Но кормить их всех как?!
И помчалась я по лесу тенью призрачной, решать вопросы насущные.
По первости отправилась к Рудине, она над моими болотами главная была. Да ожидала я от болотницы недовольства и гнева, слов недобрых ожидала, а вышло все иначе — Рудина сама по моим Заповедным болотам металась, где кого на временное жилище устраивала, кого из своих к новоприбывшим с едой направляла, а настичь ее смогла, только на затопи с морошкой. Стояла Рудина на одном колене, обе ладони к земле влажной прижала, да и вливала силы свои, как могла, сколько могла, столько и вливала, чтобы росли ягоды быстрее.
Да только дело то хоть и верное, задумка правильная, а вот исполнение…
«Не так, Рудина, — прошептала ей порывом ветра. — Ты не ягоды вызревать заставляй, ты корням силу направь, а иначе ну созреет морошка к утру, а уж к вечеру — вся затопь почернеет, да съежится. Ты не ягоды растишь сейчас, ты морошку губишь».
Всхлипнула болотница, села на землю, по лицу слезы потоком.
Я ее дело продолжила — воды призвала, да не простой, а с золой, с перегноем из лесу, да вдохнула жизнь в ростки, что иначе погибли бы, задавленные более сильными кустами, и зазеленела затопь, вся кустиками морошки покрылась, на каждом кустике россыпи ягод, вот только не зрелых. Природа она тонкого обращения требует, я чем смогла — помогла, а ягоды поспеют и сами. Не за день — за неделю, зато поспеют и много их будет.
Рудина за всем следила внимательно — училась. Она болотница старая, опытная, у нее своих знаний с избытком, на мои методы Рудина всегда косо смотрела. Всегда, но не сейчас.
— Скажи, хозяйка лесная, что ж это деется? — спросила тихо, ладонь к земле приложив, да заучивая-запоминая, все мои действия.
«Не ведаю я, Рудина, — ответила порывом ветра с болот».
— Молодая ты еще, — усмехнулась болотница, — зеленая. Зеленее ягод этих, коим спеть еще и спеть. А я вот сегодня, Веся, страшное узнала… от семьи моей, что жила в подгорных болотах… ничего не осталось. Нет у меня больше братьев, отец сгинул, мать убили… И не только в мою семью беда пришла… Где ж это видано, чтобы болотницы потомство русалочье спасали, Веся? Мы ж враги, понимаешь? Мы исконные враги. Нам, болотникам, милое дело — реку в болото превратить. У русалок другая задача — они реку чистой да быстрой хранят, баланс в ней поддерживают, контролируют. От того воевали мы, многие сотни лет воевали, мы враги, Веся… Так скажи мне, насколько страшен наш общий враг, если русалки с болотницами объединились? Если спасают друг друга? Если детей врагов своих ради сохранения их жизни среди собственных прячут?
Что я сказать ей могла?
Прикоснулась к лицу прекрасному, не стареют болотницы ликом, за что недолюбливают их кикиморы, да и так сказала:
«У нас главная цель сейчас — против врага выстоять, имеющееся сберечь, да Гиблый яр своим сделать. Это важно. На скорбь нет у нас времени, Рудина. Как победим, вот тогда и скорбеть будем о павших».
— Как ты скорбишь над могилой в Сосновом бору? — ядовитая на язык была болотница.
«Все мы в жизни кого-то теряем. То не первая могила, над которой скорблю я, Рудина. Еще три имеются. Да все равно надежда живет в душе — что это последние могилы, над которыми слезы проливаю. Ты староста моих Заповедных болот, Рудина. На тебя глядеть будут, в тебе опору искать, нет у тебя права слезы лить. Не сейчас. Соберись, ты нужна своему народу».
Помолчала болотница, да и спросила вдруг:
— Мы ведь отомстим, Веся?
Месть… Кому она нужна, эта месть? Никому от нее не легче, но… в момент отчаяния, нет ничего лучше, поверить в то, что справедливость своими руками творить можно.
«Ага! — отозвалась уверенно. — Проклянем. Я, Рудина, может и зеленая еще, аки эта морошка недозрелая, но так проклинать умею, что, ни один архимаг не снимет то проклятие!»
Улыбнулась Рудина, и спросила:
— Как в Горичах?
«Как в Горичах, — согласилась я».
Болотница тихо рассмеялась, слезы вытерла, да и спросила:
— С едой что?
«Купим, — ответила я. — По счастью купец у меня в лесу завелся, хороший купец, правильный. Так что купим, еды всем хватит покуда своя не произрастет».
— Неправильная ты ведунья, — усмехнулась Рудина. — Любая леса хозяйка пропитание в лесу своем ищет, а ты вне его. Но вот живу я, Веся, и понимаю — твой путь он вернее будет.
«Не грусти, Рудина, хорошо все будет», — сказала напоследок, и поспешила далее.
Да вот только сказать это одно, а вот сделать… дел было столько, что впору за голову хвататься. Саврана я поутру разбудила, в дверь постучав. Благо сон у купца был не крепким, вышел быстрее, чем Митяй проснулся, а вот нервы напротив — крепкими, так что устоял мужик на ногах, когда я ему споро список писала его же писчим пером и на его же бумаге.
Список он таков был:
«Савран, будь так любезен, не ори, это я, леса хозяйка».
На этом бледнеющий купец рот закрыл, а так-то вообще заорать собрался.
«Прощения просим, — написала торопливо, — я сплю сейчас, ночь выдалась тяжелая, да и по лесу дел невпроворот, а потому готовься, купец, дел для тебя много будет».
Кивнул Савран, сходил умылся, воды выпил, да и вернулся. А я все писала. Писать было чего.
«Через пять дней ярмарка в Нермине, но садоводы то уже съезжаются, вот они то нам и нужны. Савранушка, будь так любезен, скупай все! Мне все надобно. Малина урожайная, деревья плодовые, пшеница на посев, земляника садовая. Мне надобно ВСЕ, Савран, все и скупай».
— Так… цену запросят, — разумно заметил мужик.
Тут прав был.
«Так, а ты правду скажи — купишь сейчас, они обернуться с товаром сумеют еще раз к ярмарке».
— И то верно, — согласился Савран. — Опять же — оптом брать буду, так что добьюсь я цены сниженной. Еще что, хозяюшка?
Еще было много чего. Мне и поросята нужны были, как молочные, так и свиноматки стельные, и коровы, и козы. Писала я список, Савран уж только бороду и поглаживал недоуменно.
Выглянул малец его старший, на список поглядел, уважительно новый лист бумаги предложил, и в избе скрываться не стал. А через пару минут и вовсе спросил:
— Госпожа лесу хозяйка, а мне с папкой можно?
«Нет!» — написала мгновенно.
Насупился мальчонка. Подумал, да и другой вопрос задал:
— А нам с Луняшкой на болота можно?
Оторопела я.
А Савран сообщил напряженно:
— Да друзей завели там, говорят девчонки и мальчишки бегают, играют, с собой зовут. Странные они, да задорные. И Ульяна себе уж подруженек нашла тоже.
Окончательно остолбенела я.
Руку протянула, к щеке Саврана прикоснулась. Тот меня видеть не видел, я незримым призраком во сне по лесу брожу, но прикосновение ощутил, вздрогнул, я же — ничего странного не увидела. Но вот как к сыну его прикоснулась, так и замерла — мальчонка стал видящим. Просто оно ж как — обычному человеку болотников на сухой земле не увидать… а тут получается.
Помолчала я, перо писчее сжимая, новый листок взяла да и написала:
«Савран, тут дело такое — Ульяна твоя да дети были отравлены, а я их спасала двумя силами — ведьмовской да силой лесной ведуньи. От того они по грани сейчас ходить могут, и то видят, что обычному человеку недоступно. В лесу моем вам вреда никто не причинит, но коли дети твои, да жена, с нечистью сдружаться, сложно вам опосля будет, Савран. Нечисть это тебе не людское общество. Тут прямо все, открыто, подлости да злобы меньше. От того как вернетесь к людям, тяжело вам будет. Привыкать тяжело.»
Помолчал Савран, подумал, на сына своего не по годам взрослого поглядел, да и спросил:
— А коли остаться захочу, хозяйка лесная?
Вздохнула я, да вздох мой он не услышал, и написала правду:
«Это Заповедный лес, Савран, в нем всех привечают, никого не держат, никого не гонят. И безопасно тут, а ты, страхом отравленный, безопасность ценишь, да только… Дети у тебя, Савран. Дети вырастут, да пару себе искать будут, таков природы закон. Думаешь, найдут? Это Заповедный лес, Савран, здесь нечисти раздолье».
