— Не успеем до деревни, — бормотала незнакомка, петляя между соснами. — Тропа сбивается, не туда ведет… Ну что ты пыхтишь, валенок мохнатый? — крикнула вдруг на медведя. — Помогай давай!
И зверь вдруг гигантским прыжком бросился вперед, прямо в сгущавшийся перед носом мрак. Ударил лапой по воздуху, во весь рост поднялся и как заревет — лес дрогнул, у Любавы чуть сердце не встало.
А женщина рванула ее за руку, вынуждая сорваться на бег. Протащила сквозь возникшие невесть откуда кусты и выпихнула на поляну.
— Боги! — выдохнула Любава, хватаясь за свой амулет.
А за спиной невесело хмыкнули.
— Они самые. Капищ, что ли, не видела?
Видела, конечно, но не такое! Семь огромных идолов высилось по кругу ровной, точно блюдце, поляны. Светлая древесина светилась изнутри, позволяя разглядеть все, вплоть до последней руны, изукрасившей мощные столбы. А в центре росли две раскидистых ели. Одна больше, вторая чуть меньше. На их ветвях перемигивались маленькие искорки-светляки… или это у нее в глазах блестело от сверкавших молний?
А еще ветра вдруг не стало… И лес больше не скрипел так страшно и жалобно.
— Мы пришли? — почему-то шепотом спросила Любава.
Женщина тяжело вздохнула и вытерла блестевший от пота лоб.
— Пришли, хвала богам. Под елями и переночуем.
Под елями?! Но там же жестко! И холодно! И разве ветви — хорошая защита от дождя? Не лучше ли поискать дорогу домой?
Любава оглянулась. Тьма все также пряталась за деревьями. Злая и голодная.
Колкие мурашки озноба рассыпались по коже.
Нет уж! Лучше под елями пересидеть, чем обратно в тот мрак…
А медведь, стоявший рядом, мягко боднул в ноги, словно предлагая не медлить. Любава послушно шагнула к елям. Уж как-нибудь пару часов перетерпит.
Но и терпеть ей не пришлось.
Нижние ветви образовывали что-то вроде плотного шалаша, а земля оказалась густо усеяна хвоей, отчего сидеть на ней было тепло и мягко. И мишка еще рядом пристроился. Сам под руку нырнул, помогая найти положение удобнее. Любава с удовольствием прилегла на мохнатый бок, и ее щеки тут же нежно облизали.
— Кавалер какой, — засмеялась женщина, выбирая себе место. — А я что же, внимания не заслуживаю?
Медведь фыркнул. Как будто понял, что ему это говорят.
Любава покачала головой — совсем у нее фантазия расшалилась! Думает всякие глупости, а о главном забыла.
— Спасибо вам, — поблагодарила незнакомку. — Не знаю, что на меня нашло…
Но ее слова утонули в густом грохоте. Опять сверкнула молния, и дождь все-таки хлынул, наполняя воздух свежестью и тихим шелестом.
— Дурость на тебя нашла. Ишь чего удумала — за мавкой* лесной гоняться!
— За мавкой? Да это девушка была! Обычная!
— Поэтому ты и бежала, как полоумная. Ничего вокруг не видела.
— Так мне страшно было! Я просто заблудилась!
Женщина покачала головой:
— Заблудилась она… В трех соснах. Ох, Любава… Дитё ты горькое!..
А вот тут ей стало по-настоящему неуютно. Имя ее знает?! Но откуда?
— …Лес слухом полнится, — опередила ее вопрос незнакомка. — А меня Олеся зовут. Я недалеко живу.
Фух!
Любава мысленно обругала себя тупицей. Ну конечно! Приезжая — это ведь целое событие. Вот слух и пошел гулять. Когда она училась в университете, бывало, сказать не успеешь — а уже весь поток шепчется. Быстрее лесного пожара сплетня бежит.
— Очень приятно, — пробормотала Любава.
— И мне, — кивнула Олеся. — А теперь давай-ка вот это выпей…
Ей сунули в руки маленькую фляжку, сделанную из кожи и меха.
— …согреешься и успокоишься. Это травяной чай.
Любава послушно отпила несколько глотков. А ничего так, вкусно! Вроде даже мед есть… И медведь оживился, снова полез щеки облизывать.
Олеся добродушно фыркнула.
— Ой-ой, какие нежности. Где ж ты, дурак, был, когда мавки вокруг твоей ягодки ненаглядной хоровод развели? Чуть девку не проворонил…
Любава хмурилась, пытаясь понять, о чем толкует Олеся. Опять мавки, и ягодка какая-то ненаглядная… Медведица тут еще бродит, что ли? С каждой секундой слова все больше теряли смысл. Шум дождя становился все ярче, от медвежьего бока тянуло жаром, а внутри стало тепло и спокойно.
Любава несколько раз моргнула. Потерла глаза, а потом прилегла на своего пушистого защитника и уснула. Сладко и крепко.
* * *
Мавка — злой дух, нечисть. Считалось, что мавки выглядят как молодые девушки или дети. Они очень быстро бегают и/или плавают.
Глава 13
Золотистые лучи неторопливо скользили по обнаженной коже. Рисовали затейливый узор из пятен и теней.
Сквозь полуприкрытые глаза Любава лениво наблюдала, как мужские пальцы бегут вслед за солнечными бликами, повторяя их танец.
«Где моя маленькая Иринка спряталась? — тихий смешок обласкал сердце, а ладонь Данияра — округлый холмик живота. — Ну что за девочка… Ночью матери спать не дает, днем ото всех таится…»
Любава коротко вздохнула. Ей так нравилось смотреть на эти сильные, жилистые руки, ласкавшие нежно и нескромно. Чувствовать себя в их полной власти и подчиняться любой прихоти.
Под сердцем сладко екнуло.
Очень скоро невинная ласка обернется обжигающей страстью. Ее беременность лишь раздразнила голод мужчины, сделала его совершенно ненасытным.
Редкая ночь случалась просто для отдыха. Сначала Данияр брал свое, а Любава ждала этого с трепетом и такой же неутомимой жаждой.
«Как ты прекрасна, жизнь моя, — выдохнул Данияр, приподнимая в ладонях отяжелевшую грудь. — Век бы любовался…»
«Любовался всего лишь?» — тихонько засмеялась Любава и, ловко обернувшись в кольце объятий, оседлала крепкие мужские бедра. Заглянула в самые прекрасные на свете глаза.
В их янтарной глубине горел огонь. А еще что-то пронзительно нежное и чувственное, от чего пальчики на ногах поджимались, а в груди делалось щекотно и тепло.
«И целовал еще…» — лукаво прищурился Данияр.
Любава чуть выгнула бровь, требуя продолжить.
«…Единственная моя», — нежно закончил мужчина.
И краски летнего утра разом стали ярче, а щебет птиц — нежнее. Природа словно откликнулась на слова Данияра, подтверждая их бесконечную искренность.
Из груди вырвался трепетный вздох-признание:
«Навсегда твоя, любимый…»
Любава резко распахнула глаза.
— Боги… — выдохнула сквозь стиснутые зубы и с силой провела ладонью по лицу.
А на коже еще горело ощущение солнечных лучей или, может, откровенных прикосновений. И внизу живота жгло невыносимое желание.
До слез хотелось обратно — в удивительный сон, где они с Данияром одни на солнечной прогалине. И он смотрит так по-особенному нежно, а нее под сердцем бьется дитя… Его ребенок, зачатый в законном браке…
Любава резко приняла вертикальное положение. Ей надо на воздух, срочно! А лучше — треснуться головой о что-нибудь твердое, может, мозги на место встанут!
Но в уголках глаз почему-то копились слезы, а сердце вдруг такая тоска сдавила — хоть плачь! И сон этот дурацкий до сих пор крутился перед глазами. Яркий, словно она не спала вовсе. Словно это все могло быть правдой, но в другой, недосягаемой ей жизни.
— Ур-р-р, — тихонько зафырчали рядом. — Фру-у-у… — ткнулся в ухо мокрый нос.
Мишка!
Любава обернулась и порывисто обняла медведя за шею. Зарылась лицом в густой мех и неожиданно для себя расплакалась.
Медведь вторил ей жалобным урчанием. Облапил за плечи и принялся вылизывать. Будто на самом деле пытался утешить.
А Любава позорно шмыгала носом, напрасно пробуя успокоиться.
Глупо это! Разнюнилась из-за какого то сна! Но слезы бежали потоком, а внутри с каждой секундой крепло невозможное в своей дикости понимание.
Влюбилась!
Как дурочка втрескалась в женатого, совершенно равнодушного к ней мужчину! Когда успела?! И почему именно он?! Хам и быдло, который только и делает, что рычит! Да она с ума сошла!
