Держать его на сонных травах стало бы преступлением.
Отнять у него последние дни стало бы преступлением.
Монти шевельнулся во сне, губы едва заметно изогнулись, он прошептал почти неслышное, невесомое: «Фрея, не прыгай».
Я вздрогнула всем телом, как от удара. Знала, что ему снилось. Старое, давно забытое развлечение из детства, игра в догонялки. Мне всегда хотелось не просто поймать его, но и повалить на землю. Доказать, что я победитель, что я сильней, а он не признавал поражений, только кричал — «Фрея, не прыгай на меня, все локти разодрал», — и показывал мне кровавые ссадины. Мама, высунувшись в окно, ругалась за то, что снова рвали одежду. Пахло весной, а душу заполняло нехитрое детское счастье.
Мои пальцы разжались, рука в кармане выпустила бутылёк, так и не вытащила его наружу. У Монти не было времени, но это не давало мне права пробовать на нём зелья чужака, колдун он или нет на самом деле. Не давало права лишить брата последних дней. Мы с ним были одной крови, почти одной, отец у меня другой, но отчего-то я совсем не переживала, что Монти лекарство не подойдёт, мы ведь похожи, как две половинки. Я боялась лишь, что это мог оказаться яд. Что чужак решил гнусно подшутить надо мной, чтобы не заявилась просить в третий раз.
Выясню, как оно действует — действует ли — и вернусь.
Чужак мне ничего не расскажет, в этом я была твёрдо уверена. Он делал и говорил только то, что хотел сам, то, что приносило ему пользу, а я ничего не могла ему предложить. Не представляла, что на самом деле могло понадобиться ему в Хюрбене, но чувствовала, что деньгами он бы точно не заинтересовался, да и не успела я скопить богатств за свою короткую жизнь. У меня был кинжал, который мне не принадлежал, но чужак не взял его сегодня, хотя захоти он присвоить вещицу — ни я, ни Арни не стали бы возмущаться. А может и вовсе — не заметили бы пропажи, так ловко и быстро кинжал перемещался из моих рук к чужаку и обратно.
— Прости, ошиблась, — я развернулась к Альбе и крепко обняла её. — Не могу помочь.
Она безмолвно проводила меня удивлённым взглядом.
До знахаркиного домика я всё-таки дошла, не могла не проверить. В окнах было темно, а трогать дверь — больно. Я покричала, позвала чужака, но никто не ответил.
Зато в моем собственном жилище ожидал неприятный сюрприз, я с порога поняла, что внутри кто-то побывал. Не потрудился закрыть дверь поплотнее, комната промёрзла, но даже такой сильный сквозняк не смог избавить её от приторного запаха сиреневых цветов. Все мои вещи лежали на местах, а ничего нового не появилось, я несколько раз обыскала дом, чтобы убедиться. Вот ведь как чувствовала, там на дороге, что пришёл чужак отсюда. Интуиция меня подводила редко, жаль, что и срабатывала не часто.
Я поставила бутылёк на стол, уселась на лежанку и уставилась на него, пыталась уничтожить взглядом, но он упорно никуда не пропадал. В окно глядела ещё почти полная, едва начавшая сдуваться луна, её свет ровно ложился на стол, но не проникал сквозь жидкость в бутыльке, от него ко мне, как лапа монстра, протянулась длинная тень.
Встряхнувшись, я быстро нацарапала записку, босиком выбежала во двор. Ноги почти не ощущали холода. Подсунула её под коврик на соседнем крыльце. Найдут записку только утром, когда тётушка-чистюля выйдет приводить ступени в приличный вид, счищать принесённые ветром за ночь листья и крошки. Успею забрать, если не пригодится. Успокаивало то, что, если со мной что-то случится, Монти об этом уже не узнает. Значит, не будет переживать.
«Никого не винить, убийцу не искать».
Я вернулась домой, открыла бутылёк, принюхалась, словно надеялась по запаху узнать, что там внутри. Не пахло ничем. Точно не травы, по ним хоть как-то можно угадать состав. Я зажмурилась и сделала один глоток.
Глава 8
Солнце во всю заливало комнату ярким светом, из окна проникал по-летнему тёплый воздух, последний привет уходящего сезона, а от двери доносилась возня, которую я хорошо слышала через всю комнату и сени…
Я вскочила с лежанки, схватила пустой бутылёк, который всю ночь пролежал рядом со мной на подушке, и швырнула его подальше под стол. Он покатился с предательски громким звоном, шум за дверью на пару секунд прекратился, а затем возобновился с новой силой, как будто у взломщика прибавилось азарта и мотивации. С мысленными проклятиями я принялась стаскивать с себя одежду, путаясь в юбках. Стоило раздеться ещё вчера, перед тем как глотать эту дрянь, а я до самого конца не верила, что жидкость чужака сделает хоть что-нибудь. Водички попью и спать, в худшем случае живот под утро заноет. Теперь проблема стала гораздо серьёзнее — не хватало ещё, чтобы тётушка застала меня в таком виде, сразу поймёт, что не раздевалась я со вчерашнего дня, а может и дома не ночевала, а может… Тьфу! На щеке у меня красовался отпечаток складки на подушке, пропустить такой «рубец» даже без зеркала было невозможно. Я старательно потёрла его рукой, но он не желал так легко меня покидать, только добавлял особую интригу к предстоящему рассказу о моих ночных приключениях. Позор неумолимо приближался, к тому же совершенно незаслуженный.
Дверь открылась в ту секунду, когда я наконец справилась с одеждой, но забраться под покрывала не успела, так и осталась стоять в одной рубашке посреди комнаты, покачиваясь на босых ногах. Поправила вчерашний грязный платок на ладони, всяко лучше, чем ничего, сорвала с волос заколку и сунула под подушку. Хвост сохранял форму и без неё, а пушить было некогда. Взгляд скользнул по лежанке, и я схватила кинжал, который тоже ночевал рядом со мной. Ядовито подумала, что в моей постели и правда сегодня было не протолкнуться. В сенях появилась знакомая фигура, и я спрятала кинжал за спину, так и не успела избавиться от него.
— Фрея! — воскликнула тётушка с порога, сложила руки на груди и нависла надо мной пухленькой, но совершенно неодолимой скалой. От неё пахло рыбой, на переднике прилипла чешуя в бежевых разводах.
— Похоже, на обед будет уха, — ляпнула я, вместо приветствия. Желудок отозвался предвкушающим урчанием, хотя мы оба знали, что если нам что-то и останется, то это будет один бульон. Хорошую рыбу в Хюрбен привозили редко — слишком далеко от тракта, слишком большой риск, что она испортится по дороге. Если вовремя не удастся кому-то продать, то потеря окажется полной, не говоря уже о расходах торговца на еду и трактир в нашем болоте. Речка у нас была, на ней стояла старая мельница, а в солнечный день распевали песни лягушки. Кроме них да комаров, никто там больше не плодился. Мелочь вроде Арни вообще не знала, какой у рыбы вкус.
Тётушка остановилась передо мной, я явно ошарашила её своим замечанием. По крайней мере точно сбила с мысли. Ненадолго. В пальцах у неё виднелась моя записка, а выражение лица тётушки без слов сообщало всё, что мне следовало сейчас знать, и хорошего там содержалось маловато.
— Это что? — воскликнула она на всю комнату, чем только дала мне понять, как сильно у меня раскалывалась голова.
— Проспала, — оправдалась я с честностью пьянчуги, которого поймали за попыткой скрыть от жены заначку. Еле удержалась, чтобы не развести руками, вовремя вспомнила про кинжал.
— Нет, вот это что?
Тётушка потрясла запиской у меня перед носом.
— А что это? — с живостью удивилась я и вытянулась, стараясь рассмотреть получше, показать всю заинтересованность, на которую ещё была способна.
— Фрея! Что это за дела, я тебя спрашиваю? Какие убийцы? Ты чего меня пугать вздумала?
— Первый раз вижу, — поморгала я предельно честными глазами.
Судя по выражению лица тётушки, очень убедительно не вышло. Я поморщила нос. Чего это она вообще так всполошилась, ей же лучше, пристрой быстрее бы освободился…
— А почерк твой! — Тётушка едва не перешла на визг. — Что это за шутки такие ты устраиваешь моему больному сердцу? Я тебя не кормлю? Я о тебе не забочусь? Я тебе жениха не ищу?
Вот с последним можно было бы и не напрягаться, подумала я и выхватила у неё записку. Прочитала по одной букве, тщательно рассматривая завитушки на них, оттягивала время, но гениальных идей в голову не приходило, а кинжал во второй руке казался потяжелевшим и ледяным, неприятно прислонялся к спине. Он словно живой старался как можно сильнее задеть мою совесть.
