сильной боли я припомнить так и не смогла – просто соприкосновение. Потрогала свое лицо – и удивилась, что под пальцами оказалась не кровавая лепешка. Странно как-то. Под шеей немного жгло кожу, но такая боль в расчет даже не бралась.
– Наташа, уходи! – я услышала издали голос Диминика. – Там был только один заряд!
Поднялась на четвереньки и, пригибаясь к земле, побежала в сторону инкуба. Про что он вообще говорил? Уже в безопасности – вдали от разворачивающейся кровавой бойни – приложила руку к кулону-капельке. Стало ясно, откуда возникло жжение – он разбился и немного поранил мне кожу, а теперь на цепочке висела только целая петелька. Маринка сидела на земле, улыбаясь и пытаясь отдышаться, потирала ушибленное плечо. Инкуб навис рядом, стоя перед ней на коленях, и тыкал пальцем ей в ребро, о чем-то спрашивая. А я замедляла скорость, рассматривая его профиль.
Берсерк меня ударил – и я никак не могла выжить. Но только теперь вспоминалось, что как раз в момент соприкосновения его кулака с моей многострадальной головой на груди что-то взорвалось. Этот старый подарок был вовсе не симпатичной штучкой на память… а мне очень повезло, что я так и не решилась пока его снять. Сейчас он уже бесполезен – заряд был только один. И когда Диминик преспокойно наблюдал, как Кристина пытается воткнуть мне кинжал в глаз, он точно знал, что убить она меня не сможет. Он разыграл это представление для невесты – дескать, он полностью на ее стороне, а за меня не беспокоится. Но факт в том, что беспокоиться за мою жизнь ему и не следовало. А рана… ну что ж, вероятно, она за рамки его сценария не выходила.
Как и предполагалось планом «Б», стоило нам только выйти из зоны видимости спятившего берсерка, на нас некому было обращать внимание. Он уже убил или искалечил стольких существ, сколько мы сами никогда не смогли бы. Мы добежали до подножия холма, где встретились с Риссаей и Аго – те были в полном порядке. И теперь неслись к усадьбе, сторонясь массовой драки.
Нужное здание нашли почти сразу, хотя к нему пришлось пробираться почти ползком. Внутри мы нашли двух девчонок – примерно четырнадцати и семнадцати лет на вид и, исходя из внешнего сходства, родных сестер. Дети были связаны. Младшая надрывно плакала. Старшая смотрела на нас испуганными глазами, а на щеке ее расцветал синяк. Но чистые зеленые глаза производили невероятный эффект. Поняв, что мы не из тех, кто их захватил, она тут же быстро залепетала что-то – я не поняла ни слова, поскольку девочка говорила на французском.
В Вахарне многие существа знают этот язык, а уж тролли подавно – они с детства учатся сворачивать кровь на всех доступных наречиях. Аго первым понял, что она объясняла, подошел к замершей младшей, похлопал ее по макушке и добродушно произнес:
– Разнылась-то, разнылась, тряпка. Чего воешь? Вернут вас к твоей мамке. Хотя если она такая же жалкая размазня, то я бы еще подумал, стоит ли возвращаться.
Диминик расспрашивал старшую, развязывая ей руки. Он тоже говорил по-вахарнийски, а она отвечала ему на французском. Маринка прошептала:
– Мой амулет их речь не переводит. Видимо, они обе из существ, раз понимают местных.
Инкуб услышал ее и пояснил:
– Да, суккубы-полукровки. На сверхлингву еще переключаться не умеют, они вообще не знали, что существа, до того, как их похитили. Кто-то из родителей, похоже, неучтенный.
У меня горло сдавило от жалости – так невыносимо было смотреть на изможденное детское личико с синяком во всю щеку:
– Зачем похитили?
– Можно только предположить, – отозвался Диминик. – Из них вырастут настоящие красавицы, уж всякие извращенцы нашли бы применение. А то, что они нечистокровные суккубы, гарантирует, что они в процессе никакого клиента не убьют.
Меня накрыло тошнотой. Я только на секунду зажмурилась, чтобы прийти в себя. Знаю я тут одного извращенца без моральных принципов, но даже он соблазняет, а не берет силой. Истинному инкубу не нужно насилие, потому что он сам по себе олицетворяет желание – и это оставляет его сущность такой же отвратительной, однако в сравнении достаточно терпимой. А с этими девчонками теперь все будет в порядке – ведьмы сотрут в их памяти моменты пережитого ужаса, в Вахарне их поставят на учет, а уж преступники наверху точно не сумеют больше сотворить нечто подобное. Я сверхзакон помню хорошо: все, кто сегодня выживут, не особенно выиграют – за работорговлю их ждет только смертная казнь.
Шум уже переместился в усадьбу – похоже, к берсерку добавились и подоспевшие отряды магикопов. Мы выходили из подвала, довольные собой. Хоть все и вышло из-под контроля, но мы совершили невероятно значимое дело. На мой взгляд, заслужили не только премию, но и поцелуи в наши героические задницы!
Так расслабились, что уже не ожидали новой угрозы. Снаружи нас встретил еще один берсерк – пусть и не в той же ярости, но далеко не безобидный. Риссая вскинула щит, закрывая почти всех, но Диминик не успел вывернуться. Вероятно, он тоже расслабился – или устал уже до такой степени, что его природная ловкость дала сбой.
Громила молниеносно схватил его за горло и вздернул вверх. В этот момент со всех сторон оглушительно прогремели приказы сдаться – сверхполиция уже на месте. Берсерк был полностью в своем уме, поэтому хорошо понял, что ему конец, если не попытается сбежать. Но перед тем как унести ноги, он на секунду приподнял руку еще выше и со всей силы ударил телом инкуба о твердую землю – вибрация была такой, что даже я ее под ногами ощутила. Девочки-суккубы завизжали и подались к стене, а мы в страхе склонились над посеревшим лицом Диминика Эйма. Кровавые дорожки из носа и рта обезобразили идеальное лицо.
– Он мертв… мертв?! – я не знаю, чей это был шепот. Но мое горло разрывал тот же вопрос.
Я не дышала. Я вообще не могла вспомнить, как сделать вдох. Перед взглядом все плыло. То есть для меня он добыл артефакт, защищающий от одной смерти, а для себя самого того же не сделал? Вот ведь идиот!
Риссая прижала ладони к его лбу и выдала:
– Жив, но…
Ей не нужно было заканчивать. Мы и сами видели, что он скорее «но», чем «жив». Тролль сорвался с места, чтобы позвать магикопов – среди тех может найтись хоть один лекарь. Я отыскала в нашем арсенале пару артефактов, хотя в такой ситуации «подбадривание» и «заживление мелких ран» были как мертвому припарка. Ведьма водила по воздуху руками, из которых сочились голубые волны, но голос ее звучал все более жалобно:
– Ну же, Дим, ну же… Дай хоть каплю жизненной искры, тогда мне будет проще…
Я запела, после приказывая ему реагировать на целительскую магию – никакого эффекта. Диминик был в такой глубокой отключке, что вряд ли вообще меня слышал. Марина, захлебываясь слезами, начала расстегивать его пиджак, обнажая грудь.
– Ты что делаешь? – прохрипела я.
Мне ответила Риссая:
– Может сработать. Он же инкуб – черпает силу из страсти. Надо вытащить хоть каплю этой силы.
Я смотрела на Марину, не вполне понимая, как она себе это представляет:
– Ты его ласкать собралась?
– Да что угодно! – закричала подруга сквозь слезы, будто я вдруг стала врагом. – Он мне сегодня жизнь спас! Такое даже Николас поймет! Я буду ласкать, сосать, скакать и делать что угодно, лишь бы он очнулся!
Справедливости ради, не только ей он сегодня спас жизнь. И я понимала, что ею сейчас движет совсем не вожделение – она по уши влюблена в своего оборотня, но сейчас готова на все. Потому тронула ее за плечо и решилась:
– Лучше мне, Марин. Я все еще отравлена – мне не надо изображать к нему страсть.
Она, шмыгая носом, кивнула, но продолжила расстегивать его одежду. Пристальное внимание в такой ситуации совсем не смущало – я легла сбоку и поцеловала безвольный окровавленный рот. Вторгалась языком, пытаясь вызвать хоть какой-то отклик. Рукой гладила грудь, прошлась по расслабленному прессу, на секунду замерла, но потом без сомнений отправила ее дальше. У меня почти
