Немного от двери поддувало, но я решила, что в этой ситуации так будет лучше.
Служанки позвали графа, он бережно взял девочку на руки.
— Лора Телира заставила тебя что-то выпить? — спросил он, вытирая девочке слёзы.
— Да, из коричневого бутылька, — сипло проговорила она, горло у неё, скорее всего, саднило.
Граф опять не сдержался и ругнулся.
Из кармана Курта вылезла Липа, мальчишка взял её в руки и протянул Морике. Она выставила ладошку, ловец снов побежала по руке и села девочке на грудь. Граф моргнул несколько раз, но спросил совсем о другом:
— А что за ландо стоит?
— Мы его арендовали на сутки, — устало проговорила я.
— Ладно, разберёмся.
— Лора Преока, идите в вашу комнату, — вымолвил граф, — я позабочусь о дочери.
— Дайте ей бульон, Морике обязательно нужно съесть хотя бы его, — попыталась убедить его сиятельство.
— Я разберусь! — рявкнул граф так, что даже его сын посмотрел на отца с укором.
— Лора Преока знает о чём говорит, — попытался настоять графёнок, но граф его перебил.
— Маркус, посмотри, что происходит в комнате Морики.
Мы подождали за дверью. Через несколько долгих секунд появился растерянный Маркус.
— Похоже, лора Телира допила гимнус, — тихо пробормотал он.
Граф ругнулся ещё раз, но быстро взял себя в руки.
— Я так понимаю, она не сможет выйти и объяснить нам что произошло? — спокойно спросил граф.
— Не сможет, — подтвердил Маркус.
— Тогда принеси записывающий кристалл и отдай мне.
Его сиятельство подозвал слуг, сказал несколько слов, унося дочь, скорее всего, в свои покои.
Мы ушли в выделенные нам комнаты. И только тут я обратила внимание на их убранство, раньше было совсем не до этого. Стены и пододеяльник были в тёплых светло-бежевых тонах, огромная кровать стояла на тёмно-коричневых толстых резных ножках, небольшой письменный столик недалеко от окна, каштановые рамки на стенах, хрустальная люстра, парчовые подушки с золотистой вышивкой, всё говорило о хорошем вкусе и роскоши.
Через несколько минут за дверью послышался какой-то шум, я выглянула, у наших дверей два семижильных молодчика, Курт выворачивался из крепких лапищ, но его заталкивали в комнату, из которой пытался выйти. Он надел майку и хотел вернуться ко мне.
— Это распоряжение графа, никого из комнат не выпускать, — пробасил один из них.
— Курт всё нормально, — сказала я, — это для следствия, чтобы мы не успели сговориться.
— О чём? — зло проговорил мальчишка. — Ты спасла Морике жизнь! Если бы не ты эта безумная старуха убила бы её.
— Я её спровоцировала.
— Что? — не поверил мальчишка.
— Наш приезд её спровоцировал. Курт, доверься мне, так будет лучше, нужно подождать, граф во всём разберётся, — заверила я мальчишку, хотя прекрасно понимала, что над нашими головами повисли серьёзные неприятности, но Курта из этой истории я выпутать смогу, главное, чтобы он не наделал глупости.
— Лора идите в комнату, — грозно проговорил слуга.
— Курт, верь мне, мы не совершали ничего дурного и у нас есть записывающий кристалл. Граф ничего нам не сделает.
— Лора… — слуга двинулся в мою сторону, я отступила на шаг.
— Всё, всё! Спокойно! Я захожу! Курт верь мне!
Дверь закрылась.
Все полчаса, пока ехал лекарь, я переживала. За Морику, послушает ли мои советы граф или всё же даст девочке уснуть? Сможет ли Курт выдержать это напряжение? Или попытается сбежать, а заодно организует и мой побег? И тогда оправдаться будет в тысячу раз сложнее. За Маркуса, чтобы графёнок ничего себе не надумал и не назначил себя виноватым. Граф очень умело подвёл его к этим выводам.
Наконец, на дорожке сла́бо освещённой уличными фонарями, показалась карета, из неё вышел пожилой мужчина в лекарском комбинезоне. И почти следом подъехало несколько мужчин на лошадях в тёмно-синих сюртуках, потом вкатилась ещё одна карета.
И закрутилось. Так и не уехавшее ландо обыскали и допросили до смерти перепуганного извозчика.
Люди в тёмно-синих сюртуках зашли в мои покои, устроили обыск. Один из них, тот, что пониже, открыл мой тревожный чемоданчик и стал пересматривать медикаменты, провёл над ним зелёным кристаллом квадратной формы. Достал пузырёк с гимнусом, но он был ещё запечатан, кристалл поменял цвет, стал ослепительно жёлтым и торжественно забрал его, надеюсь, не как подтверждение моей вины.
— Что это? — показал на белый порошок солей лития.
— Нормотимик, — честно призналась я.
— И для чего? — вкрадчиво уточнил он.
— Помогает справиться с тревожностью.
Мужчина провёл кристаллом над мешочком с литием, тот слегка пожелтел.
— Сонный эффект есть?
— Нет, но много употреблять нельзя, вредно.
Он обмакнул палец, на нём осталось несколько кристаллов.
— Это безопасная дозировка, — подтвердила я.
Мужчина попробовал, покатал на языке и кивнул. Все остальные препараты он, видимо, хорошо знал.
Другой осматривал кровать, шторы, тумбочки. Вещей как таковых у меня не было, только то, что на мне, но всё равно ситуация была неприятной, словно он копался в моих личных вещах.
Вошёл граф. Мне показалось, что в комнате на несколько градусов понизилась температура.
Он осмотрел проделанную его людьми работу.
Невысокий отчитался:
— Ваше сиятельство, ничего подозрительного в комнате лоры Преоки нет. В её чемодане есть гимнус, но он запечатан.
— А это что? Указал он на эндотрахеальную трубку?
— Это, если у человека спазм, помогает ему дышать, вставляется в горло, — спокойно объяснила я.
— Никогда о такой не слышал, — с сомнением проговорил граф, но сомнение, скорее всего, было не по поводу трубки, а на счёт меня. По спокойствию графа я поняла, что он вынес нам оправдательный приговор и теперь его признательность за спасение дочери боролись с его недоверием ко мне.
— Как Морика? — Рискнула спросить у него.
— Лор Куртис говорит, что уже опасности нет. Он обещал закончить с процедурами и спуститься к нам. Идёмте, лора Преока, в комнату Морики, расскажете, как всё происходило.
Когда я вошла, Маркус с Куртом угрюмо сидели на стульях и молчали, скорее всего, мальчишек успели допросить. Он дёрнулся ко мне, но граф поднял руку, и мальчишка сел обратно. Мой защитник с такой ненавистью посмотрел на графа, что было понятно, что его сиятельство обзавёлся врагом на всю жизнь.
На одной из стенок крутилась запись с кристалла. Лора Тилира так и лежала на полу рядом с кроватью дочери графа.
Меня допросили. Я рассказала всё — от прихода Маркуса до моих попыток спасти девочку.
— Почему вы решили, что ваши действия помогут, вы же не лекарь? — очередной раз спрашивал меня, пусть будет следователь. Кто в каком звании и как называются их должности я не знала. Опять рассказала о своей службе в монастыре святой Фекрии и о том, что ухаживала за больными.
— Похоже, что в этом монастыре очень прогрессивные лекарские методы, — задумчиво сказал зашедший в комнату лекарь, осматривая в руках эндотрахеальную трубку.
— Это моё изобретение, — нескромно присвоила чужую идею себе, — при некоторых спазмах горла она помогает больному дышать.
— И много у вас подобных идей?
— Есть несколько скромно ответила я.
— Жерон Фуртис, — представился он, — глава палаты лекарей Рисбурга.
Лекарь произвёл на меня неплохое впечатление, пожилой, но бодрый, уверенный, спокойный, сосредоточенный и очень внимательный. Сразу видно, что коллега по цеху.
— Элиза Преока.
— Наслышан, наслышан о вас, — сказал лор Фуртис, — ну так, что у вас здесь?
Он осмотрел гувернантку, проверил пульс, обследовал кожные покровы и белки, ко рту поднёс зеркальце, проверил дыхание.
— Что вы думаете лора Преока?
— Гимнус вызывает глубокий сон, я его называю комой. Пульс почти не прощупывается, пониженная температура, зрачки сужены. Скоро наступит отёк мозга и смерть.
— Её нужно доставить в клинику, — сказал он, следователь кивнул. — Всё точно, лора Преока, так верно не отвечают мои студиозусы. Сталкивались с таким?
