— Доброе утро, папочка! Ты видел? Это ужасно!
Папа откладывает газету и распахивает для меня объятия, нежно привлекает к себе, обнимает:
— Что случилось, Иси?
“Светскую хронику” папа не жалует, поэтому секретарь вырезает из журнала все важные заметки, склеивает в единую длинную ленту, и папа бегло просматривает сообщения о помолвках, свадьбах, рождении детей, похоронах…
— Посмотри, — я раскрываю статью про Рея. — У него есть не только любовница, но и сын!
Кстати! Нет, это лишь догадка, но всё же… После нескольких месяцев брака я так и не забеременела. Зачем Рею признавать бастарда? Вспоминая его отношение к любовнице, он ущипнул её за бедро с такой силой, что женщина не удержалась от болезненного вскрика, я уверена, что он испытывает что угодно, кроме любви. Возможно, присоединившись к песчаникам, он потерял возможность иметь детей? Хах, не важно. Не имеет никакого значения, верна ли моя догадка.
Папа дочитывает статью.
— Этот слизень…
Журнал отлетает через всю столешницу и падает на пол. Папа кулаком ударяет по столу и начинает дымиться в буквальном смысле слова. Из небытия на зов его ярости идут тени чудовищ. Дым становится гуще.
Я щёлкаю указательным пальцем по сформировавшейся пепельно-серой змеиной голове, и тень лопается как мыльный пузырь. Папа, очнувшись, замечает серо-чёрные стремительно темнеющие клубы. На его лице появляется смущённая улыбка. Тени развеиваются.
Обойдя стол, я присаживаюсь на подлокотник.
— Па-а-ап, прости, что я тебя не слушала? И спасибо.
Он успокоился. Внешне.
— Иси, ты расстроена, — он гладит меня по волосам, разрушая работу горничной. Ничего, в экипаже поправлю.
— Нет, пап, — качаю я головой и улыбаюсь. — На самом деле нет. Я рада, что узнала правду до того, как совершила непоправимую ошибку. Па-ап, сделай мне карточку? Я хочу поговорить с принцессой, — если папа сделает для меня пропуск, гвардейцы не смогут меня остановить.
— С её высочеством? Иси, это не очень хорошая идея. Вы подруги, но её высочество прежде всего принцесса, и своим приездом ты поставишь её в очень неловкое положение. Тебе следует дождаться приглашения.
— Па-ап, я не буду ставить её в неловкое положение. Наоборот, я уверена, что она будет переживать. Я попрошу не принимать близко к сердцу.
Реакция папы… неожиданная.
Между бровей прорезается складка, губы сжимаются в тонкую линию.
— Иси. Не следует, говоря о её высочестве, адресовать “она”, нужно говорить “принцесса” и никак иначе.
Пфф!
Но для виду я покаянно опускаю голову:
— Я буду внимательнее, прости. Карточку, пап?
— Исидара. Ты не услышала? Отправь письмо, но ты не можешь приехать без приглашения сегодня.
Карточки мне не видать.
— Убедил, — я чмокаю папу в щёку и выхожу из кабинета.
Обидно…
Приехать в последний момент в надежде, что приглашение уже отправлено и меня пропустят? По крайней мере я точно знаю, что не буду пытаться сделать — украсть папину печать.
Слетев по ступеням вниз, я выхожу на крыльцо. Экипаж уже подан.
Возможно, сообразительную девочку стоит назначить второй личной горничной в помощь к той, которую порекомендует посол? Той горничной я буду доверять с оговоркой, помня, что прежде всего служит господину послу.
— Во дворец, — приказываю я, пока папа меня не остановил.
Извозчик неспешно захлопывает за мной дверцу, и я впиваюсь ногтями в обивку. Скорее же! Но вслух я не тороплю, не хочу вызвать подозрения. Извозчик трогает.
Дорога кажется бесконечной, мне мерещится погоня. Вполне в духе папы вскочить на лошадь и вернуть меня домой.
Хорошо бы показать папе покушение на леди Парк, но ведь всё равно не поверит в вину правящей семьи… Разве только что он не предпочёл мне принцессу?
Я ёрзаю, кусаю губы.
Я беру себя в руки только на территории дворца. Когда дверца открывается я обмахиваюсь “Светской хроникой” с видом, далёким от дружелюбия. Сомневаюсь, что гвардейцы читают журнал, но они не могут не знать о разразившемся после выхода статьи скандале.
— Княжна Исидара Кокберг, доброго утра, — обычно гвардейцы сразу же приглашали меня проходить, но не в этот раз.
Опустив журнал я сверлю офицера взглядом.
— Доброе утро, — и вынужденно после заминки продолжаю. — Я приехала увидеть её высочество принцессу Габриэль.
Уверенный тон это половина успеха?
— Ваше приглашение, княжна? Нам не сообщали о вашем визите.
Приглашения нет…
А ведь я с такой непоколебимой уверенностью говорила сеньору Поморро, что войду во дворец, что он не стал заострять на этом внимания. Непреднамеренно я ввела сеньора в заблуждение.
— О? Я сказала ясно. Я прибыла увидеть её высочество. Если её высочество принцесса Габриэль не найдёт возможности уделить мне внимание, то это она откажет мне во встрече. Не вы.
— Однако, княжна…
Игнорируя гвардейца, я поднимаюсь во весь рост, благодаря разнице уровней пола экипажа и мостовой, я физически возвышаюсь над гвардейцами. Кто передо мной, не имеющий титула мелкий аристократ или даже выслужившийся простолюдин? Выходя из экипажа, я практически шагаю на стоящего передо мной офицера, и он невольно отступает, а я ещё и ударяю его свёрнутым в трубочку журналом.
— Может быть, вы посмеете остановить меня? — у меня действительно получается говорить с таким брезгливым высокомерием, будто я убираю с дороги не человека, а таракана? — Я передам её высочеству, что гвардейцы считают, будто Вадор больше не нуждается в благословлённых богиней князьях. Наверное, этой новости особенно обрадуется господин таэльский посол. Ха!
Раньше я никогда не давила авторитетом предков, считала, что это ниже моего достоинства. Аристократы без чести, не имеющие ни ума, ни хотя бы манер, лишь хвастающиеся родословной, выглядят отвратительно и жалко. Но, надо признать, иногда быть наследницей легендарного Аарона Кокберга весьма полезно.
Иначе, наверное, я бы не прошла.
Гвардеец отступает, и я попадаю в холл, сразу же сворачиваю к Парадной галерее. Мне повезло, что гвардейцы не попытались навязать мне сопровождение. Мой тон отличался от привычного… Я почувствовала себя повелительницей? Глупости.
Я миную портреты Великих князей и невольно передёргиваюсь, словно они наблюдают за мной из своих тяжёлых бронзовых рам.
Время…
Достав круглые часы на золотой цепочке, я отщёлкиваю крышку. То ли успеваю, то ли нет. Бездыханная леди Сьюзан Парк ещё не распростёрлась на холодных плитах мраморного пола, вероятно, она ещё жива. Её шагов тоже не слышно. Я прячу карманные часы и сворачиваю в противоположную от выхода в сад сторону — в Белый эркер.
Княжна Ярес тоже ещё не появилась.
Ужасно, если я опоздала или если убийство произойдёт не в Парадной галерее. Может быть, леди Парк убили где-то ещё, место преступления не меньшая ложь, чем свидетельство служанки?
Нет, вряд ли. Чем больше лжи, тем легче её обнаружить.
— Княжна Кокберг? Что вы…
Княжна Ярес.
Я успела.
Наши с княжной отношения нельзя назвать плохими, но и хорошими их не назвать. Они, стараниями принцессы, никакие.
Смогу ли я быть достаточно убедительной?
— Не я отправила вам записку, если вы об этом, княжна Ярес. Простите, я не стану говорить вам “доброе утро”, поскольку оно недоброе. Случайным образом я узнала о… неприятности, в которую вас пытаются втравить, и решила вмешаться.
— О чём вы, княжна Кокберг? Какая неприятность, — она оглядывается, ждёт сестру жениха, именем которой была подписана записка. Я, по её мнению, досадная помеха.
Кажется, утащить княжну Ярес на балкон будет гораздо труднее, чем попасть во дворец без приглашения.
— Княжна Ярес, мы увиделись только сейчас. Я не могла бы знать заранее, какую причёску вы предпочтёте.
— О чём…
— Где ваша восточная шпилька, княжна Ярес? Вы знаете, что подобные шпильки восточные женщины, чтобы спастись от бесчестья, вонзают себе в шею?
