Лют не отзывался.
Я не сдавалась.
Я продолжала звать. Пыталась докричаться в это лесное равнодушное молчание. Достучаться до чужого внимания.
— Послушай, я его родила! Твоего ребенка. Его хотели у меня забрать, но я его спрятала. Но мне нужна твоя помощь! Его пытались убить! И почти убили! Он сейчас ранен, и я понятия не имею, как помочь моему ребенку. Понимаешь? Он же не человек. Я даже человеческих младенцев не знаю, как лечить, а он совсем иной, непонятный.
Но мне по-прежнему никто не отвечал. Только ветки скрипели от дуновений ветра, да где-то продолжала кричать одинокая птица.
— Я даже не знаю, мальчик это или девочка… — чуть не плача, проскулила я. — И зову его… Лютиком… Но он сейчас не отзывается. Совсем…
Тишина была мне ответом.
Я больше не сдерживала слез. Всё мое отчаяние прорывалось сейчас через рыдания.
— Он же умрет, понимаешь? — всхлипывала я, понимая, что говорю с единственным собеседником на весь лес — самой собой. — А вдруг я сделаю что-то не так? Вдруг наврежу ему?
А вдруг я ошиблась? И приписала чудовищу несуществующий разум? И по лесу бродит совершенно дикая и опасная тварь, готовая разорвать любого, кто высунется из поместья?
Меня же не разорвала, напомнила мне память.
Ага, просто в тот день у него преобладал инстинкт размножения, а не лютая ненависть к людям.
И тут некстати вспомнились слова Жу Даля.
«В это время года Лют не приближается ни к поместью, ни к дороге в столицу».
Медленно опустившись на колени, я осознала, что это конец.
Лют не придет. Его нет сейчас в этом лесу.
И спасти моего малыша некому.
Шорох за спиной заставил меня обернуться.
Из чащи, неторопливо переставляя огромные паучьи ноги, выдвигалась взрослая версия Лютика.
Глава двенадцатая. Моя мама! или Доморощенные детективы
Первым моим порывом было закрыть Лютика собой. Я вскочила на ноги и встала между корзинкой и остановившимся в нескольких метрах от нас чудовищем.
Его длинное узкое травянисто-зеленое тело было размером с коня. Не то, чтобы я часто любовалась на лошадей, но в моем представлении они были чем-то огромным и пугающим.
Вот таким выглядел и папа моего малыша. Огромным и пугающим. А широко расставленные паучьи ноги увеличивали размеры Люта еще раза в два или три. По-драконьи выгнутая шея заканчивала треугольной головой с чем-то вроде черного гребня и несколькими наростами-антеннами на том месте, где должны быть уши. А над спиной нависал скорпионий хвост с поблескивающим от яда жалом на кончике.
А ведь когда-нибудь таким же вымахает и мой маленький герой. Которого я зову так нежно, по-цветочному — Лютик… Нет, ну, сейчас он, конечно, самый настоящий мамин сладкий Лютик. Только вот как-то совсем не клеится ласковое детское прозвище к такому вот чудовищу с непроницаемой мордой и хищными темно-зелеными, почти черными глазами.
Боже, о чем я только думаю… тут впору прилечь рядом с корзинкой, напрочь отключив восприятие этого чудесного мира и нервную систему целиком. Но я продолжала сохранять сознание и даже вертикальное положение, не сводя взгляда с этого то ли местного мутанта, то ли жертвы дикого эксперимента по скрещиванию нескрещиваемых живых существ. И молчала. Все заготовленные фразы, просьбы и мольбы просто выветрились из головы, пока в ней удерживалась единственная мысль. Я только что увидела будущее своего сына!
Ну, а что? Могло быть и хуже. А так он вырастет очень даже… внушительным. Его будут бояться. И разбегаться по лесу с криками: «спасите-помогите!» А Лютик с недоумением глядеть им вслед, доедая принесенную мамой котлетку и искренне не понимая, почему он должен кого-то разрывать на запчасти.
Но в конкретный момент на запчасти, кажется, хотели разорвать его маму. Именно это я прочитала в холодном взгляде лесного папочки.
Я машинально шагнула назад и чуть не споткнулась о корзинку.
Взгляд чудовища тут же прилип к ней и неподвижному малышу внутри.
Огромная лапа приподнялась и медленно потянулась к корзинке. Я подхватила ее с земли и прижала к себе. Тело тряслось от ужаса, а мозг лихорадочно пытался вспомнить, зачем я сюда вообще пришла.
— Ты не причинишь ему вреда, да? — умоляюще произнесла я, понимая, что, если я ошиблась, и детей Люта не желает видеть среди живых даже сам Лют, то этот поступок — броситься в лес с младенцем на руках, да еще звать его дикого папочку с репутацией живодера — станет самым идиотским, а главное, последним в моей недолгой жизни.
Лапа опустилась обратно. Лют посмотрел на меня, потом снова на малыша.
— Нам нужна помощь, — заговорила я торопливо, пытаясь достучаться до предполагаемого разума чудовища. — На малыша напал убийца и порезал ребенку спину! Лютёнок даже не успел поставить свое защитное поле! И теперь я не знаю, что делать! Я ведь ничего не смыслю в вашей физиологии! Да и зашивать мне рану нечем! Но вы же как-то лечитесь? Сами, без скорой помощи и хирургов? Малыш уже показал, что вы умеете колдовать! Ну, или как-то генерировать защитное поле. Есть ли какая-то ваша магия для такого случая?
Лют словно задумался. Я затаила дыхание. То, что он разумен и прекрасно понял просьбу, можно больше не сомневаться. И малышу он явно не навредит. Но вот найдет ли способ его спасти?..
Паучья лапа приподнялась и очень выразительно стукнула по земле. Я опустила туда корзинку и осталась стоять рядом. На всякий случай.
И тут произошло нечто странное. Верхушки деревьев вокруг Люта зашелестели и задвигались, будто среди них завелся маленький ураганчик. А потом с них одновременно осыпались листья. Совершенно сухие и пожелтевшие, превращая лето в этой небольшой части леса в позднюю осень. А перед головой Люта завертелся и заискрился шарик золотистой-желтой, как одуванчик, энергии. Который, чуть помедлив, ухнул вниз, к корзинке, мгновенно впитавшись в тельце насекомыша.
Он и так может?! Сразу вспомнились цветы в нашей комнате и удивление служанки по поводу того, как быстро те засохли. Дело тут было вовсе не в поливе! Если малыш способен на то же, что и его папа, значит, он тоже использовал энергию растений для собственного восстановления после рождения!
Теперь я смотрела на обоих Лютов совсем другими глазами. Лесные обитатели, распоряжающиеся силами природы. Могли ли они быть своего рода лешими этого магического мира? Волшебными хозяевами и стражами леса, помогающими хорошим людям и наказывающими плохих? И тех растерзанных людей Лют убивал не просто так, а, например, за вред природе?
Развить эту удивительную мысль я не успела. В корзинке очнулся и заворочался Лютик. Я бросилась к нему, погладила по полностью зажившей спинке. Он исцелен! Боже, я так счастлива!
Малыш поднялся в своем ложе и радостно прильнул ко мне, вцепившись в мамину руку передними лапками. А я не удержалась и прижала сына к груди крепко-крепко! А когда он протестующее пискнул, неохотно, но быстро отпустила, опасаясь, что сделала неокрепшему ребенку больно.
А потом ощутила, как меня аккуратно, но настойчиво отодвигают от корзинки. Огромная лапа подхватила плетеную ручку и потянула ее вверх, к себе. А сам огромный насекомус уже разворачивался, намереваясь уйти в глубину леса.
С моим ребенком.
По факту, конечно, и со своим тоже, но сути это не меняло. У меня похищали Лютика!
Опомнившись, я с криком бросилась следом.
— Стой! Куда?! Верни сына!
А из корзинки голосил малыш.
— Мама! — кричал ребенок, разрывая мое сердце на части. — Мама!
Что? Я когда-то боялась эту тварь из леса? Сейчас я готова была сразиться с ней один на один, чтобы отвоевать моего ребенка! Спасибо, конечно, что ты спас Лютика, но отдавать тебе я его не планировала!
Лют остановился и изогнул драконью шею, чтобы с недоумением посмотреть на странную человечку, вцепившуюся ему в левую заднюю ногу. А мой любимый насекомыш тем временем ловко выпрыгнул из корзинки и шмякнулся на землю. И через мгновение уже сидел на моих руках. Освобожденный от материнской хватки Лют развернулся к нам всем телом, а мы с малышом принялись отступать.
