Я бы стала снова живой.
Но в дверь никто не входил.
Глава 13
Сарафан с цветами я купила назло.
Назло себе, которая всегда чуралась ярких оттенков, назло той части меня, которая все еще отчаянно желала забиться в угол и слиться с серой стеной, назло Комиссии, которая ломала и не доломала, назло Лиаму.
«Наблюдаешь? Наблюдай!»
Туфли и шляпка. Полный, по мнению старой Кейны, моветон. Зато из высокого зеркала на меня смотрел кто-то другой – не я.
Однажды я поверю собственному отражению, однажды приму его, улыбнусь ему.
На выход из магазина я прошагала с тем чувством, будто кареглазый только что спросил меня: «Чего ты хочешь?», а после переодел в самое неудобное на свете тряпье.
«Если тогда не сломали, не сломаешься и сейчас, терпи».
Трансформация начата.
Комиссионный документ в новую сумочку я перекладывала с таким же выражением лица, с каким перекладывала бы противную скользкую змею.
Двадцать минут восьмого.
Я даже смеялась над шутками Адрии. Что-то щелкнуло внутри, и я прикинулась прежней так ловко, что никто не замечал подмены. Мик оттягивал локоны, мазал их пахучей краской, травил байки, вращал запястьями и закатывал глаза так, как умеют только геи; из радиоприемника доносилась песня, которую я никогда раньше не слышала – новинка.
– Стрелки не должны смотреть вниз, поняла? Нам ведь не нужен грустный взгляд? – вклинивалась в истории Мика Адрия.
Я кивала. Не нужен.
– Растушевывай сначала тени, после наноси подводку…
Кисточка порхала по моим векам поролоновым боком.
Меня учили контурировать лицо, скулы, нос – бесполезная, как мне всегда казалось, наука. Теперь я впитывала ее, потому что «надо». Больной человек не всегда знает, как действуют таблетки, но они действуют, если он кладет их в рот. Макияж был моей таблеткой, и я разжевывала ее, давилась, запивала и глотала.
До рези в глазах пахло аммиаком; песни в радиоприемнике сменяли одна другую. Что-то творилось с закутанными в фольгу прядями волос на моей голове – они меняли цвет.
– Смотри, если нужна дневная форма, не подводи нижнее веко… И растушевка сейчас в моде, впрочем, как и всегда…
Адрия трудилась над моими бровями и скулами.
Слетела в какой-то момент фольга; меня отмыли от краски, превратив в нечто с красноватым оттенком на голове. Увидев мое выражение лица, Мик замахал руками:
– Это смешается с другими оттенками, будет красиво.
Он оказался прав – краснота после сушки феном оттеняла другие цвета – орех, кору Сьены, мягкий шоколад.
– Видишь?
В тот момент, когда я хотела его похвалить, что-то случилось. Всего на несколько секунд, но этого времени мне хватило, чтобы покрыться холодным потом – стены салона расплылись. Раздвоилось отражение в зеркале; сдвинулся мир. Потянуло вдруг из ниоткуда сыростью подвала, вернулась та самая боль, которую я испытывала при «слиянии» с Лиамом – я начала задыхаться, хватать ртом воздух.
– Эй, эй, эй… – Мик осторожно хлопал меня теплыми ладонями по щекам. Мир, вращаясь, возвращался на место, являя цвета, оттенки и запахи. Уже держала стакан с водой посеревшая под слоем румян Адрия.
– Подруга, ты чего? Может, доктора?
– Не надо… доктора…
– Краски нанюхалась? – Мик смеялся нервно, с облегчением. – Так бывает с непривычки, я уже столько раз «травился», что чувствовать перестал. Нормально? Продолжаем? Осталось просушить…
Я кивнула, выдохнула и натянуто улыбнулась.
Адрия, тряхнув головой, отпила добрую половину воды из принесенного для меня стакана.
Получасом позже, если бы не глаза, в зеркале отражался кто-то другой – целый, никогда не испытывавший боли. Удивительный водопад волос, вернувший усилиями парикмахера блеск; дерзкие брови, кажущиеся пухлыми из-за контура и матовой помады губы, совсем иной взгляд. Симпатичная, красивая даже девушка.
Мик хлопал в ладоши; нервно закурила прямо в помещении довольная результатом Адрия.
– Ну как тебе?
Часть меня, забившаяся в глубину, не верила в настоящность этого образа. Но от меня ждали слов восторга.
– Отлично! Очень… здорово.
*****
(Simon, IOLITE – Only Human)
Симпатичная мощеная набережная, живописное в закатном свете озеро. Теперь я не понимала, куда рвалась отсюда, почему мечтала уехать. Зачем море, когда такие оттенки – золотые, персиковые, розовые и бронзовые? У выгнутого, словно бок чаши, берега покачивались далекие лодки – дорогие, наверное, отсюда игрушечные. Теплый и бархатный ветер носил вдоль прибрежной кромки запахи сладкой ваты, чужих духов, мшистых камней, сырости. Удивительный вечер – самый спокойный за последние месяцы.
Жаль, что смотрела я на всю эту красоту будто из-за закрытого окна. Понимала, что ей надо любоваться, наполняться, вдыхать и балдеть, но осознавала это лишь теоретически. Красивая внешне, я пока оставалась раскрошенной внутри, и это нервировало. Нет, меня убила не камера, не кареглазый и не брандспойт в спину. Меня «убил» Лиам. Его в моей новой жизни отсутствие.
И в этот тихий вечер особенно сильно не понималось, почему мы не вместе. Кому нужны чины, звания, разделения, формальности? Если двое встречаются, им сам Создатель велел держать друг друга за руки, не отпуская, ведь так? Но человек с двуцветными глазами существовал в параллельной вселенной и здесь звался моим «куратором». Какое удивительно отчужденное слово…
Да, я пройдусь вдоль озера, но не из-за хорошего настроения, а потому, что за мной, скорее всего, наблюдают. Пусть они видят, что моя жизнь стремительно налаживается, что скоро в ней все станет не просто хорошо, но отлично.
К черту… Когда-нибудь все наладится по-настоящему, а пока так.
Никому, кроме меня, не видно, что я ощущаю себя наштукатуренным манекеном, натянутым поверх пыльного мешка.
Все быстрее цокают по набережной каблуки, все отчаяннее треплет локоны и подол цветастого сарафана ветер. И неважно, что поджаты губы, что внутри совсем другой ураган.
– Я забуду тебя…
«Ты мне не нужен».
«Очень нужен».
«Никто не нужен…»
– У меня все хорошо, понял? – Стала отчаянно напрягать, как стальной шип в гениталиях, лежащая в сумке бумага. Следом хлынула удивительно сильная вспышка злости. – И я вам не кролик, чтобы держать меня на поводке…
*****
Уровень СЕ.
Лиам.
(I am waiting for you last summer – In Circles)
Он должен был наблюдать за ней минимум шесть недель – отслеживать странности поведения, изменения психоэмоциональных состояний, – но Лиам понимал другое. Тесты Кейны завершились, а вот его собственный главный тест всех контрольных систем, видимо, только начался. Она хотела его рядом – рьяно, до боли, до внутреннего крика, – и по отлаженному нерушимому фундаменту Карры шли непривычные вибрации. Ничего такого, с чем он не мог бы справиться – все поддается контролю, – но их связь, похоже, глубже, чем просто связь слитых энергий.
Он не знал, что она могла быть такой – разбитой и одновременно нерушимой, раскрошенной и стойкой. Дикой, бросающей всем и всему вызов. Этот вызов он вдыхал со странным трепетом, ожиданием, заранее зная о том, что в последующие недели терпеливым ему придется быть часто.
Из салона она вышла иной – красивой, независимой, – но его до вздрагивающих ладоней привлекало другое. Жила, неугомонность, бьющийся пульс. Они могли разбить ей все кости, но этот пульс не сумели бы заточить ни в одни оковы – дерзость, дерзость, дерзость… Она заводила его, как ничто иное, она вызывала в нем желание аккуратно завести тонкие руки за спину и держать их, глядя Кейне в глаза, пока та не успокоится, не притихнет. Не осознает, что он рядом, не осознает, кто он. А после успокоить ее по-другому.
Ему следовало заняться формулой излучения тела Кейны, ее новым фоном – что-то в нем настораживало Лиама. Постоянно меняющаяся связь химических процессов, своего рода продолжающаяся мутация – еще никогда женщина не сливалась с Комиссионером СЕ. И процесс длился до сих пор.
