под локти.
– Будет вам геройствовать. Рухнете сейчас, кому хуже сделаете?
Причина упрямства целителя была слишком очевидной. Тэйт не желал, чтобы я видела его таким – слабым, нуждающимся в помощи. Неужели он полагал, что я начну злорадствовать? Отвернулась, быстро проскочила мимо и поднялась в свою комнату. Ничего, справлюсь. По сравнению с тем, что мне довелось пережить, предвзятость целителя не самое страшное. Я повторяла и повторяла это мысленно всё то время, когда умывалась и расчёсывала короткие кудри, – до тех пор, пока окончательно не успокоилась. Взяла мемуары Ровера, раскрыла и заставила себя читать. Серьёзные книги иногда просто необходимы, они занимают ум и не оставляют места для других мыслей. Такой и застал меня Ирвин – всецело сосредоточенной на событиях вековой давности.
– Мэй, вы на самом деле решили осилить мемуары? – изумился он.
– Вы же их прочли, – улыбнулась я. – Кстати, не так уж это и скучно. Рассуждения летта Ровера о допустимом обмане в политических интригах весьма поучительны.
– И чересчур откровенны, – добавил Ирвин. – Летт Ровер обладал уникальной для дипломата честностью.
– Врал исключительно для пользы дела.
Ирвин рассмеялся. Он тоже выглядел усталым.
– Я его понимаю. Чем дальше от Рексора, тем сильнее желание местной власти по-своему трактовать распоряжения Совета управителей. Порой так и подмывает заявить, что уполномочен разогнать их всех к бесам, и полюбоваться, как они засуетятся. Идёмте ужинать, Мэй. Сегодня никаких уроков языка. Я совершу настоящий подвиг, если не усну прямо за столом головой в тарелке.
Настаивать на занятиях я не посмела. Мы спустились вниз, в столовой нас уже ждали Дирин и хозяин дома. Летт Тегер боязливо косился на Ирвина, лебезил не столь открыто, большей частью предпочитал молчать, многозначительно сопеть и попивать креплёное вино. Я и Дирин делились своими впечатлениями от прогулки по Кагару. Появление Тэйта стало неожиданностью. Умирающим от истощения он больше не выглядел, но серые тени под глазами никуда не исчезли.
– Зачем ты поднялся? – забеспокоился Ирвин. – Тебе принесли бы ужин в комнату.
– Я не болен и вполне способен дойти сам, – возразил целитель.
В его присутствии разговаривать не хотелось. Я односложно ответила на пару вопросов Дирина, поблагодарила за ужин и ускользнула к себе. Хотела вернуться к книге, но вместо этого бросила взгляд на окно и восхищённо замерла. Заходящее солнце окрасило небо в невероятный нежно-сиреневый, постепенно сгущающийся до лилового цвет. Я никогда не видела такой красоты. В Кирее смена дня и ночи происходила быстро: вот солнце высоко, и вдруг – раз! И от него лишь тонкая алая полоска на горизонте. В Гидаре небо темнело медленно, неохотно, вечер длился и длился, словно приглашал насладиться плавным переходом. Заворожённая, я открыла окно, вдохнула чистый, свежий воздух.
– …ведёшь себя неразумно.
Голос раздался из соседнего окна, где тоже решили проветрить комнату и распахнули раму.
– Их просто слишком много, Ирви. Больше, чем я в состоянии излечить за раз.
– Возьми самые запущенные случаи. Отсей тех, кто может протянуть подольше. Бесы, Тэйт! Ты не единственный целитель в Гидаре.
– Но на данный момент я один в приграничье. Ты же знаешь, сюда боятся ехать. Бандиты постоянно пересекают Предел, никто не хочет попасть под их пули и закончить, как те двое солдат из Орлиса.
– Не заговаривай мне зубы, – зевок.
– Иди спать, Ирви. Ты сам еле держишься.
– Это простая усталость. А ты выкачиваешь свой резерв в ноль! Закончится тем, что ты свалишься, как уже случилось в Вери́се, и мы застрянем в одном из этих мелких городишек, где никто не выведет тебя из энергетической комы!
– То есть ты волнуешься не за меня, а за срыв своей важной миссии?
– Тэ-эйт… – отчаянный стон. – Да что с тобой происходит? От тебя уже люди шарахаются! Злишься, грубишь, на Дирине сорвался, сейчас гадость ляпнул! Богини ради, мне ты можешь довериться?
Тишина. Долгая-долгая.
– Ложись спать, Ирви. Обещаю, из-за меня задержки не будет.
Фразу на гидарском, что вырвалась у Ирвина, я перевести не смогла. Она явно принадлежала к тем, которые ни один уважающий себя учитель языка не позволил бы произнести в присутствии девушки. Хлопок двери совпал с шумом закрывающейся рамы.
До этого я думала, что Ирвин не умеет сквернословить.
***
На следующий день мы с Дирином опять гуляли по городу, а ближе к вечеру он уговорил меня заглянуть в храм. Сначала я отнекивалась: слишком мрачным было смутное воспоминание о церемонии, что связала меня с покойным мужем. Потом я уступила: стало любопытно, чем храмы Гидара отличаются от кирейских. В прошлый раз я мало смотрела по сторонам, и в памяти застряли лишь затейливый узор плитки на полу и огромная ручища Ардена, что тащила меня вперёд.
Храм в Кагаре оказался больше и величественнее, нежели в Орлисе, и располагался не на окраине, а в самом центре города. Круглый, как все храмы Гидории, он выделялся многоступенчатыми арками и искусной резьбой по камню. Забавно, что на шпиле над ребристым куполом красовался всё тот же знак бесконечности, только без треугольника. Внутри царил полумрак, ряд узких частых окон находился высоко под потолком, отчего купол как бы парил над стенами. Посетителей было немного. Они заходили, целеустремлённо направлялись в центр, где шесть мраморных колонн поддерживали статую Богини, преклоняли колена, произносили краткую молитву и покидали храм, не забыв опустить пару монет в ящик для пожертвований. Примечательно, что в Гидаре Богиню изображали одетой в традиционный женский наряд – свободную блузу и так опостылевшую мне пышную юбку. В империи Богиня стыдливо прикрывалась кисеёй, в Нейссе носила платья, Катиз обрядил её в сарафан, а воинственные князья предгорий – в рубаху и шаровары. Богиня не возражала, по крайней мере, ничем не проявляла своё недовольство.
– Шесть колонн – это Доброта, Сострадание, Милосердие, Справедливость, Терпимость и Бескорыстие, – просветил меня Дирин.
Я улыбнулась.
– Добавь сюда Прощение, Ответственность и Искренность – и ты получишь девять столпов, на которые опирается Отрешённый в храмах Киреи.
– Серьёзно? – опешил Дирин. – А правда, что вы представляете бога в виде грозного бородатого старика?
– Мудрого почтенного старца, – поправила я. – Нахмуренные брови и поднятый вверх палец указывают на то, что любого человека, как бы он ни изворачивался при жизни, на Небесах ждут справедливый суд и возмездие.
– То бишь пришёл в храм – тебе сразу напоминают о грехах, – хмыкнул Дирин. – Наша Богиня приветливее, всем улыбается. Мэй, а может быть она, к примеру, дочкой Отрешённого? – Он покосился на юное лицо статуи и поспешно добавил: – Или внучкой?
