Чёрт бы побрал моё дыхание за то, что оно быстро сбивается, но оно сбивается. Я не могу удержать взгляд и чувствую, как мои глаза расширяются сами собой.
Глаза Джована теряют свой ледяной блеск.
— Лина, ты должна сделать это.
Мои внутренности тают, когда он опускает букву «О» в моём имени. В Осолисе это форма проявления нежности.
Он перемещает меня в более удобное положение и направляется к двери.
— Ты можешь ненавидеть меня за то, что я тороплю события, но это нужно сделать. Ты сама себя изводишь.
Я поднимаю руки и обхватываю его за шею. Я не захватываю его голову в замок, но эта мысль всё же приходит мне в голову.
— Джован, это не лучшая идея.
Он останавливается на месте.
— Так что же ты тогда будешь делать? Ты хочешь сбежать?
Я моргаю.
— Ч-что?
— Мы можем сбежать и никогда не возвращаться.
Трудно злиться, когда он несёт меня.
— Не глупи.
Джован продолжает спускаться по лестнице. Мои шрамы на груди болезненно тянут, хотя я вижу, что он старается уменьшить колебания.
— Вот твой выбор, — твёрдо говорит он. — Ты входишь в обеденный зал. Или мы убегаем. Что бы ты хотела сделать?
Он манипулирует мной и даже не пытается это скрыть. Из Джована вышел бы ужасный Солати. Он мастерски умеет скрывать эмоции на лице, но не обладает утончённостью в манере речи. Но это не значит, что его способ неэффективен.
Он знает, что я не убегу. Знает, что я слишком беспокоюсь о том, что другие думают обо мне; что я зашла слишком далеко, слишком много вынесла, чтобы сдаться.
— Ты прав, — тихо говорю я.
Я вздрагиваю, когда он резко останавливается.
— Что ты сказала?
Его глаза широко распахнуты, недоверчивая улыбка озаряет его лицо.
Небольшая улыбка появляется на моём лице против собственной воли.
— Я сказала, что ты, возможно, прав.
Он фыркает.
— Я определённо прав.
Я убеждаюсь, что он видит, как я закатываю глаза. Но реальность того, что я собираюсь сделать, возвращается, когда он достигает нижней ступеньки лестницы. Моё дыхание перехватывает. Я не могу это сделать!
— Опусти меня, — требую я.
Мои руки больше не обхватывают его шею, они отталкивают его.
— Джован, опусти меня, сейчас же.
Его хватка становится крепче. Он поворачивается и направляется в тень меньшего зала. Факелы мерцают, когда мы тревожим их своим движением. Зал пуст.
— Лина, тебе нужно собраться. Это происходит. Я знаю, что ты чувствуешь слабость; я понимаю, что тебе было больно. Но в этом тебе нужно быть сильной. Я не сомневаюсь, что ты таковой и будешь.
Из уголка моего глаза вытекает слеза. Не желая, чтобы он видел, я прижимаюсь головой к его груди. Сильной. Я могу быть сильной. Я провела всю свою жизнь, делая это. Со вздохом я хватаю кусок его туники и перекатываю ткань между пальцами. Она эластичная и плотная. Типичная обработанная кожа, которую носит большинство Брум. Одежда короля, предназначенная для членов королевской семьи, мягкая и расшитая замысловатыми узорами. Я закрываю глаза, вдыхая его запах. Запах мыла и мужчины.
Моё дыхание вновь выравнивается.
Это не хуже, чем всё остальное, через что я прошла. К худу или к добру, мне не избежать следующего шага. Если всё будет плохо? Всегда есть план ретироваться на Ире. Но если реакция будет нормальной? Это может быть началом новой эры для наших миров.
В грядущие моменты я представляю всех людей со смешанной кровью. И, я напоминаю себе, что решение показать своё лицо ассамблее не было совсем уж незапланированным. Чтобы заключить союз между мной, Гласиумом и Ире, я была вынуждена открыть своё лицо лидеру Ире, Адоксу. Мои действия запустили неизбежный процесс, который, как я знала, может закончиться только одним способом.
Тогда я решила, что Гласиум и Осолис узнают обо всём на моих условиях. Большая часть моих друзей отреагировала хорошо. Но Жаклин, которую я когда-то считала преданной подругой, теперь презирает меня.
Мои внутренности дрожат, когда я думаю о её реакции, умноженной на сотни.
Если отвращение будет только лёгким, у меня появится шанс бросить вызов моей матери за титул Татум и покончить с её тиранией раз и навсегда. Я могла бы спасти своих людей от голода и рабства, установить истинный мир между — теперь тремя — расами наших миров. Если я смогу пройти через следующие несколько минут, Соглашения больше не будут нарушены. Они станут кодексом. Практикой. Переменой в том, как мы живём.
Это будет то, о чём мы с Кедриком мечтали много лет назад. О чём мы с Оландоном сговаривались в детстве.
То, ради чего мы с Джованом могли бы умереть, пытаясь воплотить в жизнь.
Когда я поднимаю голову, он смотрит на меня с особым выражением. Его взгляд устремляется туда, где моя рука всё ещё перекатывает материал его туники. Мои щёки вспыхивают, и я разглаживаю ткань. Спереди на ней появляется несколько крупных складок. Джован мягко откидывает мою голову назад и прикасается губами к моим. Мой рот сливается с его твёрдыми губами. Это движение более привычно, чем раньше, хотя у меня всегда перехватывает дыхание.
Стон прорывается сквозь мои зубы, и Джован отстраняется, в его глазах появляется блеск.
— Ты готова? — он поднимает бровь.
Готова ли я изменить мир? Нет.
— Да, — отвечаю я.
Король ухмыляется и целует мой нос. Он не верит мне — я не верю себе — но мы оба специализируемся на том, чтобы заставить других поверить нам.
А в этой смертельной игре только это и имеет значение.
ГЛАВА 2
— Опусти меня, — шепчу я Джовану на ухо.
Мои ноги шатаются и, глядя на вход в обеденный зал, я пытаюсь убедить себя, что это не от страха.
Я ненавижу эту арку. Она заманивает тебя в ложное чувство безопасности. В течение трёх секунд, которые требуются, чтобы пройти под резным камнем, звук затихает, и ты не можешь увидеть, что находится позади или впереди.
Я делаю несколько нетвердых шагов вперёд, едва слыша поддерживающий шёпот Джована, прежде чем изогнутый арочный проём надо мной превращается в балочный потолок обеденного зала. В последний раз я видела эти балки, когда бежала по ним, чтобы убить Бровека и не дать ему зажечь сигнал к наступлению армии моей матери на Гласиум.
В прошлый раз в дальнем конце зала ютились напуганные женщины и дети.
Столы и скамьи расставлены по всему помещению. На возвышении в одном конце прямоугольного пространства у трона находится платформа, и те, кто занимает высокое положение в ассамблее, сидят ближе всего к Королю. Дозорные, которые не находятся на дежурстве, занимают столы в задней части зала. Однажды я сидела на этих местах, когда пришла в замок после Купола в качестве Мороз. Ассамблея знает меня как грозного бойца Внешних Колец.
… Они видели, как на балу в прошлом секторе их Король проявил ко мне особый интерес.
С потрясением я осознаю, что этот момент имеет двоякое значение: Ассамблея знает, кто такая на самом деле Мороз, и понимает, что Татума Осолиса и Король Гласиума ближе, чем когда-либо были Брума и Солати. В открытую.
Мои ладони покрываются капельками пота, когда я из последних сил удерживаю безучастное выражение лица.
Ассамблея смотрит, как я медленно пробираюсь сквозь ряды.
Я должна была привыкнуть к этому, но в этот раз всё… иначе. В этот раз на меня пялятся в шоке. Не из-за моего положения или из-за того, во что я одета.
А потому что Татума Осолиса — полукровка.
В глубине зала скулит собака, и это самый громкий звук, в то время как я бесстрастно смотрю вокруг себя. Это худший вид агонии. Моё сердце стучит в ушах. Джован подходит и обнимает меня за талию, крепко прижимая к себе. Пока мы идём сквозь толпу его людей, мой тщательный контроль начинает ослабевать. Ничто не могло подготовить меня к этому моменту. И если бы он не был навязан мне, я не могу быть уверена, что когда-нибудь дошла бы до этого момента. Я бы предпочла встретиться лицом к лицу со своей матерью.
