оригинальные комплименты от достойных мужчин.
– Только, это… может, мне придется занять у вас денег. У меня их не так много, а тут, наверное, все очень дорогое.
Сережа опустил подбородок, отрицательно потряс головой:
– Глупости. Я сегодня плачу. Хотя бы как заведующий лабораторией, ужасно нагружающий свою сотрудницу в последние дни. Возражения не принимаются. Кстати, тебе как, не страшно здесь? Тут немного своеобразная атмосфера, это понимаю…
– Не-а. Мне тут очень нравится. Как может быть страшно там, где разливают такое вкусное пиво? Да и, знаете… я ведь с вами.
– Да, ты ведь со мной, – эхом повторил Сережа.
Он положил руку на стол, ладонью вверх. Наклонил голову… Даша не поняла, как же считать этот жест.
«Какой он… милый. Даже странно,» – только и подумала она. И острожно, неловко вложила свою ладонь в его. Сережины пальцы согнулись, сжали ее кисть, казавшуюся сейчас тонкой, хрупкой. Он провел шершавым, грубым большим пальцем по ее коже.
И Даша отпила еще глоток.
– Это какое-то «место для своих», да? – спросила Даша.
– Да. Исключительно для своих.
– И все же вы пришли сюда со мной.
– И все же пришел, – повторил он эхом. Отпил пива: от него Сережино дыхание становилось горьковато-карамельным.
– Тебя здесь называют по имени-отчеству!
– Это правда. В том числе поэтому мне хочется, чтобы хоть кто-то называл меня не так.
– Это не так уж и просто, все-таки ты мой, вроде как, босс… Мне как-то спокойнее называть тебя Сергеем Гавриилычем. И, кстати… разве у тебя нет девушки, которая называла бы тебя Сережей? Или, может, Сереженькой? Сережечкой…
Он раскрыл ладонь, протолкнул свои пальцы между ее пальцев. Даша не сопротивлялась.
– Я же сижу здесь с тобой. Значит, нет.
Горячая кровь, смущение ударили в щеки Даши, но она стойко выдержала удар:
– Ах, вот оно что… и все-таки, это. Ну. Почему мы не пошли в более… обычное место?
Он устало поднял брови, устало же ответил. Говорил тихо, так что в его голос просачивалась уже знакомая Даше хрипотца:
– Потому что я часть культа. А те, кто входит в культ, имеют право принимать питье и пищу лишь из рук таких же членов культа… или же своих собственных рук. Это нерушимое правило, хотя и часто не самое… удобное, что ли? Но правила не бывают удобными. Dura lex sed lex, – торжественно произнес он.
Даша слушала внимательно, стараясь дышать тихо и ровно. Старалась меньше концентрироваться на том, как она дышит, но это было почти невозможно. А Сережа продолжал.
– Думаю, изначально в этом была, скажем так, бытовая необходимость: яды, все дела… Но сейчас это скорее… традиция.
– Или символ цикла энергии и материи внутри культа.
– Не думал об этом так.
– Мне кажется, все-таки думал. И, кстати… я думала, это какая-то секретная организация. Разве ты не должен как-то, ну, не знаю даже…
Сережа пожал плечами, сильнее сжал ее руку. Даша с удивлением заметила, что пива в его кружке почти не осталось.
«Удивительный человек,» – подумала она.
– Я привык спокойно говорить о культе в присутствии стажеров.
– Почему это? – не поняла Даша, нахмурилась. Бокал замер у ее губ.
– Стажеры все равно долго не живут, – беззаботно заметил он. – Именно поэтому они и стажеры: квалифицированных кадров в таком количестве вряд ли кому-либо когда-либо удавалось найти.
Даша нервно улыбнулась, цокнула языком:
– Да ты тиран.
– Я реалист, – поправил ее Сережа и одним мощным глотком закончил со своим стаутом. – И, как бы то ни было, ты первая, кого я сюда привел. Честно, даже не знаю почему. Просто мне кажется… мне кажется, с тобой все иначе, что ли? Опять же, пельмени… Думаю, в конечном итоге, все дело в пельменях. Помнишь, куртка и… Впрочем, все началось раньше. Как мне кажется, намного раньше. Может, задолго до твоего, может, даже и до моего рождения.
Даша промолчала. В полумраке вновь возникло белое пятно, Леночка, с металлическим подносом в руках. Поставила перед Дашей доску со стейком, перед Сергеем Гавриилычем – тарелку с исходившими паром и дурманяще-грибным запахом кусками пирога. Забрала опустевшую, с остатками кремовой пены по краям кружку, спросила:
– Повторить?
– Да, будь добра, повтори.
И она ушла. Сережа разжал ладонь, его рука выскользнула из Дашиной, он сказал:
– Что ж, полагаю, приятного аппетита.
И он принялся основательно, со вкусом один за другим кусать и жевать куски пирога. Через пару минут по правую руку от него возникла новая кружка пива, он отхлебнул, стягивая плотную пену…
– Приятного аппетита, – отозвалась Даша и взялась за вилку и нож.
Мясо выглядело хорошо. Она его распилила, наколола кусок на вилку, опустила в соус…
– Очень вкусно! – и не соврала.
Даша жевала старательно, понемногу тянула пиво из своего бокала, уже ставшего теплым. Мысли в ее голове перекатывались с боку на бок лениво, блаженно…
Она была счастлива. Странно, совершенно контринтуитивно счастлива.
«Наверное, только таким и бывает счастье,» – подумала Даша.
Когда с трапезой было покончено, когда счет был оплачен, короткая часовая стрелка переползла за девять.
– Уже поздно, – с неясной грустью сказал Сергей Гавриилыч. – Ты далеко живешь отсюда?
Даша улыбнулась, покачала головой:
– Я даже не совсем знаю, где это мы… думаю, далеко?
– Тогда, может, останешься сегодня у меня? Я живу совсем рядом.
И Даша кивнула, соглашаясь.
– Какой же ты все-таки хороший.
Дом Сережи был огромен. Двадцать пять этажей, полукружные, лабиринтоподобные коридоры, несколько консьержей – на каждый из выходов… И все-таки он был вполне человеческим многоквартирным муравейником, пусть и стоял посреди пустыря, в окружении высокого железного забора… Кажется, человеческим.
– Леди, могу я попросить ваш документ? – спросил Дашу консьерж с седой аккуратной щетиной.
– А можете не попросить? – с некоторым удивлением ответно спросила та. Но тут же спохватилась, – Ой, извините, бога ради, я не разбираюсь, точнее, постоянно путаюсь в такой форме вежливых просьб… Точнее, ну, вы поняли, – запинаясь, закончила она.
И стала рыться в синем, потертом рюкзаке, пока не вытащила паспорт в розовой, с грибным орнаментом обложке.
Консьерж взял его, раскрыл, поднял крышку сканера…
Даша стояла, смотря то в пол, то на стоявшего чуть поодаль Сергея Гавриилыча.
– Номер квартиры? – равнодушно спросил консьерж.
– Восемьдесят девятая, – сказал Сергей Гавриилыч. – Она мой посетитель. Думаю, скоро станет жильцом.
Даша ничего не сказала, но губы сами собой растянулись в глупой и немного испуганной улыбке:
«Жильцом? Как же так – жильцом?.. Вот так сразу – жильцом?! Ну зачем ты это сказал, ну зачем, зачем… Какой же он все-таки в некоторых вопросах чёрствый, бесчувственный, беспардонный
