О, Богиня! Ну конечно! Слуги! Они непременно придут выяснять, что случилось! Нужно выбираться отсюда. Немедленно! Вот только… вот только как же арест? Я же… я же некромантией занималась.
— Госпожа Соули, — оклик мага заставил вздрогнуть. — Госпожа Соули, простите, но в этот раз вам придётся идти самостоятельно. Впрочем, если не боитесь запачкать платье…
Я только теперь заметила, что нарядный камзол Райлена превратился в нечто жуткое, больше похожее на мешок из-под прошлогодней репы. Штаны тоже оказались заляпаны, да и на сапогах грязь. Но, по правде, риск испачкаться меня не смущал — меня смущал сам Райлен. Причём смущал жутко! До дрожи в многострадальных коленках.
— Я сама, — пробормотала и стыдливо спрятала глаза.
Он только усмехнулся в ответ. Однако… однако опереться на его локоть всё-таки пришлось, потому что магический светлячок погас, а пока глаза привыкли к темноте, развеянной тусклым мерцанием звёзд, была слепа, как новорожденный котёнок и идти без поводыря, разумеется, не могла.
Едва отошли от кладбищенской калитки, вдалеке, между деревьями, замерцали оранжевые отсветы факелов, и лай собак послышался. Да, было бы удивительно, если бы слуги не заметили светопреставление, устроенное Райленом. Ох, надеюсь, они не догадаются, что здесь случилось, иначе нам с девчонками точно конец…
* * *
— Соули, дорогая! — воскликнул голосок, подозрительно похожий на голос мамы. — Ты представляешь, что вчера случилось?!
Я приоткрыла один глаз, но тут же зажмурилась. Не потому что спать хотелось, а потому что страшно стало. Очень страшно. Даже жутко!
Но мама отступать не собиралась. Села на кровать и заявила:
— Представляешь, вчера ночью саркофаг с прахом тётушки Тьяны раскололся. Прям вот взял и треснул. От крышки и до самого основания.
— У… — многозначительно протянула я, притворно зевнула.
— А перед этим, говорят, вспышки света над кладбищем видели. И грохот слышали. И рычание!
— Рычание? — я старательно пыталась придать голосу удивлённые интонации. Сквозь удивление и страх прорезался, но он был вполне уместен.
— Ага! Ужасное!
Изображать спящую было уже невежливо — пришлось сесть на постели и выдавить из себя приветливую улыбку.
Матушка была одета по-домашнему — в строгое серое платье и передник. Из-под белого чепца выбивались несколько пшеничных прядок, одна змеилась по шее. В синих глазах отражался испуг.
— Ага, я тоже когда услышала — перепугалась, — кивнула матушка. — Но слуги сказали, ничего странного на кладбище не нашли. Только саркофаг раскололся и всё. И кто тогда рычал, спрашивается? И вспышки эти…
Я нервно сглотнула, а потом в голову ударила шальная, но очень дельная мысль.
— А… А может сама тётушка Тьяна? — робко предположила я. — Ну ты же помнишь, какой у неё характер… был. Может она с кем-то из соседей по кладбищу поругалась, ну или подралась.
Мама поморщилась.
— А ведь действительно… Но я всё равно хочу мага вызвать. Это же по его части, верно?
— Не надо мага! — выпалила, а потом поняла, что натворила и покраснела жутко.
— Ну-ка, ну-ка… Что у нас с этим прохвостом?
— Ничего, — пробормотала я.
— В глаза мне посмотри! — голос родительницы прозвучал невероятно строго. Я таких интонаций никогда не слышала.
Смотреть не хотелось, но ослушаться, конечно, не могла.
— Влюбилась?
— Нет! — громко возмутилась я. И даже отшатнулась.
Мамулечка смерила пристальным взглядом, кивнула.
— Правильно. Незачем в таких как этот господин Райлен влюбляться.
— А… а что случилось-то?
Мама фыркнула. Громко и возмущённо. Почти как моя Гроза, когда ей вместо обещанного яблока морковку приносишь.
— Да за ним полгорода волочится!
Я удивлённо приподняла брови, а родительница продолжила:
— Представляешь, вчера какие-то девицы, сами к нему знакомиться подошли. А он, бесстыдник, вместо того, чтобы отрезвить дурочек и напомнить о приличиях, разговор завёл. И это на глазах у всего города! Мы с госпожой Дюи в ужасе. Но ладно он, а девицы-то, девицы! И куда только родители смотрят?
Ой, как же мне захотелось натянуть на голову одеяло… или хотя бы подушкой прикрыться. Щёки вспыхнули, как по заказу. Уши тоже.
— Вот! — наставительно протянула мамочка. — Видишь, даже тебе стыдно, хотя ты не причём. А этой троице…
— Троице? — сглотнув переспросила я.
— Ага. Три соплюшки. Так и вешались на него, так и вешались!
О, Богиня! Милая, любимая моя, ласковая! Не выдай нас, умоляю!
— Кстати, Фиска сказала, вы немногим раньше меня в поместье вернулись. Где так долго гуляли?
Нигде! — хотела выпалить я, но вовремя вспомнила, что с мамой этот фокус не пройдёт.
— На сеновале возле дальней конюшни.
— На сеновале?
— Мы… ну, ну вернее близняшки, очень хотели звёзды считать.
— Что? — искренне изумилась мама.
А я совсем растерялась, потому что после рассказа о "трёх соплюшках" из головы вышибло все умные мысли, в том числе подробности этой нелепой легенды про сеновал.
— Б… Близняшки в каком-то журнале заметку про звездочётов прочли, — на ходу сочиняла я. — Вот и загорелись. А из окна же считать неудобно, а с сеновала всё небо видно.
Мама закатила глаза и неодобрительно вздохнула, зато в Миле с Линой не усомнилась. А что, они и не такое могут…
— Надеюсь, это скоро пройдёт, — вслух заключила она. Встала.
Я тоже хотела подняться, но едва пятки коснулись пола — взвыла раненой волчицей. Ох, как же так!
— Соули, что с тобой?!
Со мной рухнувшая мечта, что к утру коленка заживёт сама по себе. Без лекарей и примочек.
— Я… я с сеновала вчера упала. Ударилась. Думала, всё хорошо, а оказалось…
— Ох, Соули… — обречённо вздохнула мама, крикнула в распахнутую дверь: — Фиска, вызови лекаря! Наша Соули… — нет, сообщить на весь дом, что великовозрастная дочка скакала по сеновалу, мамочка не решилась.
— Мамусик, близняшек ко мне позови, а? — жалобно попросила я.
Родительница удивилась безмерно. Просто, при всей любви к сёстрам, добровольно с ними никогда не общалась. Даже уговорила родителей переселить меня в спальню в противоположном конце коридора — подальше от этой парочки.
В общем, просьбу пришлось обосновать:
— Они меня на этот сеновал затащили — им и развлекать! Я ж больная, встать не могу…
— А… — задумчиво протянула мама. Но близняшек всё-таки позвала.
Когда вернулись с кладбища, сил читать нотации уже не было, но оставлять всё как есть, я не собиралась. И сёстры о моих планах догадывались, поэтому в спальню вошли с понурыми плечами и надутыми губами.
