Одинокий Город поделен на пять округов, и каждый огорожен своей стеной. Все округа, за исключением Болота, носят названия, связанные с каким-то ремеслом. Болото – беднейший округ, окраина. Промышленности у нас нет, здесь живут рабочие, которые трудятся в других округах. Четвертый округ – Ферма, где выращивают и производят еду. В округе Смог расположены все заводы и фабрики. Во втором округе – Банке – торговцы держат свои магазины. И, наконец, сердце города – Жемчужина, где живут королевские особы. И куда послезавтра переселяемся мы с Рейвен.
Следом за Пейшенс мы спускаемся по широкой деревянной лестнице. Снизу поднимаются запахи кухни, и я улавливаю ароматы свежего хлеба и корицы. Они напоминают мне о сладких булочках, которые мама пекла на мой день рождения – такую роскошь мы могли себе позволить очень редко. Сейчас я ем их, когда захочу, только вот вкус у них совсем не тот.
Мы проходим мимо классной комнаты – дверь открыта, и я замираю на мгновение и наблюдаю. Девочки в классе совсем юные, лет по одиннадцать-двенадцать. Новенькие. Как я была когда-то. Давным-давно, когда заклинание было всего лишь словом, и еще никто не объяснил мне, что я особенная, как и все суррогаты. Что благодаря какой-то генетической причуде мы призваны служить королям.
Девочки сидят за партами, рядом с каждой маленькое ведерко и аккуратно сложенный носовой платок, а перед глазами – выложенные в ряд пять красных кубиков. Смотрительница сидит за большим столом, что-то записывает; у нее за спиной, на доске, мелом выведено: ЗЕЛЕНЫЙ. Девочек испытывают на первое заклинание: изменение цвета. Я улыбаюсь и слегка морщусь, вспоминая, сколько раз сама проходила через это испытание. И мне кажется, будто я кручу в руках воображаемый кубик, повторяя движения за девочкой, что сидит ближе ко мне.
Первое: увидеть предмет как он есть. Второе: нарисовать мысленный образ. Третье: подчинить его своей воле.
Зеленые прожилки проступают сквозь ее пальцы в том месте, где они касаются кубика, и испещряют красную поверхность. Взгляд у девочки сосредоточенный, видно, как она борется с болью, и я знаю, что если она сможет продержаться еще несколько секунд, тест будет пройден. Но боль одолевает ее, и девочка вскрикивает, роняет кубик, признавая победу красного над зеленым, и отхаркивает в ведерко розовую слюну. Из носа вытекает тонкая струйка крови, и девочка вытирает ее носовым платком.
Я вздыхаю. Первое Заклинание самое простое из трех, но девочке удалось поменять цвет всего на двух кубиках. Впереди у нее долгий и трудный день.
– Вайолет! – Рейвен зовет меня, и я спешу к ней.
В столовой немноголюдно – большинство девочек уже в классах. Когда заходим мы с Рейвен, все замолкают, отставляют ложки и чашки, встают, и каждая девочка, скрестив два пальца правой руки, прижимает их к сердцу. Это традиция Дня Расплаты, дань уважения суррогатам, уходящим на Аукцион. Каждый год я участвовала в этой церемонии, но сейчас испытываю странное чувство, потому что чествуют меня. Ком встает в горле, и глаза щиплет от подступающих слез. Рейвен стоит рядом, и я чувствую ее напряжение. Многие из тех, кто приветствует нас, завтра тоже идут на Аукцион.
Мы садимся за наш столик в углу, у окна. Я закусываю губу, с грустью осознавая, что очень скоро этот столик уже не будет «наш». Это мой последний завтрак в Южных Воротах. Завтра в это время я буду в поезде.
Как только мы устраиваемся за столом, девочки садятся, и возобновляются разговоры, только уже шепотом.
– Я понимаю, это дань уважения, – бормочет Рейвен. – Но мне не нравится быть по другую сторону.
Молодая воспитательница по имени Мёрси спешит к нам с серебряным кофейником.
– Удачи вам завтра, – робко произносит она. Я с трудом выдавливаю из себя улыбку. Рейвен молчит. Мёрси слегка краснеет. – Что предложить вам на завтрак?
– Глазунью из двух яиц, картофельные оладьи, тост с маслом и клубничным джемом, бекон, хорошо прожаренный, но не горелый, – тараторит Рейвен, словно нарочно запутывая Мёрси. Она любит ставить людей в неловкое положение, особенно когда нервничает.
Мёрси, улыбаясь, качает головой.
– А тебе, Вайолет?
– Фруктовый салат, – отвечаю я. Мёрси удаляется в сторону кухни. – Неужели ты все это съешь? – спрашиваю я Рейвен. – У меня за ночь желудок будто съежился.
– Любишь ты дергаться, – говорит она, высыпая в свою чашку с кофе две полные ложки сахара. – Так недолго и язву заработать.
Я делаю глоток кофе и наблюдаю за девочками в столовой. Особенно меня интересуют те, что идут на Аукцион. Одни заметно нервничают и, наверное, так же, как и я, мечтают нырнуть в постель и спрятаться под одеялом; другие возбужденно болтают. Я никогда не понимала таких девчонок – тех, кто безоговорочно верит россказням смотрительниц о том, какие мы особенные, какую благородную миссию выполняем, почитая давнюю традицию. Однажды я спросила Пейшенс, почему мы не можем вернуться домой после родов, и она ответила: «Вы слишком большая ценность для королевской семьи. Они хотят заботиться о вас до конца жизни. Разве это не замечательно? У них такие добрые и великодушные сердца».
Я сказала, что предпочла бы свою семью королевскому великодушию. Мои слова ей не очень понравились.
Молоденькая, похожая на мышку девушка за соседним столиком вскрикивает от боли и неожиданности, потому что вода в ее стакане превращается в лед. Она роняет стакан, и он разбивается вдребезги об пол. У нее начинается носовое кровотечение, и она хватает салфетку и выбегает из столовой, а смотрительница спешит к столику с совком для мусора.
– Я рада, что этого больше не случается, – говорит Рейвен. В начале обучения заклинаниям приступы трудно контролировать, и боль бывает сильнее, чем можно себе представить. Когда я впервые закашлялась кровью, мне казалось, что я умираю. Но уже через год все проходит. Теперь у меня лишь изредка идет носом кровь.
– Помнишь, как я целую корзину клубники сделала синей? – спрашивает Рейвен почти со смехом.
Воспоминания не слишком приятные. Поначалу это было забавно, но она никак не могла остановиться – все, к чему она притрагивалась, становилось голубым, и так целый день. Рейвен серьезно заболела, и докторам пришлось отправить ее в изолятор.
Я смотрю, как Рейвен невозмутимо разбавляет кофе молоком, и думаю о том, как буду жить без нее.
– Тебе уже дали номер лота? – спрашиваю я.
Ее рука чуть дрожит, и ложка звякает о края чашки.
– Да.
Глупый вопрос – нам всем раздали номера еще вчера вечером. Но я хочу знать, какой номер у нее. От этого зависит, как долго мы будем вместе.
