— Ты понимаешь это?
— Да, Учитель.
— И в то же время, отправляясь на Крышу — они могут погибнуть.
— Да, учитель. Я это понимаю, но в Городе у Изгоев не растут Крылья, даже, если они просыпаются.
— Для того, чтобы, у Изгоя выросли Крылья, кроме Тепла, нужно еще и Небо.
— Я понимаю. — Прошептал Ландгрувер. — Но, пусть они решают сами.
— Они молоды и глупы! — Уиллисис в праведном гневе даже стал чуточку выше. — Если не будет Тепла у Самсона, то Город потеряет их обоих!
— Учитель! — Ландгрувер бесстрашно привстал на своем стульчике. — Самсон холоден, но он проснется. Я знаю! Он честен и упрям. Он пошел за Тимом, хотя его никто об этом не просил. Он отдал Вере свою воду и свою еду. Если бы он спал, то не сделал бы этого. Холодный разум заставил бы его вернуться в Город и бросить их на верхних уровнях.
Уиллисис подошел к Ландгруверу и приподнял его лицо за подбородок так чтобы видеть глаза. Их взгляды их мысли их чувства встретились, переплелись.
— Уверен ли ты, Ландгрувер? Младший Храмовник и мой сын. — Пульсировало в мозгу Ландгрувера. — Уверен ли ты в том, что Самсон проснется? Он должен проснуться до того как увидит Небо. Ты это понимаешь?
— Понимаю…
— Хороших поступков недостаточно для того, чтобы знать наверняка есть ли в его груди Тепло, есть ли в его сердце Свет.
— Но… Отец. Может быть, я плохо его слушал? Может быть, с твоей помощью, я смогу отыскать у Самсона Тепло, и тогда нам не придется возвращать их обратно? — Уиллисис отвел взгляд. Минуту думал, потом снова обратился к сыну.
— Сколько у них еды и воды? — Ландгрувер встал со стульчика и выпрямил спину.
Он был достаточно высок, чтобы смотреть высшему Храмовнику в глаза без подобострастия.
— Тим был запасливым Изгоем. Они могут без труда вернуться в Город, если пожелают. Самсон хорошо знает эти уровни. Он хороший проводник и замечательный следопыт. Вероника не станет ему обузой.
— Путь они вернуться, младший. Они уйдут на Крышу в следующем году. Вероника к тому времени окрепнет, оправится от болезни. Возможно, за это время Самсон проснется и у него появится Тепло.
— Самсон не проснется, учитель. — Качнул головой Ландгрувер. — Он не проснется в Городе. Ему уже двадцать три года. Он еще ни разу не просыпался.
— Для того, чтобы появилось Тепло — ему нужна Дорога, Мечта, Вера. Его гнетет Город. Он не находит в нем себе места.
— Как и любого из Изгоев, младший. Им не должно быть в Городе хорошо. Их не должны любить здесь. Не должны! Как только у них пропадет желание иметь Крылья — Город погибнет!
— Почему? — Ландгрувер, похоже, был по-настоящему удивлен.
— Я и так сказал тебе слишком много, сын. — Уиллисис устало присел на свой маленький трон. Нежно погладил замысловатый сосуд со Светляками. Те ответили ему радостными оранжевыми искрами.
— Давай дадим им день. Если Самсон проснется, мы не будем уговаривать их вернуться в Город. Идти им на Крышу или нет, они будут решать сами. Если завтра ты… — Он указал длинным корявым пальцем Ландгруверу в грудь. — Не увидишь в его груди Тепла, то мы приложим все усилия для того, чтобы они вернулись. Это приказ Королевы.
— Я поручусь! — Звенящим голосом проговорил Ландгрувер. — Я готов поручиться за Самсона! — Пальцы Уиллисиса, на пузыре со Светляками, дрогнули.
Он повернул морщинистое лицо так, чтобы видеть сына. — Твоя жизнь против того проснется Самсон или нет — слишком большая цена.
— Но, я готов! — Ландгрувер стоял навытяжку перед троном верховного Храмовника и, кусая губы, смотрел ему в глаза. Смотрел, не отводя взгляда.
Но, я не готов, Ландгрувер. — Уиллисис качнул головой.
Я в своем праве, отец.
— Нет…
— Ты не имеешь права мне запретить. Я могу сам. Я смогу сам поручится перед Династами за Самсона.
— Хорошо, Ландгрувер, младший храмовник, ученик и сын. Если завтра ты не увидишь в груди Самсона Тепла, то мы поговорим о твоем Поручительстве. Ты согласен?
— Да…
— Ждем?
— Хорошо, отец.
# # #
— Самсо-о-он… — Это уже из яви. — Самсо-ончик… Самсон! — Я открыл глаза, и едва не рухнул с нар. Стойка больно ударила в надбровье.
Слепо шаря вокруг руками, я попытался сообразить — где нахожусь.
— Кто здесь? — Меня обступила темень, лишь, где то далеко-далеко теплился неяркий в сеточку огонек.
— Самсончик, ну как тебе не стыдно. — Раздался знакомый голос. — Я тебя зову-зову. А ты все спишь и спишь. — Это Вероника. — Сообразил я. — Значит я на верхних уровнях. Мы в норе. Светляки в рюкзаке.
— Мне тут сон приснился, Верунь. — Отозвался я. — Я Ландгрувера видел. И Уиллисиса. — Я не к месту хихикнул и пожал плечами
— Мне приснилось, что Ландгрувер — сын настоятеля Храма, вот — дела! Да?
— Самсончик… — Пропела Вера незнакомым, настораживающим голосом.
— Вынь Светляков из рюкзака. Пожалуйста — вынь. Я уже совсем готова. Ты говорил, что я маленькая, а я покажу тебе, какая я маленькая. Ты меня такой еще не видел совсем. — Я заинтригованный нагнулся к рюкзаку и достал Светляков.
Те возмущенно прошлись по краю светильника багровыми сполохами, и засветили ярко, почти ослепляюще. Я проморгался, стал обшаривать взглядом нору.
— Самсончик, ты сюда смотри — Я повернул голову в сторону голоса Веры и обомлел.
Девушка, теперь девушка, одетая в то самое платье, про которое рассказывала, плавно кружилась в медленном танце, пристукивая время от времени, деревянными кастаньетами.
При движении полоски ткани расходились, показывая юное, но совершенно оформившееся тело, и снова прятали, оставляя в моей груди странное томление.
— Такого ощущения я еще не испытывал. Никогда.
— Я тебе нравлюсь? — Прошептала Вера, двигаясь вокруг нар, покачивая бедрами, подняв руки вверх, постукивая кастаньетами: трак-трак… трак-трак-трак… — В горле стало сухо. Сильно захотелось пить. Я смущенный отвел глаза в сторону.
— Вот еще! Стану я на девчонку внимание обращать! Ну и что, что она красивая? Какое мне до этого дело? Мое дело ее от смерти спасти! Мое дело ее в Город доставить. А дальше будет видно.
— Может быть, я сам на Крышу пойду. Один. Никто меня не удержит. Вот сны, не просто так, же они снятся.
— Может быть, не только я хочу в Город вернуться, может быть и Уиллисис хочет и Королева? А вот зачем им Вероника только одного понять не могу?
— Чего это они так за Изгоев беспокоятся. Мы же, как красный мох под ногами. Топчут нас все. Никто нам не рад. Ни толку от нас, ни проку.
Долго смотреть в сторону у меня не получилось.
Вероника, увлекшись танцем, уже не обращала на меня внимания. Она двигалась по кругу, двигалась зигзагами, покачивала бедрами.
Медленно и сладко открывались и закрывались промежутки между полосками ее платья.
— Верунь! — Окликнул я девушку сухим от волнения голосом.
— Нельзя сказать, что мне это не нравилось. Нравилось, наверное, и даже наверняка нравилось. Вот только непривычно как то. Всегда был один да один. А теперь выходит двое нас.
— А, Верунь! Может тебе водички дать попить?
— Не мешай… — Прошептала Вера. — Не мешай и смотри…
— Да я и не мешаю вовсе. Смотрю во все глаза, а щеки гореть начинают. И чего это они горят? Только влагу лишнюю потеряю, да еду.
— Когда волнуешься, всегда есть хочется больше, а, когда, спокоен, то почти вдвое меньше припасов на дорогу уходит. Вон как черви. Кто же из них прыгает? Да никто не прыгает! Шевелятся себе едва-едва. Но до еды всегда доползают.
— Всегда находят. На то они и черви. Вот так и мне, наверное, надо.
— Все время. По чуть-чуть, понемножечку, но все вперед и вперед. Вот только не еда мне нужна вовсе.
— Мне Крылья нужны. Хоть и не особо верю я в них, а за Тимом не просто так пошел. Он мне про них рассказывал. Много рассказывал. Тонкие они словно шелковая ткань, из которой платье Королевы сшито.
— На крепком, костистом каркасе натянут этот шелк. И через него тонкие красные пульсируют жилки. Видно сразу стучит сердце или нет. И то, что спина сильно чешется и голова болит, когда они растут — тоже Тим рассказывал.
