А, еще мясник с киянкой. Анестезиолог, блин.
И становится страшно.
Господи, как мы умудрились справиться?!
— Из тебя точно будет толк, — повторяю я Рози и чуть улыбаюсь ей.
Шов на коже вышел даже симпатичным и ровным.
Мальчишку Кристиан начал приводить в сознание легкими шлепками по щекам. Тот застонал и захныкал, и Рози, моя крохотная и стойкая медицинская сестра, поднесла ему еще маковой водички.
— Пей, — серьезно велела она ему. — Уже все. Можешь даже поплакать.
— Невероятно! — выдохнул Кристиан, оборачиваясь ко мне. — Значит, Синеглазка?!
— Извините, — смущенно пробормотала я, отступая от стола с пациентом. — Вырвалось. Привычка, знаете ли.
— Привычка?! Вы часто оперируете?
На это мне ответить было нечего.
Как я ему объясню, где научилась этому?
— Вовсе нет, — соврала я. — Просто мечтала об этом… читала книги…
— Твердую руку вы тоже наработали в книгах?! Это великолепно, видит бог, великолепно!
— Не стоит ваших похвал.
— Не стоит?! Да я впервые в жизни вижу девушку, которая твердо знает, что делает, и притом делает успешно!
«Значит, тебе не везло до сих пор, Кристиан!» — с горкой усмешкой подумала я.
Меж тем пришел в себя наш «анестезиолог».
— Он жив?! — прошептал мясник, садясь на полу и тараща на нас в отчаянии глаза. — Жив?!
— Живее всех живых, — ответил Кристиан. — Ох, черт. Кажется, эта операция встанет вам в копеечку. Мы перевели все запасы спирта у доктора и извели его дорогие нитки. Он придет в ярость!
Отец вдруг затрясся и зарыдал, прикусив собственную руку.
— Ну, не стоит, — подбодрила я его, накладывая повязку на живот мальчишки. — Даже он не ревет. Смотрите, даже улыбаться пытается. Молодец! Три дня, и он будет как огурчик! Надеюсь…
На самом деле, существовала и возможность воспаления. Но я уповала на крепкий молодой организм и на спирт врача, которым я просто выжгла все, как напалмом.
— Поить его маковой водичкой утром и вечером, по четверти рюмки, — велела я папаше, утирающему сопли и слезы. — Три дня. Вместо еды бульон. Потом легкую пищу. Швы протирать спиртом, — я щедро вручила ему докторскую бутыль. — Через дней пять срезать бы их…
— Может, вы и срежете? — галантно предложил мне Кристиан, неспешно вытаскивая серебряный портсигар из кармана и изящно закуривая. — Это ваш пациент, и вам следует исполнить свой врачебный долг до конца!
Черт, вот же угораздило меня на него нарваться!
Кроме ослепительной внешности, у него и манеры были просто… потрясающие!
В его движениях сочеталась уверенность и грация свободного и сильного зверя.
— Я не могу, — тихо произнесла я, отступая от мальчишки. — У меня много дел… я просто не могу бегать по городу!
Я вдруг ощутила, как затекла у мен с непривычки шея. Как ломит грудь от прибывшего молока.
Господи! Кто я?! Куда полезла?!
Уж точно я не врач. Я — несчастная, опозоренная мать-одиночка.
Мне надо кормить моего ребенка и разгребать горы мусора в моем доме.
А не зашивать вспоротые животы деревенским мальчишкам!
Но отец мальчишки подскочил на ноги и закланялся, все еще заливаясь слезами и шмыгая носом.
— Так мы отблагодарим! — горячо уверил он меня. — Мы и привезем, и увезем! И заплатим, сколько прикажете!
— Боюсь, девушка поскромничает, — заметил Кристиан, внимательно меня рассматривая. Он прищурил свои невероятно синие глаза и выпустил струю душистого дума из губ. — Так что вам следует отблагодарить ее так, как вам велит ваша совесть.
Невероятный человек!
У меня руки начинали трястись, когда он вот так вот смотрел!
Я терялась, и остатки самообладания ускользали от меня. Хотелось спрятать лицо в ладонях и просто бежать от него прочь!
— Давайте ваша совесть сначала велит вам отвезти нас домой, а? — предложила вдруг Рози. — А то я устала. И ножка болит.
Но тут Кристиан тряхнул черными волосами.
— Нет, — мягко, но непреклонно ответил он. — Им еще везти домой сына. А вас отвезу я.
Глава 6. Нескромные предложения
— Ограбили! Ограбили!
Несчастный доктор, встрепанный, с огромной шишкой за ухом, на четвереньках выбрался из-за своего стола.
Глаза у него дико вращались в глазницах, и я уж было подумала, что анестезиолог перестарался. Последние мозги у доктора выбил.
— Они унесли!..
Ну точно, потерю оплакивает.
Наверное, эхо в черепе слышит. И это его расстраивает.
Кристиан, неторопливо закуривая вторую сигарету и небрежно стряхнув пепел от первой, слишком глубокой затяжки, холодно глянул на несчастного.
— Что у вас похитили, дорогой доктор, — безразличным тоном поинтересовался он.
— А?!
Доктор перестал ползти и поднял голову.
Вид у него был ну совершенно безумный.
— Они разорили мою коробку с инструментами! — взревел он. — Вы знаете, сколько это стоит?!
— Не дороже человеческой жизни, — так же холодно ответил Кристиан. Он брезгливо отодвинулся от ползающего кругами, как отравленный таракан, доктора. — Цела ваша коробка. Вот она. К тому же, вам оставили плату за истраченные материалы.
Алчный докторишка нащупал серебряный, брошенный ему Рози — и снова взревел.
— Но этого мало! — выл он. — Мало!.. Там инструменты, и мои нитки!..
— Мало? — так же холодно уточнил Кристиан, недобро сверкнув синими пронзительными глазами. — Проваляться полчаса в обмороке и получить серебряный — это мало?
Мать мальчишки всхлипывала в углу.
— Ничего, ничего, — утешала я ее. — Все позади. Все будет хорошо.
Если честно, то теперь и мне было страшно.
Потому что впереди была еще минимум неделя заживления, и кто знает, как она пойдет.
— Если что-то будет не так, сразу зовите меня, — бормотала я, поглаживая женщину по плечу. — Но, думаю, все обойдется.
— Спасительница! — выла женщина, утирая мокрое лицо. — Спасительница!
— И это не преувеличение, — поддакнул Синеглазка-Кристиан. Он все так же сверлил меня пронзительным взглядом. На лице его не отражалось ни единой эмоции, но руки его заметно вздрагивали.
Не каждый день оперируешь людей.
— А вы храбрый, — пролепетала я, встретившись глазами с его взглядом.
— Не храбрее вас, — парировал он. — Признаться, вы меня удивили. Нет, правда. Вы не похожи на лекаря. Но более качественной работы я не видел.
— А некачественную, стало быть, видели?
Он кивнул.
— Поэтому я здесь, собственно, — ответил он. — Один мой… м-м-м… приятель упал с коня во время охоты на лис. Повредил ногу. Пришлось резать, вправлять кость, а потом зашивать. И уверяю вас, там было зашито намного хуже. Да и нога до сих пор беспокоит пациента. Я пришел за его примочками, или что там этот шарлатан продает в качестве лекарства.
— Вы не удержались в седле? Какая жалость, — почему-то ляпнула я. — А я думала, вы идеальны!
Синеглазка улыбнулся.
— Я — удержался, — сказал он, весело поблескивая глазами. — А он — нет. Потому я и пришел. Он-то ходить не может.
— Полагаю, вы напились и носились по лесу?
— Так и было, — ничуть не смутясь, ответил он.
— Тогда сломанная нога — достойное наказание за глупость.
— Это понимаешь слишком поздно.
— Но лису-то поймали?
Синеглазка поморщился.
— Нет, — нехотя признался он. — Надо признаться, когда нога была сломана, нам было уже не до лисы.
Боже, а можно, он не будет двигаться?!
Потому что когда он кивает, или говорит, или просто курит, поднося руку к лицу, у меня голова кружится.
Приподнимает подбородок, когда говорит.
Жест немного агрессивный и горделивый. Но ему идет.
Тогда его чеканные, красивые черты становятся еще четче. Линия скул красиво гармонирует с изгибом губ.
А еще Синеглазка ужасно ладный и какой-то приглаженный. Словно отлакированный.
На нем надет дорожный костюм. Ткань черная, с синим глубоким отливом. Отделка из гладких блестящих шнуров. Под костюмом — белая сорочка. Крахмальные воротнички. Манжеты —сейчас, правда, они заляпаны кровью. Но Синеглазка и бровью не ведет.
