Конфеты мои становились все более детальными, на колбасках уже прослеживался не простой однотонный рисунок, а сложные многогранные элементы, похожие на калейдоскоп. Для этого я получила-таки еще пару цветов. Мне покорился синий, который я делала из местной ягоды, похожей на чернику, и зеленый, который я добывала из зелени, по виду напоминающей листья одуванчика, а по вкусу скорее щавель. Зеленые конфетки приобретали легкий кисловатый привкус, и стали моими любимыми. Смешивая эти цвета, я могла добавить еще оттенки в свой калейдоскоп. Я складывала рисунок в форме треугольника, тщательно растягивала его, чтобы не повредить рисунок, резала на шесть частей, и их уже складывала так, чтобы получился шестигранник, каждая часть которого повторяла один и тот же рисунок. Получалось долго и сложно, легко было запороть такую работу, но зато красиво и интересно.
А еще я подумывала о том, чтобы когда-нибудь замахнуться на что-то вроде Амэдзаику — это японское искусство создания фигурок из карамели. Такие конфеты выглядели как изящные стеклянные фигурки с переходом цвета, со множественными деталями. Я как-то видела видео создания нескольких фигурок, было очень красиво, но я никогда ничего подобного сделать не пыталась, предпочитая те методики, в которых требовалось скорее умение, ремесло, чем художественная лепка.
Но к балу я сделала для каждой из девочек по подарку: по большому фигурному леденцу-сердцу малинового цвета, на передней части которого выдавила что-то вроде цветка. Свет, проходя через леденец, красиво подсвечивал лепестки.
Как ни странно, мы справились и к дню бала все было готово, насколько это было возможно. Оказалось, что одна из девушек, работавших на кухне, прежде еще до замужества была горничной у состоятельной дамы и могла сделать всем прически. Платья и к ним маски мы получили от родственницы Камиллы с обещанием возврата, правда, к ней мне приходилось ходить не в своих ведьменских тряпках, а переодеваться у Марион в обычную одежду, так как ведьме цветные платья не полагаются даже на маскараде. Местным танцам меня подучили как смогли, они были не такие уж сложные, да и девушки бывали на балах разные, не все умели танцевать хорошо. На обувь пришлось потратиться, но и здесь у вездесущей Клодин оказались свои связи, и она помогла нам со скидкой. Макияж всем четверым делала я сама. Из земной косметики с собой у меня был тональник, пудра, румяна, помада, карандаш для глаз и тени в коричневой гамме — все же я с работы попала, а не с вечеринки, но по местным меркам и это было сокровищем.
С транспортом вышло неожиданно. Я увидела как-то на улице своего знакомца, который когда-то в первый день подвозил меня от замка на телеге, но уже на козлах вполне приличной открытой кареты. Присмотрелась, смело его остановила. Оказалось, что он женился, а тесть пристроил его возницей в хороший дом на приличное место. И все это он связывал с моим фиктивным благословением. Я и решила обнаглеть и спросила, не сможет ли он подвезти на этой карете четырех леди до замка нужным вечером?
— Для вас — что угодно, — поклонился мне парень. — Я сперва хозяев на маскарад отвезу, а потом могу заехать. Хозяин пожилой, он дольше чем на час на балу не останется, ему только всех знакомых поприветствовать и домой. А потом я смогу вернуться за вами и с бала забрать. Только нужно обязательно к часу ночи вернуть карету во двор, в час охрана дом обходит, могут заметить отсутствие.
— Не волнуйся, к половине первого твои пассажирки будут ждать на крыльце. А если нет — можешь смело уезжать, сами домой доберутся, я тебе лишних неприятностей не желаю, — я не стала уточнять, что и сама буду среди тех пассажирок, чтобы не шокировать парня тем, что ведьма тоже может переодеться. — Ты только смотри, сильно-то не злоупотребляй. Мне предложил подвести — это понятно, но сильно не наглей, чтобы хозяин не осерчал.
— Конечно, госпожа, как можно. Я за свое место очень держусь.
— Ну, тогда спасибо, — улыбнулась я. — Надеюсь на тебя.
А в то утро, когда мы должны были поехать на маскарад, и все уже было подготовлено и организовано, едва я проснулась, как Граар огорошил меня новостью:
— Кажется, я заболел, — произнес он трагическим шепотом и картинно повалился на подушку.
* В теле такая приятная гибкость образовалась — фраза из мультфильма «падал прошлогодний снег»
Граарчик страдал картинно и вздыхал тяжко:
— Конечно, иди на работу. Я понимаю. Это важнее, чем я, — и взгляд несчастный-несчастный.
— Да что такое? Что у тебя болит? — пыталась разобраться я.
— Ох, да какая разница! Пусть я даже умру, лишь бы тебя это слишком сильно не напрягло. Просто вынеси мое тело куда-нибудь на гору и оставь, пусть меня мыши съедят, — еще более страдальческим тоном произнес он.
Котяра явно переигрывал, так что сочувствовать ему выходило плохо, но я никак не могла сообразить, что же происходит на самом деле и в чем причина его поведения. Он только елозил по подушке спиной, словно валерьянки кто налил, и строил из себя умирающего.
— Иди поешь хоть, — предложила я.
— У тебя же ничего не осталось, — ярко-зеленый глаза подозрительно приоткрылся.
— Я вспомнила, что у меня осталось еще немного леденцов, — соврала я, на самом-то деле просто не хотела отдавать все этому проглоту в один день и приберегла, а то он ведь может уничтожить и кило сахара в один присест. Залезла в дальний шкафчик и вытащила из него кулек пергаментной бумаги, высыпала в миску и поставила на стол — котяра ел исключительно а столе, потому что «он же не собака».
— Ну, ладно, давай, — обрадовался Граар, мгновенно забыл о своей болезни и, взмахнув крыльями, перелетел на стол, который слышно скрипнул под его весом. Он захрустел леденцами, разбрасывая вокруг сахарную крошку, а я присмотрелась.
На спине Граара как раз между крыльями летучей мыши было видно пятно более светлого цвета на его дымчато-серой шкуре, покрытой мелкими чешуйками. Внимательно приглядевшись, я заметила, что в этом месте чешуйки будто отслаиваются. Может у него раздражение какое-нибудь? Вроде диатеза у детей от большого количество сладостей. Может, аллергия? Я аккуратно притронулась пальцами к этому участку — Граар не отреагировал. Медленно провела пальцами — тонкая кожица будто двигалась под пальцами странным образом.
— О, да, давай, почеши там, — простонал котяра, оторвавшись на миг от еды и прищуривая глаза.
Я покорно почесала, продолжая разглядывать спинку. Вроде бы ему было не больно, а даже приятно, кот басовито замурчал и опять зачавкал леденцами — как только у него это получается одновременно? Я сместила руку чуть вбок, и тут заметила, что зона более темной кожи Граара будто побелела под моими пальцами, словно отслоилась, стала легче двигаться. И тут я поняла:
— Да ты же линяешь! Ты просто вырос, вот и начал линять, ты совсем и не болен!
— Как это не болен? У меня все чешется! — от возмущения Граар оторвался от своей миски.
— Ну, это же не болезнь, а естественный процесс, — возразила я.
— Все равно! Ты должна остаться сегодня дома, не ходить на работу, а чесать меня везде, где чешется! — заявило наглое животное.
— Но я не могу! — возмутилась я. — Мне нужно работать. И потом, если я не пойду на работу, как я тебя кормить-то буду?
— Леденцы приготовишь, — предположил Граар.
— А из чего? Я их не из воздуха делаю, я деньги зарабатываю, чтобы сахар купить. И потом, вечером мы с девочками идем на бал.
— И ты променяешь меня на какой-то там бал?! — в его глазах было совершеннейшее неверие в то, что это возможно.
— Конечно, да! — возмутилась я.
Граар рухнул на стол, будто подкошенный, картинно закидывая лапу на морду. Стол под ним жалобно скрипнул:
— Я знал. Я знал, что меня никто не ценит. Никто обо мне не заботится. Никому я не нужен.
— Не преувеличивай, — буркнула я. — И вообще, что я могу-то? Перелиняешь — перестанет чесаться.
— А почесать? — жалобно протянул он.
