— Маркус, так что у вас случилась? — спросила я, когда они поели и шумно отхлёбывали из чашек чай.
— Моя сестра уже два дня не хочет вставать с постели, отказывается от еды, повернулась к стенке и молчит, ни на что не реагирует.
— Сколько ей лет?
— Двенадцать.
— А как давно у неё нарушение аппетита? Например, она могла есть, но мало и без удовольствия? Сколько времени она грустит? Возможно, в какой-то момент её перестали радовать хорошие вещи, она стала забывать о привычных вещах, может быть забывала о событиях или о чём говорили с ней? Возможно, она сообщала вам, что чувствует себя ненужной?
— Ещё до приезда сюда. С весны, скорее всего.
— Извините, Маркус, за вопрос, но как ваша сестра пережила потерю матери? Это было ведь пять лет назад?
Он помрачнел и посмотрел на меня совершенно больными глазами.
— Мы все плохо пережили смерть мамы, но она первая стала интересоваться чем-то ещё. Начала музицировать, выезжать на прогулки, смеяться. Приходила в комнату к отцу и читала ему книги, мне кажется, это она вернула его к жизни.
— Маркус, постарайтесь вспомнить, после чего ваша сестра стала грустить?
— Ничего не было! — воскликнул мальчишка.
— К вам кто-то приехал, что-то сказал? Может, раньше?
— Да, нет же! Зимой вернулась лора Телира, гувернантка ещё моей мамы, она пять лет пробыла в монастыре. А потом уволилась гувернантка Морики и лора Телира заняла её место.
Меня просто обожгло дурным предчувствием.
— Мне нужно увидеть вашу сестру! Срочно!
Сразу выехать не удалось. Маркус порядком нервничал, его костюм никак не хотел высыхать, да и порвался в нескольких местах. А выйти в шортах для него означало опозорить семью. Слухи разойдутся быстро, и он станет посмешищем для всего высшего общества. Единственные штаны Курт несколько дней назад сильно испачкал и мы их ещё не успели постирать. Костюм отнесли на второй этаж, открыли окна, комната мгновенно нагрелась, и повесили его на импровизированной верёвке.
Я давно оделась, оставила у порога тревожный чемоданчик и теперь время от времени подскакивала и проверяла ткань. Чёртов костюм графёнка, несмотря на жару, и не собирался высыхать. Видимо, затрудняли сложные магические плетения.
Курт нервно ходил по комнате.
Липа выползла из укрытия.
Пока мальчишки дрались, она затаилась, а теперь завела ручки за спину, если, конечно, можно это называть спиной, и важно вышагивала за Куртом. Маркус косился на это магическое чудо, но молчал.
Графёнок бледнел с каждым моим походом к костюму, не выдержал, вскочил на ноги, натянул мокрую одежду и мы выбежали из дома.
Проехало одно ландо, другое, под колёса третьего Курт просто бросился, хватаясь за вожжи.
Извозчик замахнулся кнутом, но тут мы с Маркусом подбежали, и кучер передумал.
Запрыгнули на сидения. Мимо неторопливо понеслись деревья и живописные старинные двухэтажные здания.
Дорога к поместью тянулась вечность. Маркус нервно теребил края сюртука.
Несколько раз пришлось останавливаться из-за перебегающих на другую сторону людей, на перекрёстке неторопливо вышли животные, похожие на огромных ящериц, но без хвостов, груженные телегами, это был торговый караван. На них восседали сильно загоревшие мужчины в ярко-фиолетовых одеждах, похоже, они держали путь к южному порту. Скорее всего, в нашем городке они даже не остановятся.
Ближе к окраине дома стали встречаться все реже не так, как в центре сплошной стеной.
На просёлочной дороге лошадка взбодрилась и побежала быстрее, всё ускоряя темп.
Мы проехали около четырёх миль, когда показались резные железные кованые ворота, а за ними немного запущенный сад с излишне высокой травой. Графёнок вскочил на ноги, лошадь дёрнулась, он пошатнулся, но мы с Куртом в четыре руки его удержали. И стал выводить затейливые пассы.
Одна из рук Курта скользнула в карман графёнка, и он покрутил в кошелёк, хвастаясь, что так ловко его вытащил.
Я гневно свела брови и одними губами проговорила:
— Положи обратно!
Курт пожал плечами, протянул к карману графёнка руку с кошельком, но ничего сделать не успел, Маркус плюхнулся обратно на сиденье, и мы покатили по дорожке к двухэтажному большому зданию, выкрашенному в тёплый жёлтый цвет.
А моя головная боль сбросил кошелёк на пол. Спрыгнув из ландо, показал рукой на пропажу.
— Но как? Он же магический? — с подозрением уставился на Курта, который уж слишком довольно лыбился.
Курт сделал вид, что он не при делах.
Извозчика попросили не уезжать.
— Два драхта — аренда за день, — пробурчал усатый крохобор.
— Хорошо, — сквозь зубы прошипела я, всем видом показывая, что он вымогатель, но ситуация у нас безвыходная.
Быстрым шагом мы зашли в холл. К нам подбежал дворецкий, который гнусаво запричитал, что граф никого пускать не велел, брезгливо осматривая меня и Курта.
— В отсутствие отца за всё отвечаю я, — грубо отрезал графёнок и уверенно пошёл вглубь дома. Курт хмыкнул, насмешливо осмотрел дворецкого, дал пройти вперёд и пошёл следом.
В комнате девочки мы наткнулись на лору Телиру.
Она гневно забубнила что-то, смотря себе под ноги, слов было не разобрать, и указала нам на дверь
— Выйдите, лора Тилира, пожалуйста, мне нужно поговорить с сестрой!
— Её нельзя трогать, она нуждается в покое! — теперь отчётливо произнесла женщина.
— Выйдите! — жёстко потребовал Маркус.
— Её нельзя трогать! Ваш отец оставил меня ответственной за вашу сестру, и я не потерплю… — раздражающим повизгивающим голосом начала она, но договорить не успела.
Маркус схватил женщину за локоть и вывел за дверь.
— Вы не имеете права, я ещё вашу маменьку воспитывала и вас должна была.
Но графёнок только на это захлопнул дверь.
Глава 16
Комната была светлой и уютной, белые ажурные занавески, накрахмаленные скатерти, на белых шелковых стенах тонкий голубой рисунок, голубой диванчик с золотой вышивкой, в следующей комнате за наполовину прикрытой шторкой виднелась кровать.
Окна вели в сад.
Пахло не то розами, не то сиренью. Странный был аромат, словно несколько разных букетов поставили в комнату, но в вазе стояли только ярко-синие цветы, похожие на большие колокольчики, их названия я не знала.
Девочка всё это время лежала на диване спиной к двери, поджав ноги к животу и никак не реагировала. Только когда закрылась дверь, плечики её вздрогнули.
— Морика, сестрёнка, это я, — Маркус плюхнулся на пол рядом с ней и погладил по тёмным, слегка вьющимся волосам.
Девочка повернулась к брату исхудавшим, измученным лицом и посмотрела на него совсем больными, запавшими глазами с тёмными кругами. Черты были острыми, в них не было детской округлости, присущей всем детям.
Ручки были совсем тонкими, я не могла рассмотреть её тело, но даже за плотной тканью платья было видно, что у девочки к критическая потеря веса, а состояние очень похоже на анорексию с депрессией.
Я подошла ближе, а Курт оторопел, сделал маленький шажочек и обратился в соляной столп.
— Ты сегодня ела? — тихо спросил Маркус.
Девочка помотала головой и сла́бо прошелестела:
— Не хотела.
— А я к тебе шарлатанку привёл, помнишь, ты собиралась на неё посмотреть, — Маркус погладил сестрёнку по волосам, у него дрожали руки и он быстро-быстро моргал.
Графёнок опять меня оскорбил, но я тут же простила его, когда у девочки появился в глазах проблеск интереса.
— Ей нужно дать глюкозу, — тихо, но настойчиво проговорила я, и сразу отчаянно пожалела, что всё ещё не сделала капельницу. Она в этом случае нужна как воздух. Желудок малышки может отвергнуть даже жидкость.
— Морика, выпьешь зелье шарлатанки? — спросила я у неё и тоже присела на корточки, чтобы девочка могла меня рассмотреть, не делая при этом усилий.
Она улыбнулась пересохшими губами и прошелестела:
— Хотела бы я посмотреть на реакцию отца.
