делаю вид, что прячусь за своим пластиковым стаканом. — Мы ведь суперагенты на задании.
Вампир закатывает глаза. Я наклоняюсь над кофейным стаканом так, что приятный горьковатый аромат слегка щекочет нос.
— Когда было последнее обращение? — внезапно спрашивает Вал. Настолько внезапно, что застает меня врасплох.
Я тяжело вздыхаю, сцепляя пальцы в замок.
— Ты действительно решила обсудить это прямо сейчас?
— Я должна знать.
Организм оборотня устроен практически так же, как и человеческий, исключая пару мелких деталей, которые здорово портили жизнь. Во-первых, я не переносил серебряные предметы и религиозную символику. Бежал от японской посуды и новомодных сплавов как от чумы. Один вид ножа, не требовавшего заточки, вызывал зубной скрежет. Но весь кошмар состоял даже не в этих банальных признаках нечисти.
С самого детства я страдал от того, что обращался в зверя. Мои приступы никак не соотносились с фазами луны, а приходили вместе с приливом негативных эмоций. Одним словом, если я злился, то тут же чувствовал, как дрожат руки, и организм готовится к превращению. Я столько раз пытался найти хоть какой-нибудь способ контролировать свою звериную натуру! Однако долгая жизнь издевательски усмехнулась и показала, что это невозможно. Неудивительно, что я был сам себе противен. Но жить любил гораздо больше.
Такое странное сочетание мальчишеского оптимизма и траура по невозможности что-то исправить. Кто угодно мог попасть под мою звериную лапу, когда вскипала кровь.
— Земля вызывает Джексона.
Встряхиваю головой, прогоняя навязчивые мысли. Вампир выжидающе смотрит на меня, все еще ожидая ответа.
— Извини, задумался. — Грустно вздыхаю и опускаю взгляд. — Вспомнил ту ночь, когда я едва не…
— Снова начинается навязчивое самобичевание?
— Конечно, начинается! — громким шепотом отвечаю я. — Ликантропия хуже лишая, от нее не излечиться. Вспомни, когда я кинулся на тебя, а ты даже не пыталась защищаться! Сколько раз говорил — лучше пристрели.
— Столько драмы, Бруно, остановись, — резко обрывает меня Вал. — Во-первых, ликантропия — это не болезнь, а врожденная особенность. Во-вторых, я бы ни за что не причинила тебе вреда.
— Есть еще и «в-третьих»?
— Есть. Твой инфантилизм порядком достал.
— Прости, — невесело улыбаюсь я.
— Принято. — Вал разминает затекшую шею. — Ты проигнорировал мой вопрос об обращениях. Я должна быть уверена в том, что переливания облегчили тебе жизнь, а не наоборот.
Вампир часто приносила пакеты человеческой крови из клиники и закачивала ее мне, чтобы снизить риск обращения. Черт знает почему, но это действительно помогало. Даже не помню, кому из нас пришла в голову эта идея.
Однако при каждом переливании приходилось сталкиваться с массой неудобств. И дело даже не в том, как сильно расширялись зрачки Вал при виде свежей человеческой крови. В ее выдержке я не сомневался.
Тонкая игла, которую Рихтенгоф вводила мне под кожу, ужасно жглась. С развитием медицинских сплавов меня все меньше пугало серебро. Вторым большим минусом переливания стало ощущение похмелья. Часто сразу после принятия человеческой крови я убегал в туалет или на следующий же день падал в лихорадке и валялся в кровати до тех пор, пока мой организм не соглашался, что новые клетки крови не такие уж и противные.
Ну а третьей и самой большой занозой в исподнем стало то, что Вал запрещала мне пить. Алкоголь негативно влиял на качество крови, снижал самоконтроль, и я мог запросто пустить под откос все переливание одним бокалом виски. Если иглой в руке меня напугать нельзя, то сухим законом — ой как можно.
Со временем мы сократили количество переливаний. Последний раз я получал человеческую кровь больше двух месяцев назад. Пусть так оно и остается, хочу попробовать справиться со своими демонами самостоятельно.
— Один раз я почти превратился.
— Сколько раз говорила, чтобы ты не пил перед сном!
— Мне плохо спалось.
— Не ищи оправданий своему алкоголизму. — Вал отводит взгляд, наблюдая за бригадой, толпившейся вокруг кофеварки. — Хотя главное, что ты сдержался. Возможно, когда-нибудь мы найдем способ полностью подчинить твой неуправляемый рептильный мозг. И чужая кровь тебе не потребуется.
— Звучит здорово.
Мое внимание привлекает хруст гравия под колесами увесистого черного внедорожника, приближающегося к посту охраны. Вал тоже заметно напрягается, заметив подъезжающую машину.
— Кого это сюда принесло? — спрашиваю я.
— Служебная, — быстро отвечает Вал, выбрасывая стаканчик в урну. — Начальник станции. Мы вовремя успели.
— Давай свалим куда-нибудь в тень.
— Согласна.
Внедорожник въезжает в послушно распахнутые железные ворота. Мы даем неплохой крюк и встаем за железной стеной блока, спрятавшись под навес. Вал останавливается так резко, что я врезаюсь в ее спину, едва не расплескав горячий кофе.
— Смотри, — шепчу я. — Это у него аллергия на лесников?
— Ага. — Вал прищуривается. — Лицо знакомое, но вспомнить не могу.
— И чем ему лесники не угодили?
— Пойди спроси. Но Байрону нужны деньги, он сильно сюда рвался. — Вал усмехнулась. — Твой спектакль, возможно, спас его от финансовой ямы.
Из внедорожника выпрыгивает сначала водитель, суховатый старик с седой козлиной бородкой. За ним появляется среднего роста крепкий мужчина. Мне не удается хорошо его разглядеть — мешают солнечные очки на половину лица и шляпа, тень от которой закрывает все остальное. Роскошный зеленый костюм отдает духом мафии — цепи, медальоны, черные перчатки. Отряхнув брючину, он шагает в сторону станции.
— Джон Уоллес, — тихо говорит Вал.
— Вырядился как Коза ностра. Он кто вообще такой?
— Не особо за ним слежу. Знаю только, что инвестор. Вкладывается в селекционные исследования.
— Посреди леса?! — Я фыркаю. — И что, он тут новые сорта елок выводит?
— Хороший вопрос.
Пару долгих минут мы ожидаем возле стены, буравя взглядами блок станции. Через минут пять оттуда появляется огромная фигура Байрона Хэлла. Он торопливо проводит рукой по коротко остриженным белесым волосам и чуть не падает с крыльца. Явно перенервничал во время моего спектакля. Ему еще и финальную часть собеседования сейчас устроили.
Когда Байрон замечает нас в тени навеса, то останавливается, забыв, куда шел. Его круглое загорелое лицо озаряет дружелюбная улыбка, в синих глазах искрится благодарная радость.
— Зайцы вы мои! — радостно восклицает Хэлл и стискивает меня в медвежьих объятиях так основательно, что у меня даже очки с носа съезжают. — Ох, не знаю, как вас благодарить-то теперь. Ты просто гений.
— Стараюсь, — хрипло выдавливаю я.
— Прости!
Хэлл выпускает меня из своей мертвой хватки и протягивает увесистую ладонь Вал.
— Рада, что смогли тебе помочь, — говорит вампир, и они обмениваются рукопожатиями. — Они тебя взяли?
— Уоллесу как будто резко стало не до инспекций. — Байрон вздыхает. — Он просто спросил у меня, кто это такой приезжал на станцию. Я ему так и ответил, что врач Вальтерия Рихтенгоф. Он хотел с
