничего не успеваю рассмотреть, потому что срываюсь с места и мчусь в сторону проводника, готовая обосноваться в его теле.
Что-то во мне пытается найти способ остановиться, но это лишено смысла. Здесь, я просто вижу. Здесь, не управляю происходящим.
Рэйвен даже не вздрагивает, когда я, как острый клинок вонзаюсь в его грудь, пожираю, захватываю его тело, душу… О, да, его душа бесподобна – так я чувствую. Мне комфортно в нём и я могу назвать это чувство блаженной эйфорией, пока новая вспышка боли, такой сильной и такой ослепительной не ударяет по мне подобно небесной молнии. И я кричу. На этот раз действительно кричу. Эта боль ужасна. Эта боль нестерпима, она убивает меня, разрушает не только тело, но и разум, все чувства, все эмоции и даже мысли. Эта боль превращает меня в ничто.
Не знаю, что произошло дальше. Всё, что вижу в следующее мгновение – тело Рэйвена кусками разбросанное по лесной просеке. Всё, что чувствую – дикий страх и желание убраться подальше и как можно скорее.
***
– Катари!
Мои веки, наконец, распахиваются и первое, что вижу, это двоящееся перед глазами лицо Шоу.
– Что за чёрт?.. – тихий голос Сони проплывает над головой, а следом доносится чей-то протяжный свист: видимо Джака я особо повеселила.
Пытаюсь подняться, тут же жалею об этом и падаю на пол. На пол?..
Оглядываюсь. Мы больше не в лесу. Это место напоминает заброшенный деревянный дом со стойким запахом плесени и задёрнутыми на окнах грязно-жёлтыми занавесками. Из мебели – массивный стол по центру помещения и парочка стульев вокруг. Несколько коек у стены заваленных невзрачным тряпьём, газовая плитка на столике у раковины, стопки жестяной посуды на подвесной полке и чайник с продавленным боком. А
