в ординаторскую. Тихо. Только девчонки медсестры хихикая что-то спрятали под стол, стоило мне зайти. Тоже мне нашли от кого прятаться, я же не заведующий, чтобы их отчитывать.
Усмехнулся, поздравил с наступающем и вышел. Прошелся по палатам. Кто-то не спал, ожидая боя курантов, чтобы загадать заветное желание. Здесь у всех было лишь одно желание.
Возвращаясь на пост, услышал звонок. Странно. У нас редко звонят по ночам, пациентам проводят в основном плановые операции и терапию, экстренные почти не поступают.
– Да? – спросил, взяв трубку.
– Скорая, дежурка, – можно сказать говоривший представился, – везем к вам женщину с острыми болями в желудке.
– Зачем? – удивился.
– Говорит, она ваша пациентка. Нина Терещенко.
– Нина? Как она?
– Боли сильные, сознание теряет. Так что, везем пока к вам? А утром разберемся?
– Да, конечно, везите.
Положив трубку, вздохнул. Внутренности стянуло в тугой узел. Знал же, что этим все кончится, но отпустил ее.
– Нина! – женщину везли на каталке. Ее кожа приобрела землистый оттенок, кулаки сжаты. Голова моталась из стороны в сторону. Она бредила. – Сюда, – показал медикам направление.
Нина застонала, пытаясь поджать ноги.
– Живот, ммм.
– Потерпите, сейчас.
Переложили женщину на кровать, и я сразу побежал за штативом. Перепугал медсестер. Понимаю, что выгляжу сейчас не лучшим образом. Мне хотелось сейчас разорвать кого-нибудь на куски, но злился все-таки в первую очередь на себя. Виноват я. Во всем виноват.
Вернулся к Нине, подключил капельницу. Знаю, что мне утром выскажут за использование сильнодействующих лекарств, но не могу смотреть, как она стонет от боли.
Втянул запах женщины. Плохо. Очень плохо. Она явно не щадила себя все это время, а болезнь с удовольствием сжирала слабое тело.
Всю ночь просидел рядом, как должен был еще тогда, с матерью. Утром набрал заведующему.
– Леонид Петрович, тут вчера привезли Терещенко.
– Кого? – голос мужчины звучал хрипло, наверно всю ночь праздновал.
– Нину Терещенко. У нее рецедив, нужна срочная чистка. Вы приедете?
– Завтра, Анулфиев, все завтра.
– Она не может больше ждать! Мы потеряем ее. И так время потеряли.
– Хорошо, я что-нибудь придумаю, – буркнул заведующий.
Прошла неделя, все это время я не уходил из центра. Поспал всего пару-тройку часов и то, когда уже вызвал подозрение у коллег. Нине сделали срочную операцию, но она была на грани. За эту неделю ее муж и сын ни разу ее не проведали.
Она постоянно спрашивала про них, едва шепча от слабости. На звонки ее муженек тоже не отвечал. Не выдержал и отправился к главному, он вроде с тем мужиком дружбу ведет. Пусть вызовет его.
На подходе к кабинету с удивлением заметил сына Нины. Мальчик сидел рядом с какой-то девицей очень странной искусственной наружности. Пацан вскинул голову и внимательно посмотрел на меня. Сердце сжалось от тоски и потерянности в его взгляде. Потом мелькнуло узнавание, и он кинулся ко мне:
– Дядя доктор, скажите, моя мама правда умерла? – и мальчишка разревелся.
– Нет, с чего ты взял! – я присел на корточки и прижал к себе худенькое дрожащее тельце. – Она будет жить ради тебя, а ты должен быть сильным ради нее. Запомнил?
Малец кивнул, утирая горькие слезы. Еще раз обнял его.
Заходил в кабинет с горячим чувством внутри. Интересно было узнать, кто сказал мальчишке, что его мать умерла? Не этот ли кобелина, который уже таскается с новой силиконовой куклой?
Сидит, важно откинувшись в кресле. От злости при виде его расслабленной позы у меня задрожали ноздри. С трудом сдержался и не зарычал. Сжал кулаки и прошел к столу главврача.
– О, ты. Чего надо? – кинул мне главный, проглотил и это.
– Геннадий Аркадиевич, я как раз насчет Терещенко, она вас ждет, – перевел взгляд на ее мужа.
– Она же помирает, что толку к ней ходить. Вот договариваюсь насчет морга. Родственнички ее долго добираться на поезде будут. На похороны не успеют. Нищеброды. На самолет даже денег нет, – острые когти впились мне в ладони. Луна, дай мне терпения!
– Она выживет, но теперь ей нужно гораздо больше времени на восстановление.
– И опять платить? Нет уж, достала она своими болячками. Пусть тогда в обычной больничке поваляется. Все равно развожусь, эта доходяга мне больше и даром не сдалась.
– А сын?
– Что сын?
– Ваш с ней сын.
– Конечно, останется со мной.
Перед глазами встала алая пелена, больше не смог себя контролировать. Схватил мужика, выдернув его из кресла и швырнул к стене. Тут же подлетел к нему и замахнулся, тот отвернулся, ожидая удара. Схватил его за грудки и проорал в лицо:
– Оставь Нину и ребенка в покое! Если ты заберешь у нее сына, я выпотрошу тебя, как свинью. Тебе все ясно?
– Прекрати! – рядом послышался визг главврача. Надо же, на вид боров, а визжит, как молочный поросенок.
Отпустил мужика, но продолжал сверлить его взглядом, пока тот не кивнул.
– Пошел вон, и чтобы я больше тебя в центре не видел! – проорал стоящий рядом главврач.
Пружинистой походкой вышел из кабинета главного. Видит луна, я не хотел просить помощи, но придется. Я не дам сгубить еще две жизни по пустой прихоти. Этому уроду не нужна ни жена, ни сын. Но он считает ребенка своей собственностью и ни за что не откажется от него. Что ж, придется ему напомнить, что всегда найдется кто-то сильнее.
Лиза
Задумчиво кручу кольцо на безымянном пальце. До сих пор не могу понять, как оно сюда попало.
Когда Арсений стал на одно колено передо мной в новогоднюю ночь, все ахнули, а мне было сложно осознать, что он делает предложение. И еще невероятнее было то, что я согласилась. Просто у меня не осталось выбора. Мне не хотелось опозорить начальника отказом перед толпой людей. А его синие глаза смотрели с такой надеждой, что мои губы сами выдохнули да.
На удивление с того дня не произошло кардинальных перемен в наших с ним отношениях. Разве что добавились поцелуи. Арсений вел себя очень спокойно и с достоинством. И даже не пытался воспользоваться своим положением жениха, чтобы соблазнить меня.
Свадьбу назначили на июнь. Мой жених настаивал на апреле, но бабушка сказала, что все светские пары женятся в июне.
