Стянув бесболку и сдвинув солнечные очки на лоб, я стояла неподалёку и обмахивалась кепкой словно опахалом. Наконец, перестав мучиться от жары, я расслабилась, беззаботно курсируя из отдела в отдел и совсем не смотря по сторонам.
Я поняла, что что-то не так, только войдя в подъезд и сопя от напряжения, поднявшись на второй этаж. Множество забитых доверху пакетов разве что не свисали с ушей, заставляя сосредоточить все силы на том, чтобы поскорее добраться до квартиры. Потому резкий толчок в спину, который практически прибил меня к стене лестничной клетки, оказался полной неожиданностью. Я только ахнула, придавленная кем-то сверху, и хаотично задергалась, пытаясь увернуться от нагло зашаривших по телу рук.
— Сука, как же я тебя хочу, — забормотал срывающимся от нетерпения голосом кто-то за спиной, лихорадочно задирая подол сарафана.
Я в панике задергалась ещё более отчаянно, но неопознанный урод так навалился на меня, что я лишь оцарапала щеку о шероховатый выступ неровно покрашенной стены.
— Ну? Чего ты там возишься?! У меня уже яйца посинели. Давай быстрее, а то кто-нибудь пойдет. Я тоже хочу успеть засадить.
Поняв, что нападавших как минимум двое, я оцепенела от ужаса, а затем в голове словно что-то щелкнуло, и я почувствовала внезапный прилив сил. Уперевшись руками в стену, оттолкнула спиной насильника и, извернувшись, попыталась броситься вниз по лестнице, спотыкаясь о рассыпавшиеся под ноги продукты. Меня как кипятком ошпарило, едва я наткнулась на растерянный взгляд одного из нападавших, выскочившего наперерез. Им оказался худой и долговязый с выпирающим кадыком и водянистым цветом каких-то шальных глаз парень. Он меньше всего походил на того, кто бы мог отважиться на столь мерзкое и жестокое деяние. Самое ужасное, что я узнала его. Парень учился в местном колледже и жил в соседнем высотном доме. Он стоял, перегородив мне путь и, кажется, не знал, что ему делать. Я резко обернулась, столкнувшись взглядом с еще одним своим знакомым. Очередной недоботаник среднего роста, но куда более крепкий и плечистый, явно склонный к полноте и прыщам. Парня, кажется, звали Гриша, и все, кто его знал, утверждали, что кроме компьютера и фастфуда Гришу ничего не интересовало.
Мы таращились друг на друга в тупом недоумении, тяжело дыша и боясь шелохнуться.
— Вы что, с ума сошли? — тихо, почти шепотом, выдавила я из себя в надежде, что у парней прояснится в мозгах и они оставят меня в покое.
Но с моим голосом явно было что-то не так. Едва я заговорила, как взгляд их ещё больше остекленел, а затем вдруг вспыхнул таким яростным животным вожделением, какое, должно быть, встречается только у больных бешенством зверей. Их затрясло крупной дрожью, а в уголках губ проступила пена. Больше всего они напоминали сейчас зомби, одержимых единственной целью — утолить терзающий их плотский голод.
Понимая, что спастись едва ли есть возможность, я снова было метнулась вниз, но едва насильники поспешили наперехват, резко изменила направление и побежала вверх, по крутым ступеням, попутно давя в себе инстинкт позвать кого-нибудь на помощь. За спиной слышались мат и неслаженный топот быстро приближающихся преследователей. Было так страшно, что в какой-то момент горло сдавил спазм, и я смогла только с хрипом втягивать в легкие воздух, заставляя себя не сдаваться и бежать еще быстрее.
Наш девятиэтажный дом заканчивался техническим полуэтажом с закрытой на навесной замок дверью, которая вела на чердак, а затем и на крышу. Здесь всегда было темно и пахло застоявшейся водой. Вцепившись руками в перила, я в ужасе таращилась в темноту, понимая, что бежать дальше некуда. Болезненно заныло плечо, когда холодная, словно кусок льда, рука сдавила его, попутно захватив тонкую бретель сарафана и начав остервенело дергать, в конечном итоге порвав. Я рефлекторно попыталась удержать начавшую сползать с груди ткань, но от толчка в спину упала на ступени, сильно ударившись. Попыталась подняться, но уроды снова толкнули меня и, схватив за ноги, слаженно потащили вниз, прямо по обшарпанной лестнице.
Неожиданно все прекратилось. Игнорируя боль, я встала, попутно удивляясь, почему на лестничной клетке вдруг наступили сумерки? Липкий серый дым, как туман или дыхание пожара, поднимался от пола и мягко обволакивал пространство. Он оказался довольно плотным и сильно снижал видимость. Впереди я различила лишь три силуэта. Один — двухметровый и широкоплечий, с развевающимся будто на ветру плащом, и двое разного роста, но одинаково сутулых, застывших в испуганном напряжении.
— Нет! — только и успела я выдохнуть, на долю секунды опоздав с осознанием.
На пол бесшумно осыпались две кучки пепла. Липкий серый дым стал таять, унося с собой даже эти скудные следы чужой оборванной жизни. Безымянный обернулся и внимательно посмотрел на меня.
— Нет, не может быть, — снова прошептала я, пытаясь осмыслить произошедшее и все еще надеясь на обратимость случившегося. — Что… что ты с ними сделал?
— Ты знаешь, — в полном спокойствии, ничем не проявляя и малейшего душевного волнения, ответил сид.
— Ты что, в самом деле их убил?
— Обернул тленом. Тлен к тлену, пепел к пеплу — как любят говорить ваши жрецы.
— Но зачем?! — поразилась я бессмысленной жестокости. — Разве ты не мог их на время вырубить? Или просто прогнать?!
— Пойдем, — не спеша с ответом, Безымянный взял меня за руку и повел наверх, в самую тьму последнего технического полуэтажа.
Едва я хотела возмутиться этому абсурдному действию, как мы словно нырнули в какую-то черную дыру, заполненную невидимой ватой. А в следующее мгновение впереди открылась дверь и мы оказались в прихожей нашей с мамой скромной квартирки.
Облегчение затопило меня. Простая уютная обстановка и знакомые ароматы дома на мгновение обняли теплым коконом. Жаль, привычная безопасность родных стен была всего лишь иллюзией. Ужас свершившегося снова застучал в висках, когда, ринувшись на кухню за стаканом воды, я увидела аккуратно сложенные на столе продукты. Те самые, что рассыпались в пылу борьбы по парадной…
— Ты что, успел подобрать и сложить покупки, пока меня там наверху пытались изнасиловать?! — Я не верила собственным глазам.
«А как же все эти громкие клятвы и узы долга, которые якобы связали нас?» Мне хотелось швырнуть этот упрек в лицо невозмутимого сида, но я сдержалась, с надеждой ожидая хоть какого-то внятного пояснения.
— Страх — лучший способ заставить проявиться скрытый резерв, — внося еще большую сумятицу, ответил высший.
— Что за чушь? — вскричала я, чувствуя что еще немного и скачусь в уродливую истерику.
Руки мои тряслись и я сжала их в кулаки, пытаясь остановить беспрестанную внутреннюю дрожь.
— Сядь, — приказал сид и я, к своему удивлению, послушно уселась на табуретку. — Если ты до сих пор не заметила, то ты меняешься. Слишком быстро для мира людей, но слишком медленно для мира фейри.
— Но ведь это не навсегда. Эфаир сказал, что со временем кровь уснет, я все забуду, а следы исчезнут.
— Так должно было случиться, но не случилось. Обычное дело для пронизанного чарами Инмира. С сидами никогда нельзя быть уверенным, что все пойдет так, как ожидается, однако ты даже не полукровка. Шансов у избранной жертвы Инмира пережить встречу с обезумевшими от плотского голода Высшими не было никаких. И все же, каким-то образом ты осталась жива и даже сохранила разум. Никто не объяснил тебе, но та ночь, когда гвардейцы Умбрии пришли забрать твою невинность, была Ночью священной жертвы. На заре времен, завеса между миром смертных и миром Высоких холмов была условна. Все сиды — и Высшие, и простокровные фейри — свободно путешествовали через грань и всюду утверждали свои главенство и силу. Если бы так и продолжалось, человеческая цивилизация никогда бы не достигла своего расцвета. Мы бы просто не позволили людям вылезти из своих пещер. В самой сути каждого фейца лежит ненасытность к власти, магии и наслаждениям. Любая умеренность противоестественна для нас. По этой причине, едва баланс меж мирами был окончательно нарушен, Колыбель Инмира явила всеединый закон «Основы» и его божественных хранителей — Манадос, беспристрастных судей и вершителей. Завеса между Землей и Инмиром на долгие столетия стала практически непроницаема, подарив человечеству столь необходимый шанс на развитие. Затем, сильнейшие из нас нашли способы вскрывать прорехи и бродить неузнанными меж смертных, за давностью лет почти утративших знания о фейцах. И вновь вмешались хранители. Дабы вернуть завесе исчезающую прочность, они отмерили промежуток в триста лет и выбрали ночь, когда всякий, в достаточной мере сильный сид, невзирая на свое происхождение, может беспрепятственно покинуть Инмир и, ведомый Чарами, собрать с человечества дань по праву сильного.
