сказать хотя бы слово против, Э’эрлинг до хруста стиснул зубы.
Да! Да! Да!
Он умрет, если она остановится.
Если эта бесстыдница рассмеется и скажет, что пошутила, он… он этого не переживет!
Живот напрягся. Голая кожа на лобке покрылась мурашками. Горячее дыхание коснулось промежности, и его ствол дернулся. Вязкие крупные капли набухали на головке и медленно, щекотно стекали по продольной складке, разделяющей навершие члена.
«О, богиня, что сейчас будет…»
Он лежал на спине. Без клетки. Задранный килт собрался на поясе складками. Бедра Э’эрлинга были раздвинуты, как у трепетной девственницы на брачном ложе, а между ними сидела ситхлифа.
Она наклонилась.
Она наклонялась к его члену целую вечность. В легких даже закончился воздух, потому что в ожидании Э’эрлинг невольно затаил дыхание. От грохота пульса аж темнело в глазах.
Приоткрытые губы опускались к влажной головке. Ближе, ближе, ближе.
Не дойка. Нечто более интимное, сокровенное. Таинство, которое возможно лишь между супругами.
Позор ему, разделившему с женщиной постель до брака.
Плевать! Плевать! Плевать!
Он подумает об этом позже, когда все будет кончено.
«Пожалуйста», — шепнул Э’эрлинг в собственных мыслях, а через секунду утонул в греховном наслаждении.
Горло мгновенно пересохло от стонов.
Пальцы онемели от того, как сильно он сжимал волчью шкуру под собой.
Эта развратная женщина ласкала его ртом. Обычная дойка собственным кулаком не шла ни в какое сравнение с тем, что он испытывал сейчас. Запредельное блаженство.
Остро, откровенно, неправильно.
Будь он девой, то разрыдался бы от удовольствия, но мужчины не плачут.
И не кричат так громко, не стонут столь распутно и сладко, не двигают бедрами, как последние шлюхи, но тут уж он ничего не мог с собой поделать.
Даже когда ситхлифа заменила рот пальцами, это все равно было в миллион раз приятнее, чем ублажать себя самому.
— Нет? — Бесстыдница уселась на него верхом.
Что она задумала?
Неужели…
«Нельзя! Вы неженаты!»
«В бездну!»
Не было ни малейших сил сопротивляться своим желаниям. Он чувствовал себя до того расслабленным, что не мог и не хотел шевелиться.
Плыть по течению.
Уступить чужим ласковым рукам.
Сдаться.
— А ты хорош. Такой крупный, мясистый, аппетитный.
Она шептала ему на ухо непристойности, и ему казалось, что от смущения он сгорит заживо, вспыхнет ярким факелом и обратится в пепел. Но в то же время каждое грязное словечко било удовольствием прямо в пах. От жаркого дыхания, ласкающего ушную раковину, по телу бежали волны сладко-щекотной дрожи.
Э’эрлинг чувствовал себя извращенцем.
Ему хотелось, чтобы ситхлифа замолчала. И чтобы не молчала ни секунды, заставляя его и дальше жмуриться и краснеть.
— Весь течешь от желания. Все бедро мне испачкал своими соками.
Он и правда тек. Стало неловко от того, насколько он внизу мокрый.
— Это у тебя впервые?
Почему-то было неудобно признаваться в своей неопытности.
«А у тебя? Сколько мужчин ты затащила в свою постель, до того как уложила в нее меня? Ты всех своих пленников перепробовала?»
Марево томного возбуждения копьем пробила алая злость. Э’эрлинг удивился своей реакции.
Гнев? Откуда? С какой стати?
Ему должно быть безразлично, сколько эта похотливая демоница сменила любовников, первый он мужчина, которого она ласкала между ног языком, или это ее привычное развлечение.
Ситхлифа взяла в руку его член.
Э’эрлинг напрягся, поняв, что она сейчас сделает.
О богиня, да!
Их тела соединились с пошлым шлепком.
В уголках глаз все-таки заблестели слезы.
Он выгнулся навстречу удовольствию, этому влажному тугому жару.
Бесстыдница запрыгала на его бедрах. Ее полные груди свободно скакали под черной тканью туники. Под тонким хлопком угадывались соски.
Вот бы прикоснуться к ним!
Вот бы сорвать с ситхлифы лишние тряпки!
Он не посмел. Только погладил под одеждой ее потную спину.
Хотелось опустить взгляд к развилке женских ног, туда, где с мокрыми неприличными звуками соединялись их тела, к тайному местечку между разведенными бедрами.
Посмотреть бы одним глазком.
Потрогать бы одним пальцем.
Интересно. Хочется. Аж рот наполняется слюной.
Э’эрлинг не решился.
— Давай! Качай задницей, жеребец!
Ситхлифа звонко шлепнула его по бедру. Ну что за женщина эта Три тысячи триста вторая! Триса. Э’эрлинг не мог больше называть ее по номеру, столь обезличено.
Триса. Триса.
Женщина, оседлавшая его, вдруг показалась пленнику невероятно красивой.
Эти выразительные глаза цвета весенней травы. Эти каштановые волосы, влажными прядями облепившие лоб и скулы. Чувственные губы, которые могут доставить мужчине неземное наслаждение. Прыгающие под туникой пышные груди.
Э’эрлинг жадно смотрел на свою любовницу и больше не видел кривой выпуклый шрам на ее лице.
Это было нечто!
Оргазм от близости с женщиной и удовольствие, которое он получал от собственного кулака, не стояли и рядом. Это было как сравнивать огонь до небес и крохотную искорку от костра.
Когда все было кончено, Э’эрлинг растянулся на спине и невидящим взглядом уставился в потолок. По телу разливалась томная нега. Казалось, он парит над досками, укрытыми шкурой, и вот-вот взлетит к самому куполу палатки, оторвавшись от своей постели. Хотелось мурчать, как сытый хищник. Хотелось притянуть Трису под бок и зарыться лицом ей в волосы. Хотелось повторить то, что они сделали еще раз. И не один.
Его влажный обмякший член заинтересованно дернулся. А потом на бедрах любовницы Э’эрлинг увидел брызги своего семени, и низ живота опалило жаром. По ноге Трисы стекала тягучая белая струйка. Э’эрлинг смотрел на нее как завороженный, не отводя взгляда, и его мошонка становилась все более твердой.
К неудовольствию эльфа, ситхлифа вытерлась собственными штанами и полезла в сундук за чистой одеждой.
А его флаг снова был поднят.
О богиня, ему срочно нужно найти свой пояс, потому что иначе мозги не встанут на место. Он уже думает не той головой, которой нужно, а что будет дальше?
Блаженная расслабленность сменилась тревогой и стыдом. Напряженный Э’эрлинг оперся на локти, наблюдая за одевающейся ситхлифой.
Он переспал с женщиной.
До брака.
Не просто с женщиной — с врагом.
Своим поступком попрал все нормы эльфийской морали.
Можно было, конечно, притвориться, что его заставили, что он не хотел, но ведь это его губы снова и снова шептали в дождливой тишине: «Пожалуйста, да». Откровенно говоря, Э’эрлинг и сейчас готов был повторить свою просьбу.
На второй заход его бы точно хватило. Вероятно, и на третий.
«Пояс. Срочно нужен пояс, — мелькнула в голове мысль. — Я превращаюсь в похотливое животное».
Он представил, как запирает себя, а ключик от своего пояса верности отдает Трисе, и
