Потому что чувство эгоизма и страх боли не позволял отпустить ту душу, что давно не принадлежала этому Миру.
Слезы катились по щекам Анны, пока она пыталась подобрать слова. Вся уверенность в том, что она поступает правильно, испарялась с каждым рваным шагом Вигмара. сейчас ей просто хотелось провалиться под землю и больше никогда не видеть отца таким.
— Анна, — Вигмар резко сел на кровать, отчего Анна даже отшатнулась, но отец быстро коснулся ее щек своими ладонями, — дочка, поговори со мной.
Анна встретилась взглядом с отцом и тут же задохнулась в нахлынувших на ее эмоциях. Все сомнения и оправдания ушли на задний план. Она переступила черту. Ту самую, что будет теперь мучать ее. Сейчас это было ясно, как никогда.
— Она бы умерла в тот день, — Анна судорожно облизнула губы и зажмурилась, размазывая слезы, что тут же стекали вниз, утопая в ладонях Вигмара, — год назад. Она бы умерла, отец. Я все подготовила, как и положено, тогда. Перед тем как уйти из дома. Я была готова, правда, — не в силах больше говорить, Анна всхлипнула и бросилась на шею отцу, вжимаясь носом в его грудь.
Все будет хорошо. Ничего не поправимого не произошло. Ее отец поможет. Он всегда находил решение и найдет снова. Да, черта — это начало конца. Но он точно что-то придумает. Анна прижалась сильнее, пытаясь пропитаться чувством спокойствия. Она искала ту силу и опору, что была ей хорошо знакома.
Но ослабевшее тело матери, что так и мелькало перед боковым зрением, больно ужалило сомнением. Анна знала, что это не она это думает, но уже нельзя исправить. Она пустила эти щупальца в свою жизнь.
— Ты же помнишь, как мама рассказывала тебе? — поглаживая волосы Анны, спросил Вигмар, пряча судорожный вздох, что образовал в его сердце огромную зияющую дыру, — Когда на землю ступил первый человек, оказался он хрупок и не готов к испытаниям, что предстали перед ним. Но при этом силен волей и разумом. Испокон веков и были силы светлые, что должны были поддерживать и помогать всему живому. От их прикосновений…
— … Расцветали цветы, а дыхание жизни приходило в самые забытые места, — онемевшими губами продолжила Анна, глотая горькие слезы, — могли они сам воздух использовать во благо, а темное оборачивать светлым. В год, когда рождалось больше светлых — силы у каждой было меньше, а когда совсем мало оставалось хранительниц жизненных тайн — больше. Они должны были удерживать баланс и помогать человеку созданному. Подобно ему, сотворены они были по образу и подобию, но прикосновения их не только теплом отдавались. Сама жизнь текла по их венам, даруя силу могущественную, соизмеримую ответственности их, — Анна запнулась, а Вигмар поудобнее перехватил дочь, усаживая на коленях.
Наверное то, что он мог жить рядом с могущественной ведьмой, на самом деле не имело никакого секрета. Он просто любил их. Свою жену и дочь. И воспринимал их так. Когда у них что-то получалось — радовался. Нет — расстраивался. Если для кого-то были важны оценки детей, то для него и радостно было, когда Идонея показывала первый приготовленный Анной отвар. Да, они были не такие, как все, но для него — самые обычные. Они были его семьей. И сейчас его семье, как никогда, нужна защита, которую на себя пыталась взвалить совсем юная девушка, допустив катастрофическую ошибку.
Вигмар чувствовал, что пальцы Анны скользят по его шеи из-за пробившего его пота, но не дернулся. Это не должно иметь значения. Если он уверен — значит Анна почувствует это. Не примет это за волнение, а поймет, что просто жарко. Ей нужна была опора.
Его критичною ошибкой стало безучастие. Вигмар чуть собственными руками не убил свою старшую дочь. Важнее этого ничего не могло быть сейчас.
— Но и тьма не могла оставить этого без ответа, — неумолимо начал Вигмар, а Анна кивнула, не пытаясь даже открыть рот, — но не было сил у нее на создание. Тьма была хитра — как и всегда, она поступила хитро и подло. Любой светлый поступок с изменением мотивации и переусердствованием она с легкостью превращала в грех: утоление чувства голода — в чревоугодие, любовь — в страсть, желание защитить — в убийство, веру в себя и свои силы — в гордыню. И в этот раз она решила поступить так же. Стоило только светлому хранителю перейти черту, что никто не видел и не знал, но мог почувствовать, поняв, насколько сильно это пошатнет баланс, как он получал яд тьмы. И был выход у светлого: или через мучения и страдания сопротивляться яду, отказавшись от всей свои силы и живя, как обычный человек, или питать требующий новой и новой силы потребитель светлой энергии хранителя. Черная магия множила черную магию, лишая рассудка и ощущения реальности, превращая светлых хранителей — в темных. Так и появилось противостояние сил света и тьмы, ведь объем сил всегда одинаков и делится на всех живущих ныне хранитель, будь они нынешними или уже темными.
Анна закивала, осторожно отстранившись от отца.
— Ты же понимаешь, что должна сделать?
Анна кивнула, сжав в кулак кругленький оберег, что валялся около ее ноги.
— Мама была отравлена слишком сильно. Я просто питала разросшуюся тьму внутри нее, поддерживая жизнь, — моргнула Анна, пытаясь отойти от главного, но тут же прикусила язык, — я отпущу ее. Прямо сейчас перестану питать, так что тебе лучше с ней попрощаться, — Анна сглотнула собравшийся ком и подскочила на ноги, давясь слезами, — напоследок мне придется немного потрудиться, Норман хотел ее исповеди, так что прости, отец, но сегодня тьма получит свое. Но я обещаю — больше такого не будет.
Убийца.
Парапсихолог, отойдя от первого шока, то и дело бросал любопытный взгляд на Анну, но та словно и не замечала. “Доктор”, несомненно, уже полностью забыл о своем “пациенте”. Осторожно усевшись на краешек стула, она сложила руки на коленях, всей позой своей выражая смирение. Удерживая завернутый в полотенце лед на переносице, я шмыгал носом, стараясь погрузиться в реальность.
Может быть я все же сошел с ума?
— А как вы? — начал было парапсихолог, с открытым ртом разглядывая Анну, но тут же осекся, комкая в руках свою визитку, — Меня зовут Вениамин Карлович, я специалист по реинкарнации. С легкостью могу рассказать о вашей прошлой жизни…
На лицо Анны опустилась тень. Уголки ее губ опустились, а горло нервно дернулось. Подняв руку, Анна растерла шею и поморщилась.
— Я и сама могу, — грустно прошептала она, сжимая в пальцах какой-то камень.
Почему он привлек мое внимание? Неровный и шершавый, он слегка блестел, когда Анна поворачивала его.
— Простите мое любопытство, — не смог все же сдержать себя парапсихолог, что за свое имя тут же прочно засел в моей голове, как “Веня”, - вы же та, ммм, девушка, которую Марк Алексеевич думает, что убил в прошлой жизни?
Он не дожидается ответа. Подскакивает со своего места, и начинает быстро распахивать двери новомодных панелей в стиле “минимализм”. На пол сыплются книги, одна за одной, со стуком раскрываясь.
— Это же невероятно, — периодически восклицает он, а Анна мельком смотрит на меня и снова утыкается взглядом в пол, — уникально!
Веня слишком увлечен и кажется совсем перестал замечать нас. Это ощущается на каком-то ментальном уровне. Мы словно остались вдвоем. Неловкая тишина повисла в воздухе, не давая собраться с мыслями.
И все же один вопрос снова и снова выплывал на поверхность, не давая покоя.
— Зачем ты вытащила меня? — решаюсь я, убирая уже начавшее промокать полотенце.
Я не понимаю, как это возможно. За несколько дней я видел эту девушку множество раз и каждый — она разная. Кардинально не похожая сама на себя. Реальность словно раздваивается с того дня, как я встретил Анну. Все, что было правдой до того момента вдруг подверглось сомнению. Все, что произошло после — похоже на один сплошной обман, но понять, где ложь, а где истина я просто не могу.
Я не понимаю, кто передо мной.
