— Что вы хотите сказать этим, отче?! — задохнулся Брентер от страха и гнева.
— Правду, сын мой. Я никогда и никому не говорю ничего, кроме правды.
Эти слова подействовали на Брентера обезоруживающе. Он не посмел бы поставить под сомнение слова самого Творца, и поэтому прикусил язык. Сейчас его не должно волновать будущее, но что насчет настоящего?
— Я здесь из-за любви? — спросил он озадаченно.
Щеки вспыхнули — к ним прилила горячая молодая кровь. По шее сзади что-то быстро полоснуло, словно кто-то невидимый ловко провел по открытой коже острейшим мечом. Не успев ничего понять, Брентер Райтон схватился за шею, торопливо ощупал ее и опрометью выскочил из хижины, надеясь на свободу и безопасность.
Здесь волны шумели громче, а круглая луна, налитая холодным серебром, щедро лила драгоценный свет на соленую воду и мокрый песок. Не вполне понимая, зачем это делает, Брентер вытянул руки вперед и вздрогнул, увидев темные кровавые пятна на ладонях. До того, как он прикоснулся к шее, они были чистыми.
Еще одно прикосновение — и кровь уже заструилась по запястьям, пачкая рукава. Ее было очень много на шее, но почему она не текла за шиворот, щекоча кожу спины? Брентер не мог этого понять, и оттого злился, искренне надеясь на объяснения Творца.
Но зачем возвращаться в дом, если только что сбежал оттуда прочь?
— Нелепо… — пробормотал мужчина, пытаясь успокоить сам себя.
Тяжелый старческий голос за спиной дал ответ на все его вопросы парой фраз:
— Ты слишком много сделал хорошего и плохого, Повелитель Смерти. Горячая кровь схлестнулась с холодной, родилась твоя смерть.
Не понимая, что больше его ужаснуло, леденящий голос или мрачное предсказание, Брентер Райтон с отчаянием посмотрел в темные небеса. И громко закричал, надрывая горло и легкие.
А потом очнулся.
***
Брентер обнаружил себя там, где предпочел бы не появляться вовсе: в императорском дворце. Кто-то положил его на жесткий диван, обитый голубым бархатом, и заботливо укрыл легким одеялом. Теплее от этого, впрочем, не становилось. Немного полежав, оценив по достоинству пышную роскошь императорской залы, он попытался подняться и тут же со слабым стоном опустился обратно на подушки.
Голова невыносимо болела, словно кто-то с силой ударил его по затылку, а в ушах стоял страшный гул.
— Где я? — зачем-то спросил он хрипло и очень тихо, хоть и знал заранее, что никто не ответит.
Но ошибся. В ответ прозвучал приглушенный и до боли знакомый женский голос:
— У меня в гостях, милый Брентер.
Повернув голову, он увидел Ольму, сидевшую на стуле и смотревшую на него с бесконечной любовью в усталых синих глазах. Брентера охватила сильнейшая нежность. Захотелось вскочить на ноги, подхватить любимую женщину на руки, зацеловать и убежать вместе с ней из дворца. Но страсть и вожделение тут же охладила тяжелая мысль о том, что их схватят, едва они выбегут из этой комнаты.
— У тебя? — переспросил он шепотом.
— Я императрица. Это и мой дворец тоже, а не только Сета.
На последних словах она грустно улыбнулась, и Брентеру снова захотелось поцеловать ее в приоткрытые губы. Жаль, что он слишком слаб и не может даже сесть, а не то чтобы подойти к Ольме.
И он тут же порадовался этому.
Открылись двери. Неспешно ступая по алым коврам, в залу вошел император Сет и, прищурившись, посмотрел на безмятежно сидевшую супругу, ее задумчивое лицо и безвольно сложенные на коленях руки. Затем этот острый пытливый взгляд перелетел, подобно крупной хищной птице, на Брентера. Но и тот не дал ни малейшего повода подозревать себя в чем-либо.
— Добрый день, господин листар.
— Добрый… — бессильно прохрипел тот.
— Вы изрядно напугали своих людей, когда упали в обморок в снег прямо перед беседкой, — сообщил Сет, растягивая слова, словно продолжал испытывать Райтона. — Что вас так напугало?
— Я не знаю. Не помню.
Все, что сохранилось в памяти, это испуганные слова Ольмы о жестокости императора. Намек на то, что рано или поздно Сета свергнут разозленные листары и благородные. И все. После этого черный провал — вплоть до прихода в сознание здесь.
— Раньше вы пугали людей смертью, теперь обмороками, — задумчиво проговорил император, с преувеличенным интересом разглядывая потолок, а потом вдруг метнул любопытный и хитрый взгляд на жену. — Ступайте, неанита. У меня к листару сугубо мужской разговор.
— Да, неано.
Она должна была назвать его «Ваше Величество», но на сей раз решил проявить самую толику непокорности — именно в тот момент, когда он едва ли обратил бы внимание. Больше не глядя на Брентера, словно того вообще не существовало, молодая женщина встала и медленно покинула комнату.
Проводив ее долгим внимательным взглядом, император повернулся к Брентеру.
— Признаться, вы меня озадачили своим слабым здоровьем, — произнес он с должной долей ехидства, как только за женой закрылась дверь. — Я рассчитывал на сильного воина, который отлично послужит государству.
— В Фиаламе очень много сильных воинов, Ваше Величество.
— Мне это известно. Но не лучше ли, когда предводители подают пример?
Райтон молча смотрел в порочно-красивое, отвратительно ухмыляющееся лицо, и не знал, что ответить, кроме откровенной дерзости. Почему-то сам император не хотел подать пример листарам в любой из добродетелей, но требовал от них большего.
Сет тоже смотрел на него, но с любопытством и усмешкой. Как голодный удав на жирного кролика.
— Вставайте, неано, — велел он отрывисто. — Поборите слабость и боль!
Стиснув зубы, Брентер поднялся на ноги. Голова кружилась, в висках стучала кровь, а к горлу подступила гадкая тошнота. Император Сет Ариас был его врагом и соперником, поэтому о слабостях Брентера никогда не должен узнать.
— Вы породили пищу для размышлений у западных сплетников, — радостно сообщил Сет. — Что будете с этим делать?
Брентер не замедлил с ответом:
— При любой возможности я проявлю себя лучшим образом.
— У вас есть такая возможность, — вкрадчиво произнес император.
Время в зале остановилось, пространство стало вязким, как застоявшаяся болотная вода. Брентер пытался не бояться, но это не помешало Сету одарить его очередной противной улыбкой.
— Дело вот, в чем, дорогой неано Брентер, — доверительным и добрым голосом начал Сет. — Младшая дочь северного листара сбежала из родового поместья к аранийскому мальчишке.
— Незнатному? — случайно вырвалось.
— Это не имеет значения. Она сбежала с врагом, пусть даже не желающим Фиаламу никакого зла.
Брентер молча кивнул. Он твердо знал железное правило Фиалама: войны с Аранией никогда не прекратятся. И те, и другие желают расширить границы, и ни на чьей стороне правды нет. Пройдут долгие кватрионы, каждый из которых в сто сорок четыре года длиной, а войны сохранятся, как доказательство жизни этого мира.
Вместо ответа он лишь коротко вздохнул и вопросительно посмотрел на своего государя.
— Северный листар, Ганс Дальгор, слишком стар и немощен, а его сын — молод и неопытен, — продолжал император. — Их благородные подданные считают ситуацию слишком скользкой, чтобы вмешиваться. Но все усугубилось тем, что единоутробный брат этого мальчишки — внук Ганса.
— О да, — Брентер выжал неестественную улыбку. — Понимаю. Семейные связи листаров запутаны и сложны.
Император поморщился с недовольством и брезгливостью.
— Дальгоры вообще слишком тепло относятся к мирным аранийцам. Это создает проблемы.
— Согласен, — поддакнул Брентер, пока император не перешел на тему супружеских измен и незаконнорожденных детей.
— Другим аранийцам это родство понравилось еще меньше, чем нам с вами. Они захватили Эльзу Дальгор с ее женихом и малолетнего Стефана Брота — ее же племянника. Продали сару в рабство. Вам предстоит отправиться в аранийские земли, неано Райтон, и освободить их.
Брентер быстро кивнул, сразу понимая, что отказаться от приказа не выйдет. Хватает и того, что император относится к нему очень скептически, раз не поленился послать на верную смерть. Старый Ганс всю жизнь до появления Миритов рыбачил и охотился, он несведущ в военном деле, а вот Брентер Райтон воевал с аранийцами едва зародилось государство Фиалам.
