Эмонн скривил губы. Она так говорила ему задолго до того, как его близнец вырезал будущее на плоти Эмонна.
Ее ладони на его челюсти повернули его к ней. Он тонул в ее жалости, в печали в ее глазах.
— Сынок, не садись на тот гадкий трон.
Ее слова резали до костей. Он притянул ее ближе, коснулся губами ее лба. Он зажмурился и сказал в ее кожу:
— Я очень тебя люблю. Воспоминания о тебе помогали мне жить долго после изгнания. Я помнил, как ты расчесывала мои волосы, когда я был маленьким, пела колыбельные, шептала истории в темноте, когда отец злился. Хотел бы я говорить это лично тебе.
— Ты и говоришь.
— Тебя тут нет, — он сжал ее. — Но, кем бы ты ни была, нужно постараться куда сильнее.
Его мать растаяла в воздухе.
Эмонн скрипнул зубами, повернулся. Он широко раскинул руки и крикнул:
— Что еще? Что за зло ты запланировал дальше?
Ногти стукнули по пику его темного трона. Он был готов выхватить меч и пронзить призрака, повернулся с рычанием.
И замолк, Сорча обошла трон.
Они нарядили ее как принцессу его народа. Перья покрывали ее изгибы, каждое было позолоченным, старательно пришитым к платью. Золотые кусочки прилипли к ее пальцам, запутались в ее волосах, как звезды, усеивали ее плечи.
Она была красивой.
Его выражение лица исказилось, он отвернулся от нее. Это было хуже его матери, его близнеца. Те духи не имели права так ее искажать.
— Эмонн? — спросила Сорча. — Почему ты отвернулся от меня?
— Ты не Сорча.
— Тебе не нравится? Ты желаешь больше всего этот облик, так?
Он чуть не застонал. Ее ладони гладили его бицепсы, ласкали его, пока она смотрела на его лицо. Это был талантливый обманщик. Она выглядела почти как настоящая.
— Эмонн, — она склонила голову. — Поцелуй меня.
— Нет.
— Ты меня больше не хочешь?
— Ты знаешь, что это невозможно.
— Так почему ты не целуешь меня?
— Перестань, — его голос был хрипом. — Почему ты меня мучаешь?
Ее ладони гладили его грудь, задевали трещины и обводили разные раны.
— Порой мучения веселят. Идем, любовь моя, я тебе покажу.
Любовь ее. Он оскалился.
— Ты играешь нечестно.
— Я и не говорила, что буду, — она обвила рукой его шею, притягивая его ближе. — Идем, моя любовь, моя жизнь, идем со мной из этого ужасного места.
— Ты — не моя Сорча.
Не могла быть. Все были не теми, какими он ожидал их видеть. Почему его мать и Сорча были плотными, он не понимал. Но он знал, что этот поразительный призрак — не женщина, ради которой билось его сердце.
— Отпусти меня, — прорычал он.
— Почему? Ты не хочешь меня?
— Где она?
— Кто? — Сорча склонила голову набок. — Ты про меня?
— Ты — не Сорча.
— Я могла бы быть, если бы ты захотел. Я пресмыкалась бы у твоих ног, целовала бы твои губы, поклонялась бы земле, по которой ты ходил.
— Я не этого хочу.
— Разве? А зачем тогда тебе человеческая женщина? Если бы ты хотел равную, ты выбрал бы фейри, — она цокнула и отошла, гладя ладонями ее грудь и живот. — Ты хотел друида, запретное существо, чтобы попробовать его, пока Сорча не станет старой и хрупкой. Оставь слабачку, Эмонн. Возьми меня.
— Ни за что.
— Почему?
— Она не слабая, и она не хуже из-за того, что друидка, — прорычал он. — Ее имя на твоих губах — оскорбление.
— Ты неравнодушен к ней?
— Ее храбрость и непоколебимая верность моему народу пленили мое сердце с того мига, как она появилась в Гибразиле.
— Докажи. Докажи, что неравнодушен к ней.
— Как? — он сделал бы это. Он хотел доказать, что дышал ради нее.
— Выбирай, — она подняла руку и указала на трон. — Какое будущее ты хочешь, Эмонн?
Другой трон появился рядом с его. Спутанные лозы и шипы торчали в стороны, на них цвели розы, но его взгляд приковал силуэт. Рыжие волосы торчали из брешей зелени, пропитанные кровью и соком растения.
Он издал сдавленный звук. Он шагнул туда, но замер, помня, что до этого все было иллюзией.
— Это она?
— Из всего, что ты видел, только это правда, — другая Сорча прильнула к его боку. — У тебя два будущих впереди. Сидеть на троне как король, зная, что она в безопасности. Рядом с тобой, но скрытая от всего, чего ты боишься. Другое будущее — свобода для нее.
— Почему мне не выбрать второе?
— Ты не сможешь управлять ею, если она будет свободно бродить. Сорча продолжит становиться сильнее, искать свою историю, семью, культуру. Все, что ты любишь, может измениться, когда она вырастет, — она обвела его грудь. — Так какое будущее ты хочешь, Высший король?
Ее безопасность была бы для него отрадой. Супруги королей страдали, а так она хоть будет жива.
— Она может видеть? — его голос дрогнул.
— Нет. Она не спит, но нет. Ни зрения, ни звука, ни прикосновений.
— Тогда она не жива при этом.
— Предложение, Эмонн из Благого двора. Если оставишь ее тут, она присоединится к остальным ее предкам. Она будет жить вечно среди роз рядом с тобой.
Слова о вечности крутились в голове. Она не умрет. Он не увидит, как она постареет, станет пылью в его ладонях. Века одиночества тянулись перед ним без нее. Он мог уберечь ее.
Но это был не его выбор. Она была независимой, и Эмонн не имел права принимать решения за нее. Он не мог оберегать ее вечно.
— Нет, — он покачал головой. — Она не моя. Она решает за себя, и я не лишу ее этого.
Сорча рядом с ним хищно улыбнулась.
— Тогда иди к ней, Высший король. Освободи свою невесту и помни, что мы говорили тебе не занимать этот трон.
— Почему?
Существо взорвалось тенями и ускользнуло, хихикая так громко, что эхо разносилось по коридорам.
Коридоры.
Туман пропал. Эмонн стоял на том же месте, где был, когда Сорча пропала за стеной.
Он повернулся к стене роз, видел лишь пространство на месте растений. Он бросился в тронный зал с большим стеклянным солнцем, крича:
— Сорча!
Два трона стояли в конце зала. Один был черным, другой — покрыт красными розами. Она сидела на троне королевы, прикованная к месту красотой, что выделяла ее.
Он выдохнул со страхом и подбежал к ней. Он не смотрел на трон Нуады, его по праву, только на нее.
Она нуждалась в нем.
Он упал на колени, вырвал шипы, что терзали его плоть. Кристаллы вспыхнули, выглядывали из мелких дырочек в его ладонях. Кости его запястий трещали камнем, и дрожь магии пульсировала в его венах.
— Держись, — рычал он, раздвигая растения. — Я тут, Сорча. Я тут.
Ее выдох был музыкой для его ушей. Он освободил ее ладони и прижал их к своему лицу.
— Ты меня слышишь? — спросил он.
Она не ответила.
Он поспешил сорвать лозы с ее головы. Цветы визжали, пока он отрывал их. Во рту у нее были листья.
Он просунул пальцы между ее губ, вытаскивал горсти растений. Он снова и снова вытаскивал листья и лозы, пока она не издала стон, а потом вдохнула.
— Эмонн! — завопила она.
— Я тут, — он поднял ее с трона и обвил руками. Его душа успокоилась, напряжение в шее пропало. — Я тут, mo chroí. Мне так жаль.
— Это была не твоя вина, — она кашляла, пока говорила. — Я виновата.
— Не вини себя.
— Я не должна была приводить нас сюда. Ты был прав, это опасное место.
— Мы найдем другой замок, — он прижался губами к ее лбу, сжал ее крепче. Он чуть не потерял ее. Опять. — Мы покинем это проклятое место и не вернемся.
— Не могу.
— Мы можем, Сорча. Это не единственный вариант для нас.
— Я не могу, Эмонн! — она отодвинулась, глаза были темными и испуганными. — Этот замок хранит души моего народа. Друидов, как я. Я сказала им, что останусь. Я заняла трон.
— Что?
Он отпрянул, глядя на нее, словно не видел ее раньше. Он боролся с демонами прошлого, отрекся от права по рождению, а она заняла престол?
— Почему ты так на меня смотришь? — спросила она. — Эмонн?
— Они сказали мне не занимать трон.
— Кто?
