дожидаясь объяснений, я раскрыла папку. Да, это точно не портрет. Я даже оглянулась по сторонам, чтобы убедиться, что никто, кроме меня, не видит этот шедевр.
Девушка на рисунке лицом действительно напоминала меня, но обладала куда более соблазнительной фигурой, граничащей с неприличием, учитывая мало что прикрывающий наряд. Кроме того, у нее имелась пара полупрозрачных крыльев, а удлиненные ушки заострялись на манер эльфийских. Восседала эта фея на белом единороге, который действительно заслуживал восхищения.
Видимо, у меня слишком уж сильно округлились глаза, потому что Даня поспешил объясниться.
— Помнишь, я говорил тебе о случайных заказах? Я рисую иллюстрации для книг в жанре фэнтэзи.
— Это многое объясняет, — кивнула я, все еще не в силах оторвать взгляд от бесстыжей феи с моим лицом.
— Тебе нравится? — с надеждой спросил автор.
— Красиво, — сдержанно похвалила я. — Единорог классный. Как живой. То есть как живой конь, я имею в виду. С натуры рисовал?
— Нет, в интернете фотку нашел, — признался польщенный парень.
— А я уж обрадовалась, что здесь где-то конюшня поблизости есть, — вздохнула я.
— Нет, я не видел. А зачем тебе?
— Так, просто, лошадей посмотреть, может покататься, — уклончиво ответила я. Не хотела признаваться в том, что, отправляясь в Заречье, лелеяла давнюю детскую мечту — проскакать галопом по полю.
— Не видел, — повторил Даня. — Да и не обращал внимания, честно говоря. Я в седле один раз в жизни сидел, еще в детстве. Отец хотел меня сфотографировать, а конь встал на дыбы. Я свалился и вывихнул ногу. С тех пор к лошадям и близко не подхожу.
На склоне показался Костя. Он бодрой рысцой подбежал к машине, порылся в багажнике и извлек оттуда каски и фонарики. Потом жестами показал мне, чтобы я гнала художника в шею, и убежал в сторону холма.
Я и сама была уже готова распрощаться с этим рисовальщиком фей в неглиже и с нажимом заявила, что мне срочно надо готовить обед. Ну очень срочно! И помощь не требуется, спасибо.
— Ладно, пойду спать, — разочарованно вздохнул Даня и побрел в деревню, к счастью, в обход горушки.
А я осталась с этим несчастным рисунком в руках. Надо спрятать, пока ребята не увидели, а то потом проходу не дадут, засмеют. Судя по тому, чем запасся Костя, они с Максом сейчас уже лезут в курган. Надо, наверное, пойти посмотреть, но я никак не могла себя заставить. Странно, вроде трусихой никогда не была.
Вдруг послышался топот, а затем показался взволнованный и изрядно запыленный Костя.
— Бежим, с Максом беда! — крикнул он.
— Что случилось? — подскочила я.
— Скорей, — только и ответил Костя и кинулся бежать обратно. Мы с Шариком рванули за ним. На бегу я сложила рисунок и сунула его в задний карман джинсов. Добежав до чернеющего в яме прохода, Костя включил фонарик и проскочил внутрь, а я замешкалась, не решаясь войти.
— Катя! — гулко донесся голос из кургана. Я стояла перед раскопом и говорила себе, что должна войти, что с Максом что-то случилось и, возможно, каждая секунда на счету. Шарик поскуливал в некотором отдалении, в его глазах застыл страх.
— Быстрее! — в голосе Кости зазвучали отчаянные нотки, и я нырнула в курган, как в холодную воду. Шарик, взвизгнув, кинулся за мной. И вот я внутри, моргаю, привыкая к полумраку. В глубине горел фонарик, и я увидела Костю, склонившегося над лежащим Максом.
— Что с ним?
— Не знаю, — подрагивающим голосом ответил Костя. — Мы вошли сюда, он начал задыхаться, что-то прохрипел и упал.
Макс лежал на спине, весь вытянувшись, лицо его было совершенно серым и неживым. Костя закрыл лицо руками и затрясся.
— Возьми себя в руки! — сурово одернула я его. — Действовать надо, а не истерить. У него астмы нет? Или клаустрофобии?
— Я не знаю, — простонал Костя, не отрывая рук от лица. — Может, он вчерашним вареньем отравился?
Я опустилась на корточки рядом с Максом, дотронулась до его лица. Лоб был прохладным, зато щеки — горячими. Не умея найти пульс на запястье, я попыталась нащупать биение артерии на шее, как вдруг Макс распахнул глаза, оскалился и со звериным рыком сгреб меня в охапку. Я заорала, Шарик залаял, а Костя, наконец, отнял руки от лица и залился диким хохотом. Макс отпустил меня и присоединился к нему. Шарик продолжал лаять, бегая вокруг нас.
— Вы… полные… идиоты! — выдавила я и села прямо на песчаный пол.
— Катюха, не сердись, — Костя потрепал меня по плечу. — Мы когда вошли сюда, на Макса какая-то известка с потолка свалилась, он так на зомби стал походить, что этим просто необходимо было воспользоваться!
— Чтобы меня до смерти перепугать, да? — мрачно поинтересовалась я, сердясь уже больше для вида, ведь Макса с таким лицом взяли бы в любой ужастик без проб, а сейчас этот несостоявшийся зомби так заразительно хохотал, что и мертвого рассмешил бы. Да, кстати о покойниках.
— А где же ваш Рюрик? Или целью всей нашей экспедиции было эффектно напугать меня, и теперь можно отправляться домой?
— Ты же не думаешь, что основателя княжеской династии скромненько так в прихожей прикопали? — осведомился Костя, поднимая с земли инструменты. — Основное захоронение должно находиться гораздо глубже, а мы находимся в верхнем ярусе.
— Значит, важная персона похоронена где-то в глубине? А это помещение для кого? — поежилась я.
Костя скользнул по стенам лучом фонарика, выхватив неровные песчаные стены.
— Есть несколько вариантов. Первый — это погребальные камеры для так скажем сопроводительных лиц вождя — жен, рабов и прочих верноподданных, а также лошадей — ведь не пешком же они в нижний мир должны добираться.
— И где же они все, погулять пошли? — хохотнул Макс.
Я уже привыкла, что вопросы, на которые у него не было ответа, Костя не удостаивал вниманием, так что он спокойно продолжил:
— Второй — камеры верхнего яруса представляют собой лабиринт, сооруженный, чтобы умершие не смогли найти дорогу обратно, в мир людей. Да и чтобы те, кто позарится на княжеский инвентарь, заблудились и сгинули в самом же кургане.
