себе – её тело истекало кровью, может, у неё было сломано несколько костей, и тем не менее она кричала словно юная школьница. А потом засмеялась. Залилась истерическим, невероятно пронзительным смехом.
– У МЕНЯ ПОЛУЧИЛОСЬ! ДА, ДА, ДА, ТВАРИ, ДААА! МЫ ВЫБРАЛИСЬ!
И действительно – Чистилище осталось далеко позади. Святцы, конечно, могли сесть в любой из автомобилей, находящийся на парковке – об этом не стоило забывать. Но сейчас в зеркале заднего вида компанию пустой дороге составляли лишь тёмные тучи, которые, казалось, спустились ещё ниже. В Питере облака всегда стараются быть поближе к земле.
Катя не позволила себе расслабляться, только слегка выдохнула и сбавила скорость. Не поворачиваясь, она обратилась к Жене:
– Ты сказал, у вас там пистолет. Четыре магазина по восемь патронов, да?
– Да.
Стрелка спидометра приблизилась к семидесяти, после чего начала ползти к шестидесяти километрам в час.
– Ты сильно ранен?
Несколько секунд висела тишина, разбавляемая лишь рёвом мотора и стуком тяжёлых капель о смятый капот внедорожника. Потом Женя заговорил, и что-то в его голосе настораживало, будто сквозь зубы протискивалась ложь.
– Нет, не сильно. Пуля прошла насквозь и просто прихватила с собой немного мяса. Влада ранена гораздо сильнее.
Мне насрать на Владу, чуть не выпалила Катя. Мне важен только ты, дурачок. Мне важно только то, что мы оба выжили, выбрались из этого курятника и сейчас на свободе, едем по шоссе и вдыхаем холодный воздух. Остальное неважно, совсем неважно.
Катя продолжала сбавлять скорость. Они с внедорожником уже подружились, теперь он был более послушным, не пытался вырваться из-под женских рук. Ливень начал ослабевать, но проблем с видимостью из-за отсутствия лобового стекла он не доставлял; дорога просматривалась хорошо, ни одна деталь не скрывалась от вскипающего адреналина. Скоро он выветрится из крови, скоро можно будет отдохнуть, но не сейчас, нет, не сейчас. И хоть Катя пока держалась на плаву, она понимала, что долго не протянет. Нога изнывала от боли, казалось, нервные клетки отмирают одна за другой, потому что просто не способны вытерпеть такие пытки. Мышцы теряли чувствительность. В любой момент организм мог подвести Катю, поэтому требовалась «подушка безопасности», ведь от самой Кати сейчас зависели две жизни. Было бы чертовски смешно выбраться из Чистилища живыми, а потом разбиться насмерть, слетев куда-нибудь в кювет на большой скорости.
– Женя, перелезь на переднее сидение. И захвати с собой пистолет.
Он так и поступил. Катя увидела (не могла не увидеть) разорванную ткань джинсов на левой ноге, а под ней – ярко-красную плоть, какая обычно продавалась в мясных отделах, только замороженная. Наконец Женя полностью перебрался на переднее сидение, ветер сразу ударил его по лицу, обозначая главного. Мир жесток. Мир невероятно жесток. Особенно по отношению к тем, кто старается быть как можно добрее и чище.
– Ты не ранена?
Катя проигнорировала вопрос. Они находились не на курорте, не в каком-нибудь мюзикле, где во время пробки люди выходят из машин и начинают танцевать. Они ехали по пустому шоссе, рассекая воздух под грозовыми тучами, на чужом внедорожнике, все с ранением в ноге, испачканные в крови, лишь с одним-единственным желанием – чтобы побыстрее закончился этот кошмар. Поэтому Катя пропускала глупые вопросы мимо ушей, её задача состояла в том, чтобы вывезти всех отсюда живыми. Самое главное – Женю. Несмотря на все его недостатки, он был последним смыслом жизни, который остался у Кати. Смыслом жизни, в шею которому она вонзила ногти, которого била, на которого кричала «НЕНАВИЖУ!»
– Слушай меня сейчас очень внимательно, Жень. – Она сбавила скорость до тридцати километров в час, проводила взглядом заправку, посмотрела на показатель уровня топлива (две третьих бака) и позволила себе оторваться от дороги. – Будь готов к тому, что я могу отключиться. Сразу хватайся за руль и жми на вот эту педаль, понял? Никаких резких движений, иначе нам просто выбросит с дороги. И ещё кое-что… смотри, коробка передач…
– Катя, – он положил ладонь ей на ногу, и от одного этого прикосновения сразу подурнело. Оно не сулило ничего хорошего. – Мы не можем так поступать. Рэндж остался там, в Чистилище, мы его бросили, мы…
– ДА КАКОЙ НАХЕР РЭНДЖ?! – Она со всей силы ударила по рулю, и в интервале между громами пронёсся автомобильный гудок. Он что, не понимает?! Что Женя хочет сказать?! Что этим он хочет сказать?! Господи, неужели Рэндж так прочно засел в его голове?! Катя вновь разозлилась. Она не заметила, как той ногой, на которой лежала рука Жени, начала давить на педаль газа. Злость заполняла всё вокруг красным. Злость вскипала в крови, и даже этот ливень не сможет потушить и одну десятую её часть. Рэндж… Рэндж… Мы не можем так поступать, мы же не мерзавцы, давай вернёмся и сдохнем, так будет явно лучше! Да, намного лучше! Мы еле выбрались из ада, чуть не погибли, так что давай вернёмся назад!
– Ты же сама целый месяц ходила к нему и разговаривала. Ты же тоже его любишь.
– О Господи! – Катя сжала обод руля так сильно, что костяшки её пальцев разом побелели. – Ты и вправду такой тупой или прикидываешься? Тебе чуть не оторвало половину ноги, у меня пуля застряла в бедре, а ты хочешь вернуться обратно?! Тебе в шестнадцать лет жить надоело или что? Ты…ты… Короче, мы не вернёмся. Хоть сукой меня назови, я не поверну назад.
Катя чуть опустила голову и теперь смотрела на дорогу исподлобья. Её грудь тяжело поднималась от бушующей внутри злобы, а бьющие в землю молнии лишь усиливали её. Пушкин приближался, за ними никто не гнался, она наконец-то обрели свободу – Женя, Катя и Влада, – но один из них всё равно жаждал вернуться обратно! Боже, почему так тяжело? Почему так сложно? Почему обязательно нужно спорить? Почему нельзя просто согласиться, может, успокоить меня, перестать уже так себя вести и послушать то, что я говорю! Я люблю тебя так сильно, Жень, что написала лучший в своей жизни стих, но и ненавижу до такой степени, что прямо сгораю от желания свернуть тебе шею!
Катя глубоко вдохнула и выдохнула, чувствуя, что начинает потихоньку успокаиваться. Она уже решила, что Женя ничего не скажет, но совсем скоро он выпалил:
– Если бы там остался я, ты бы вернулась без раздумий.
Катя ударила по тормозам – именно ударила, приложив такую силу, что под её ногой треснул бы чужой череп. В первые секунды внедорожник чуть не заскользил по дороге, но после начал останавливаться. Стрелка спидометра упала до 10, потом до нуля, и когда колёса замерли на мокром асфальте, Катя развернулась к Жене. Что-то в её лице (или само лицо) напугало его,
