кончики пальцев к руке Марины, пока Риссая заканчивала зачарованную татуировку на ее предплечье. Мы все ее держали, чтобы случайно не дернулась от боли.
– Я же помогаю! – возмутился Дим.
А оборотень прорычал:
– Я тебе сейчас помогалки оторву.
Нашему командиру пришлось ретироваться, хоть и с веселым видом. Очевидно, как бы его ни начали ценить магикопы, но к своим женщинам никогда и на пушечный выстрел не подпустят. Служба службой, но инкубы отдельно, а невесты, подруги, жены и сестры – отдельно.
Аго прогнусавил со стороны:
– А наш крашеный блондинчик не такой тупой, каким кажется! Прекрасно знает, что Мара для него – единственная любовь, но он для Мары – лишь первый из сотни!
Диминик подошел к нему, хлопнул по протянутой ладони, сел на соседний стул и точно так же сложил руки на груди:
– Я бы и не выразился лучше, коллега.
Оборотень взвился:
– Я не крашеный! – Очевидно, что это было единственное обвинение, которое ему хватило духу опровергнуть.
Диминик деловито продолжил, обращаясь к троллю:
– Думаешь, ему теперь до конца дней отгонять от Марины всех инкубов?
– Только бы инкубов, дружище! – деланно вздохнул Аго. – Любого придется отгонять. Давай уж прямо – в крашеных блондинах недостатка нет, ей перебирать и перебирать, пока не определится. И на естественный жирок всегда найдется спрос. Нет ли какого-нибудь знака, чтобы и ее заставить на луну каждый месяц выть? А то ж бедолаге ни сна, ни покоя до конца его дней.
– Какая печальная судьба, – наигранно посочувствовал Николасу Диминик.
Мы с Риссаей, уже привыкшие к подобному, едва сдерживали смех. Когда тролль объединился с инкубом, у Николаса пар из ушей повалил. Он багровел, синел, но сжимал зубы, чтобы не вступать в бессмысленную перепалку. Маринка болезненными стонами хихикала. Зато у оборотня отпала охотка приходить на наши занятия: понял уже, что десятый отряд – это слаженная команда троллей, а не унылая фигня из воспитанных существ.
Я присутствовала при том моменте, когда Диминик Эйм отправился на свою первую легальную охоту. Тогда ректор Ришар лично явился к порталу, чтобы стереть его имя с ворот, повинуясь новому постановлению. Инкуб даже машину брать не стал – он хотел насладиться каждым шагом.
И уже в московском парке раскинул руки и расхохотался в небо:
– Свободен! Алё, Москва, слыхала? Твой любимец освобожден по амнистии! Здесь же никто во мне не сомневался?
Я похлопала его по плечу и с улыбкой поздравила:
– Да-да. Магикопы до сих пор не поняли, какой ты скользкий жук.
Он повернулся ко мне и кивнул, уняв восторженные вопли.
– Ты сейчас куда, Наташ?
Я посмотрела в ту сторону, где на выходе из парка была остановка общественного транспорта.
– Родителей навещу. А ты уж, пожалуйста, дуй в противоположном направлении.
Диминик посмотрел на меня внимательнее и серьезно уточнил:
– Бесишься, да?
Я не показывала своего раздражения, но предпочла ответить искренне:
– Есть немного. Мне даже думать противно, чем ты будешь заниматься сегодня. Потому я предпочту об этом вовсе не думать.
– Наташ, – его голос вдруг сделался мягким, а когда он немного наклонился, глаза оказались совсем близко к моим. – Ну как, по-твоему, я должен поступить? Если тебе совсем невыносимо – сегодня не пойду.
Я горько усмехнулась:
– Издеваешься? Не беси еще сильнее – иди и трахай все, что шевелится. Жаль, что инкубы сифилисом не болеют, так бы я хоть на возмездие надеялась.
Он улыбнулся – и мне показалось, что виновато. Хотя с чего вдруг ему чувствовать вину передо мной? Диминик кивнул и пошел в другую сторону, чтобы поскорее оставить меня в покое. Я несколько секунд смотрела вслед стройной фигуре. Кому-то сегодня повезет… Или, наоборот, не повезет? Это с какой стороны посмотреть.
Весь день я провела с родителями. Конечно, я не могла им рассказать обо всем честно, поэтому выдавала хорошо продуманную с Маринкой ложь. Но они видели, что я здорова и счастлива – и этого было достаточно, чтобы их успокоить.
Но вечером, выходя из подъезда, удивилась: на той же скамейке, где когда-то дожидалась меня подруга, сидел Диминик. Он с ленивым видом читал что-то на экране смартфона. Я подошла, села рядом и пихнула его плечом.
– Быстро ты управился. Думала, мы два дня тебя не увидим.
Он ответил, не отвлекаясь от телефона:
– Москва по мне истосковалась, даже напрягаться не пришлось. В первом же кафе первая же симпатичная официантка…
Я нервно перебила, вскинув руку:
– Обойдусь без подробностей!
Диминик поднял голову, посмотрел на меня и неожиданно сменил тему:
– Наташ, знаешь, почему инкубы по-настоящему могут любить только суккубов, а суккубы – инкубов?
– Просвети, – без интереса ответила я.
– Потому что только суккубы могут понять, как это на самом деле происходит. Кристина любит меня с детства, но ей и в голову не придет ревновать меня к еде. Нет нужды объяснять ей, что происходит между мной и моей жертвой, хотя со стороны это выглядит как банальный секс. Ни одно существо или человек никогда этого не поймет.
Я сказала, устав от этого разговора еще до его начала:
– Звучит-то логично, но так ли на самом деле? Кристина в прямом смысле ревнует тебя ко мне. Слышал бы ты ее монологи, пока лежал в лазарете.
Он отвел взгляд, улыбнулся асфальту и поцокал языком.
– Вот в этом и отличие.
– Не поняла, – я наконец-то проявила любопытство к разговору.
И как раз в этот момент сам Диминик потерял к нему интерес. Он встал и махнул головой:
– Едем домой. Скоро стемнеет.
Вот так я снова и осталась без самых важных объяснений, но каждый намек оседал в моей душе и не позволял отстраниться от эмоций. Не для того ли инкуб их постоянно набрасывает? Ему нравится моя влюбленность, пусть он ею и не насыщается, но удовольствие определенно испытывает – и чтобы она тянулась подольше, постоянно выбивает меня из колеи. Эгоизм в его случае – не черта характера, а призвание. Именно из-за этой убежденности я и пропустила угрозу.
Мы ехали домой вдвоем. Странно как-то. Из арендованной московской квартиры мы с Маринкой давно съехали, я только что была в родительском доме, но сейчас и поместье Эймов каким-то неведомым образом тоже начало называться этим теплым словом.
Первую половину дня мы проводили в академии, а под вечер обычно Марина в саду тренировалась применять свои новые слабые способности. Мне оставалось или наблюдать за ней, или бродить по поместью, раздражая Арикса. Диминик чаще всего отсутствовал, и несложно было догадаться, что у него есть дела поинтереснее нашей скучной компании: если не охота, то целый склад запрещенных товаров, дорога от которого до конечного потребителя теперь щедро намаслилась отменой наказания. Кошмар, куда смотрят магикопы, доверяя этому проходимцу? Раньше он хотя бы осторожничал, а теперь развернулся на всю котлету – я слышала, как он тихо обсуждает со слугой свои дела, выдавая ему жалование сразу за несколько месяцев. Мать тех девочек-полукровок, что мы недавно спасли, жила в Париже, а Диминик как никто другой умеет устанавливать деловые связи. Суккуб была благодарна ему до глубины души, она и познакомила его с несколькими французскими ведьмами – и он тут же устроил транзит через Вахарну в Москву самодельных амулетов. Этот прохвост, кажется, и на необитаемом острове придумает, как нажиться на окольных путях вокруг сверхзакона…
Я пыталась читать ему лекции об образе настоящего магикопа – в ответ слышала только смех, инкуб даже гордился своей находчивостью. Чтобы совсем не разругаться с ним на этой почве, я попыталась свести общение к минимуму, а с Маринкой своими сомнениями не делилась: она погрузилась в свои достижения и ничего вокруг не замечала, но вот если слухи дойдут до ее любимого оборотня, то Николас быстро обезглавит наш десятый отряд, никакие уговоры не помогут. А я злилась, злилась, но подставить Диминика Эйма не могла.
Змеи в Вахарне водились, но были крайне редки – я ни одной не видела, поскольку мерзкие гады селились далеко от жилых усадеб и городов в густых лесах на востоке. И потому вскрикнула, когда впервые увидела отвратительный клубок рядом с розовым кустом. Однако почти сразу сообразила – эта длинная зеленая змея будто наблюдала за мной, в ее взгляде определенно читалась аура разума. Я не умела
