class="p1">– А вот памятник королю Арланду – отцу вашего супруга, – сказала она, когда мы вышли из кареты на большой красивой площади.
Мужественное, с орлиным носом лицо короля, обращенное в сторону гор, показалось мне смутно знакомым. Да, Венсан был похож на отца, но я была почти уверена, что уже где-то видела изображение самого Арланда – быть может, в дворцовой галерее.
– Давно ли мой супруг правит страной? – спросила я у Ариэлы.
– Уже лет пятнадцать, ваше величество! – ответила она. – Он вступил на престол, когда был еще очень молод. Я тогда была еще совсем маленькой и, конечно, не помню этого. То, что случилось с его родителями, было ужасным.
Я резко остановилась.
– А что с ними случилось, мадемуазель?
Я уже пыталась найти сведения о семье Венсана в находившихся в библиотеке хрониках, но то ли на эту тему был наложен запрет, то ли соответствующие книги просто хранились в другом месте.
– О, ваше величество, птица Сирин наложила на них проклятье! – Ариэла произнесла это почти шепотом. – Какой-то чужестранец разорил ее гнездо, и это привело к страшным последствиям.
Я содрогнулась – и вовсе не от холода, хотя на улице действительно стоял мороз.
– Вы совсем замерзли, ваше величество, – по-своему истолковала мою дрожь мадемуазель Кессейн и потащила меня к карете.
Она болтала без умолку и всю обратную дорогу, но архитектурные достопримечательности Бельфера, о которых она рассказывала, сейчас меня не интересовали. Я делал вид, что слушала, сама же думала о своем.
Неужели иностранец, разоривший гнездо священной для шелларцев птицы Сирин – это мой отец? Да, он говорил, что в молодости пытался поймать эту птицу, но безуспешно, и похоже, сам той охоте большого значения не придавал. И мог ли он не знать, к каким последствиям привела его охота?
И если мои догадки верны, то можно ли оправдать этим поведение Венсана? И не означает ли это, что он ищет способ снять то проклятье, каким-то образом задействовав в этом меня? Но спрашивать об этом Ариэлу не было никакого смысла – она не могла этого знать.
Ночью я поняла, почему лицо короля Арланда показалось мне знакомым – я уже видела однажды! И именно здесь, в замке! Но не в галерее на картине, как я подумала сначала, а в саду. У одной из статуй в королевском саду было точно такое же лицо!
Мне так не терпелось проверить свою догадку, что я не стала дожидаться завтрака и прихода маркизы Анси или мадемуазель Пикард, а велела подать мне шубку и меховые сапожки.
– Ваше величество, еще очень холодно! – забеспокоилась дежурившая в моих покоях фрейлина. – Прогулку лучше отложить хотя бы до полудня – тогда уже будет греть солнце.
Да, дело шло к весне, и дни становились хоть немного теплее. Но на сей раз холод меня не пугал – куда сильнее было любопытство.
Я сказала, что хочу прогуляться в одиночестве, и решительно пресекла все возражения фрейлины. Той пришлось дожидаться меня на крыльце.
Я уже неплохо ориентировалась в саду и почти сразу нашла нужную мне аллею. Да, именно тут, у фонтана, который, конечно, не действовал зимой, я и видела ту статую с лицом короля. Мужчина, похожий на отца его величества, входил в скульптурную группу – он стоял, опираясь на спинку мраморной скамейки, на которой с книгой в руках сидела мраморная же женщина.
Возможно, сходство с установленным на площади памятником было не абсолютным, но оно несомненно было, и Венсан не смог бы этого не заметить. Но если статую намеренно сделали похожей на короля, то с какой целью? И неужели моему супругу так хотелось, каждый раз проходя по саду, видеть здесь тень своего отца?
Хотя, возможно, таковы были традиции в Шелларе – устанавливать памятники не только на площадях. Но если так, то женщина с книгой должна быть похожей на королеву. Я постаралась запомнить ее лицо и решила после завтрака наведаться в портретную галерею.
Я услышала скрип снега за спиной и обернулась – девочка лет десяти бежала во дворец со стороны оранжереи, держа в руках охапку белых роз. Она была так поглощена своими мыслями, что совсем не смотрела на дорогу, и обнаружила меня у себя на пути только тогда, когда врезалась в меня со всего маху – цветы выпали у нее из рук и рассыпались по снегу.
– Ой! – испуганно вскрикнула она и посмотрела на меня почти с осуждением.
А потом кинулась поднимать цветы, едва не плача от досады.
На девочке были теплый платок, платье из грубого сукна и деревянные башмачки. Такую простую одежду носили слуги, которые еще не дослужились до того, чтобы быть допущенными в сам дворец – они работали в прачечных и на конюшнях.
– Ах, что же я наделала! – воскликнула малышка, заметив, сколько лепестков остались на снегу. – Они же совсем замерзли и теперь завянут еще до завтрака!
Я, как могла, постаралась ее успокоить:
– Ничего страшного. Они не успели замерзнуть – сейчас их поставят в воду, и они прекрасно простоят до самого вечера.
Белые розы всегда ставили на стол в малой столовой, где как раз трапезничала я. Цветы меняли каждый день – благо, оранжерея была огромна.
Но девочка воспринимала происшествие по-другому. Похоже, она еще только начала служить во дворце, и боялась за каждый свой промах.
– Что вы, сударыня! Разве в комнату королевы можно поставить цветы, которые хоть чуточку замерзли? Ее величество рассердится, если заметит это! Ах, если месье Тимон узнает, что я была столь небрежна, он лишит меня ужинов на целую неделю. Или вовсе выставит на улицу, – ее худенькое тело содрогнулось. – А вы знаете, сударыня, сколько желающих занять мое место? Здесь у меня есть кров и еда, а если меня прогонят…
Она разразилась рыданиями, и я опустилась на колени рядом с ней.
– Не плачь, крошка! Никто об этом не узнает. А цветам ничего не сделалось – поверь. Вот увидишь – они понравятся королеве. Как тебя зовут?
– Амелия, сударыня, – девочка шмыгнула носом. – Хотя месье Тимон говорит, что это имя мне совершенно не подходит, и таких неумех, как я, должны звать куда проще.
Я сунула руку в карман шубы – я иногда брала с собой лакомства для дворцовых собак – сладкое печенье или конфеты. На сей раз там обнаружился весьма аппетитный коржик – и пусть он был вчерашним, я была уверена, что малышка будет рада и такому незамысловатому угощенью. И не ошиблась.
