останавливает? Мы…
— Я чувствую, что эта история должна закончиться здесь. И сейчас. Я разделю судьбу этого Храма, Шаази.
Даймоний усмехнулся, отстранился и снова заговорил спокойно и вежливо.
— И вы верите, моя госпожа, что есть вещи, ради которых стоит умереть?
— Если веришь в них? Несомненно.
— Что же, значит, этому рассвету быть нашим последним.
— Я говорила только о себе, мой друг. Не о тебе. Я ни за что на этом свете не заставлю тебя разделить эту участь со мной.
— Не заставите? Возможно. Но не только у вас есть вещи, за которые вы готовы прекратить существование… Хотя раньше я и не думал, что у меня могут появиться такие вещи. Но эта жизнь полна неожиданностей, не так ли?
Она с усмешкой покачала головой.
— В твоих устах это ценнее тысячи пылких признаний.
— О, я не мог бы признаться в том, на что не способен по определению, моя госпожа.
Она рассмеялась.
— Не способен… Мне доводилось читать, что у воплощённых даймониев нет души, чувств и воли. И это утверждение всегда казалось абсурдным, глядя на тебя, мой драгоценный. Но из всего, что мне доводилось слышать от тебя и прочих, одному я верю безоговорочно: тебе дана только одна жизнь. Очень, почти бесконечно длинная, если верно ею распорядиться, но — всего лишь одна… В отличие от нас, людей. Ты сам рассказывал мне однажды: мы наделены сомнительным даром ходить по кругу, ошибаться и возрождаться, повторять одни и те же ошибки до тех пор, пока все фрагменты не станут на место, до тех пор, пока каждый из нас не посмотрит в глаза себе самому и своей подлинной судьбе. Верно ли это?
— Верно.
— Верно… Значит, я надеюсь встретиться с тобой в будущем, где наука рано или поздно победит глупость, где люди перестанут сжигать книги и храмы, где будут уважать чужое право на знания и чужую веру…
— Это значит — никогда. Потому что, сколько бы времени ни прошло, люди всегда останутся людьми. Они будут сжигать книги и храмы, отрицать чужие права на знания и веру, выбирать глупость и суеверия вместо науки. Они не изменятся.
— Увидим. В любом случае, даже если я не вспомню тебя, мой дражайший, знай, что моя душа ждёт твою. Никогда не сомневайся в этом. И в лучшие времена, дарованные богами, я смогу увидеть с тобой будущий мир и быть для тебя… как знать. Для вечного смертный едва ли может значить много. Однако, найди меня в любом случае. Можешь дать мне это?
— Вне единого сомнения. Это я сделал бы безо всяких просьб с вашей стороны.
— Вот и хорошо. Улетай теперь. Принимай форму ибиса, лети над морем и не оглядывайся. Тебе опасно оставаться в городе и даже пересекать стены: вне сомнений, они принесут с собой артефакты, способные пленить и уничтожить тебя. Говорят, они даже как-то сумели заполучить то самое кольцо…
— Невозможно.
— Как знать. Я не желаю проверять ценою тебя. Улетай и не медли. Они уже близко.
— Простите, госпожа. Я не улечу без вас.
Она прикрыла глаза и опустила голову. Она так делала всегда, когда ей нужно было на что-то решиться, и он понял ещё до того, как она заговорила.
— Что же, я это предвидела. Но ото всей души надеялась, что мы не закончим историю так. Однако… Шаази. Я не пользовалась этим правом с тех самых пор, как впервые призвала тебя, попросив рассказать о природе дождя. Однако теперь… Услышь мой приказ, даймон. Услышь его… и повинуйся ему безоговорочно.
Он медленно повернулся к ней.
— Это предательство, моя госпожа.
— Бывают моменты, когда предать — единственный способ остаться верным. А теперь не заставляй меня повторять приказ ещё раз: мне ли не знать, что это причиняет боль. Улетай.
*
— Услышь мой приказ, ангел, и повинуйся ему, — сказал я, получив в ответ полный ненависти взгляд.
Вы никогда не задумывались о том, что жизнь порой бывает потрясающе ироничной сукой? Я вот задумываюсь каждый день, но особенно — в последнее время.
Разумеется, мы должны были оказаться посреди Сахары. Где ещё, право слово? Ночь, контуры огромных масс песка, изморось — и мы двое, как будто единственные в этом мире теней, мёртвого лунного света и холода.
И я вынужден был признать, что здесь и сейчас не готов смотреть на “Стандартное обличье номер 5”.
— Я приказываю тебе принять свою основную форму.
Я догадывался, но всё равно почти вздрогнул, когда передо мной предстала смуглая черноглазая женщина лет тридцати с копной чёрных волос и роскошными крыльями.
Сокол. Предсказуемо, что уж. И это лицо… тоже следовало ожидать.
— Так вот ты какая, ангел, — протянул я, медленно обходя посланницу по кругу. — Выглядит не так безобидно, как стандартное обличье номер пять. Я бы сказал, мне досталась в подарок красивая игрушка.
Она пренебрежительно скривила губы.
— Паладины поймают тебя, демон. Они не оставят тебя в покое.
— Ага, не оставят, — усмехнулся я. — Эти такие. Но знаешь, на фоне всего, что случилось сегодня, это даже не самое паршивое. Знаешь ли, на работе трудный выдался денёк.
— Я должна тебе посочувствовать? Ты правда так считаешь?
— Почему бы и не да? Я хочу, чтобы меня пожалели… Но к этому вопросу мы ещё вернёмся. Попозже. А пока у меня для тебя есть приказ, ангел. Повинуйся ему. Итак, ты должна отвечать мне правду и ничего кроме неё.
— Ты путаешь меня с демоническим отродьем, — ответила она высокомерно, — мне не нужны дополнительные приказы, чтобы быть подлинной с собой и другими…
— О, давай хоть между собой обойдёмся без пропаганды? Лучше отвечай на мои вопросы. Твой ранг, для начала?
У, какой взгляд… Даже интересно, что именно она сделала бы со мной, если бы смогла.
— Хранитель категории три.
— Значит, защищаешь мир от козней тёмных сил? Иронично.
— Что ироничного ты видишь в этом? Вещи вроде тех, что происходили в том освернённом храме, нужно останавливать.
— Да-да, конечно. Кстати, очень хорошо, что ты заговорила про храм, потому что у меня вопрос: а как ты собиралась выбираться?
— Прости?
— Прощение — не моя стезя. Так что там с планом? Как ты собиралась выбираться с этой
