Марина Королёк
Психиатр для магов
Глава 1
Солнце пекло неимоверно, над доро́гой поднималось знойное дрожащее марево.
Я шла по Линстрит, по центральной улице нашего городка и еле переставляла ноги. Где-то по пути от здания Академии магии, балетки увеличились в размере и то и дело пытались соскочить с ноги. А босиком идти — это пытка посерьёзнее сожжения. Там хоть дымом задохнулся и конец. А здесь на ступнях со вздутыми волдырями и ожогами придётся пройти ещё три квартала.
Сегодня температура поднялась градусов до пятидесяти. Вода во фляге давно закончилась и пустой бутылкой сиротливо болталась на поясе.
— Вот гад! — в сердцах сказала я и зло зыркнула в тень подворотни. Угрожающе зарычала собака, прижимая к шее недоразвитую третью пару лап, застригла ушами-колокольчиками и нырнула в дом.
— Да не ты! — тоскливо сказала я, провожая взглядом приоткрытую дверь и игриво колышущуюся занавеску, утопающую в спасительной темноте.
Сегодняшний день начался у меня с огоньком и ещё не закончился.
Интересно, сколько сегодняшняя встреча принесёт мне проблем?
А всего-то и нужно было продлить лицензию, поставить одну печать и отправить, как я это называла, в единый магический реестр.
В прошлый раз это заняло у меня не более получаса, но сегодня у клерка в кабинете сидел проверяющий, и они продержали меня до полудня. Несколько раз пересматривали мои бумаги, сличали подписи, проверяли на магическую достоверность, даже зачем-то сделали слепок ауры.
Фиг вам, господа, как говорится! Фиг вам!
Ребята слепого Дрока знают свою работу.
Так что Лидия Пенкина, урождённая землянка, по всем мыслимым и немыслимым документам в этом мире Элиза Преока. Родилась в аристократической обедневшей семье, родители умерли, воспитывалась в пансионе, который покинула после совершеннолетия. Имеет неплохое образование и воспитание, хоть и бесприданница.
Настоящая Преока погибла три года назад от нелепой случайности. Попала под копыта лошади. Мальчишка-карманник, за несколько минут до этого стащивший у несчастной кошель с документами и деньгами, догадался сообщить об этом слепому Дроку. А тот сделал всё, чтобы девочку не опознали. За что со всеми почестями похоронил на старом кладбище, как третью племянницу старого маркиза.
И слепка ауры у девочки нет. Не успела она на момент смерти достигнуть двадцатилетия, когда аура перестаёт менять свой рисунок и становится в этом мире чем-то вроде нашего отпечатка пальца.
А так мы обе темноволосые и голубоглазые, хотя лицо у неё было немного другим. Она была моложе на семь лет, но в этом мире старение то ли замедляется, то ли происходит немого иначе. За три года пребывания в этом мире гусиные лапки, небольшие мешки под глазами и носогубная складка исчезли, кожа посветлела. Я смотрела в зеркало и мне казалось, что вернулись мои восемнадцать.
Столичный проверяющий был дотошным.
Он просверлил меня долгим высокомерным взглядом, словно подозревал в чём-то.
Но мы и не таких видали в палатах, где содержались особо буйные. В моей практике сильно отличился Анатолий Мышкин, который считал себя византийским полководцем Георгием Маниаком. Он умел так смотреть, что бывалые санитары спрашивали разрешение, прежде чем войти, а ко мне относился с уважением и всегда на вы. Но это другая история.
Так что я могла подстраиваться под любые ситуации и разных людей. Нередко помогала внутренняя установка, что я нахожусь в родном дурдоме и общаюсь с новым, ещё малоизученным пациентом.
Проверяющий даже посочувствовал, когда узнал, что я сирота из обедневшей аристократии.
Это первое, что я вынуждена была произнести в ответ на вопрос, почему пришла без сопровождения мужчины в государственное учреждение.
Так мы обычно смотрим на бездомных собак, с жадностью поедающих с рук еду.
Чело у проверяющего было обезображено аристократическим снобизмом в сотом поколении. Высокий, худощавый, с внимательным взглядом. Цвет глаз я сразу не рассмотрела, не позволила моя близорукость, но мне показалось, что они у него карие. В этом мире людей с плохим зрением я ещё не встречала, и моё по непонятным мне причинам восстанавливалось. Но хоть какая-то компенсация за нервы. И хотя мои минус шесть превратились где-то в минус два — полтора, не все детали я видела чётко.
Волосы у проверяющего тёмные с россыпью седых волос, но лицо молодое, без морщин. Нос ястребиный, губы на мой вкус тонковаты, широкий, мужественный подбородок. Я бы дала ему лет тридцать пять, может, чуть больше. Это по земным меркам, а в этом мире может быть всё что угодно.
Сочувствовал он мне недолго, только до того момента, как я представилась и отдала свиток, заменяющий паспорт.
— Это не ваши документы, — резко заявил он.
Я не испугалась, нет. Меня уже было сложно в этой жизни напугать. Практикующий психиатр по воле судьбы оказавшийся в магическом мире — вот что страшно, а всё остальное вре́менные трудности.
— А чьи? — насмешливо спросила я.
Особо буйным только покажи слабость.
— Элизы Преоки, — задумчиво протянул гад.
— А я тогда кто? — спросила я тоном, с которым доктор Никифоров разговаривал с пациентами, когда те находились в острой форме параноидного психоза.
— Вы мне ответьте, вкрадчиво произнёс проверяющий.
Я скромно села на стульчик у двери и сжала в кармане амулет мгновенного переноса в логово слепого Дрока, а затем с неуместной бравадой сказала:
— Проверяйте, а потом я жду извинений.
Когда вы откровенно врёте, нужно это делать уверенно, искренне и самозабвенно, иначе вас сразу же раскусят.
И они проверяли.
Даже связались с настоятельницей пансиона. Она, конечно, детально описала им мою внешность. Ещё бы ей меня не описать, если два года назад по настоянию слепого Дрока отправила своё магофото с осенней ярмарки, с благодарностями и с приличной суммой.
Архив пансиона благополучно сгорел много лет назад. Дрок клялся, что это не он.
— Ну, что ваша светлость, проверка закончилась? — скромно спросила я, когда граф подошёл к окну и задумчиво посмотрел вдаль, скрестив за спиной руки.
— Да, — ответил он, — а скажите лора Преока, что это за профессия, консультант по избавлению от магической зависимости? И где учат таким наукам?
— Нет закона, который запрещал бы заниматься людям, получившим образование какими бы ни было консультациями, — немного резко ответила я.
— И всё же, — настаивал он.
Я немного задумалась и решила всё же пояснить специфику своей работы, не вдаваясь в специальные термины.
— Вы знаете, что достаточно много магов умирают из-за того, что теряют желание жить? — начала я.
Он резко повернулся и посмотрел так, что моя рука чуть не сломала артефакт мгновенного переноса.
— Да что вы в этом понимаете? — вкрадчиво спросил он. От его голоса волоски встали дыбом по всему телу, а по шее сползло несколько капелек пота, оказалась и врача-психиатра с хорошим стажем можно напугать.
— Иногда какие-то события или эмоции травмируют нас настолько, что мы пытаемся закрыться полностью от окружающего мира, стираем себя из него, или хотим уйти из этой жизни, но в силу каких-либо установок не можем покончить… — затараторила я, нервно поправляя несуществующие очки.
— Довольно! — рявкнул он так, что зазвенело в ушах и меня придавило к стулу вырвавшейся из-под контроля графской магией. — Убирайтесь!
— Я пришла за лицензией и без неё не уйду, — натужно прохрипела я. Мне казалось, что стул подо мной развалится и мощная плита, которая давила на грудь, придавит к полу.
Он подошёл ко мне и посмотрел, как лепидоптерофилист на пришпиленную к холсту бабочку, но магию он почти взял под контроль, и давление ослабло.
Все же глаза у него карие и над бровью полоска шрама.
— Именно из-за таких мошенниц, как вы, с псевдонаучными идеями, умирают маги. И вместо того, чтобы идти к лекарям, несут золото тем, кому наплевать на их жизни, и совсем не наплевать на деньги.
