— Удивительно тихая ночь, — заметил профессор, опуская её в плетёное кресло и садясь напротив. — Не холодно? Боюсь, на мало-мальски полезные согревающие чары у меня почти не осталось сил.
— Бережёте их на случай, если мне станет хуже? — тихо спросила Кира. — Если я получу ещё один магический удар?
— Очень надеюсь, что этого не произойдёт. Второго вы можете не пережить.
Он сказал это спокойно и просто, и Кира сразу ему поверила.
— Вы боитесь, — прошептала она.
Он не повернул головы, глядя на озеро.
Конечно.
— А умереть? Ведь вы… вы умираете сейчас.
Он перевёл на неё взгляд. Взгляд Тёмного Лорда.
— Я уже умирал на шесть лет, мисс Риаз. А потом умирал и воскресал снова. Поверьте мне, быть целым такое счастье, что короткий срок отмеренных мне дней теперь кажется всего лишь досадной мелочью.
Профессор помолчал.
— Я был лишён части себя, — негромко сказал он. — Очень важной части. А потом потерял другую, и только сейчас понял, как важны были для меня обе. Моё прошлое и моё настоящее, мои воспоминания и мои надежды. Блестящие интриги Тёмного Лорда и сострадание профессора Дуайта Деннета. Моё детство, мои последние годы. Вы.
— Я?
— В первую очередь.
Он взял её запястье и поднёс к губам.
— И вы это прекрасно знаете, мисс Риаз. Знаете и выпрашиваете комплименты.
Кира прислушалась к себе. Её силы были далеки до полных, но в душе всё ещё бил родник после урока левитации, и ей казалось, будто она вот-вот раскинет полы одеяла в стороны и взлетит.
— Хочу полетать над озером с вами, — произнесла она. — Над водой, как в том сне. Вы возьмёте меня к морю?
Лёгкая улыбка.
— Я обещал вам домик у моря, не так ли? Может быть, я даже подарю вам остров и сбегу туда с вами от дел. Должен же даже лорд-ректор Академии немного отдыхать в каникулы, правда?
— Правда.
— Ну вот видите.
Профессор задумчиво достал из кармана колоду карт, перебирая их в пальцах.
— Я бы предложил вам сыграть в покер на раздевание, — заметил он, — но у меня явное и несправедливое преимущество. Впрочем, именно поэтому я бы это и предложил.
Кира задумчиво посмотрела на него. Покер.
— А сыграем, — азартно предложила она. — На печенье.
Полчаса спустя она проигралась вчистую. До последней крошки.
Кира смотрела на профессора обиженным и несчастным взглядом. Тот, не обращая никакого внимания на её трепещущие ресницы, задумчиво откусил половинку печенья.
— Изумительно вкусно, — наконец сказал он, глядя на озеро. — Интересно, это потому, что я выиграл его у вас и лишил ребёнка сладкого?
— Вы жульничали!
— Обвинение в шулерстве — серьёзная вещь, мисс Риаз. Уверены, что готовы отвечать за свои слова?
Кира молча нахохлилась.
— Не готовы, — констатировал профессор, откладывая коробку с печеньем в сторону. — Зато вы уже чувствуете себя гораздо лучше.
Кира моргнула — и вдруг с изумлением поняла, что он был прав. Она и в самом деле чувствовала себя куда лучше. И всё оттого, что он разбил её в пух и прах — и заставил думать только об этом.
— Эмоции, — негромко сказал профессор. — Живые эмоции. Вы донор от природы, мисс Риаз, и вы восстанавливаетесь именно таким образом. Или другим… но о нём мне мешает упомянуть врождённая деликатность.
Но его глаза насмешливо блестели.
— Уверена, — серьёзно сказала Кира, — что в нём нет ничего развратного. Или порочного.
— Разумеется.
Кира, глядя на него, медленно, нарочито медленно откинула одеяло с груди, не отрывая взгляда от его лица — и на том больше не было насмешки. Только откровенное желание.
— Я могу встать, — прошептала она. — Или вы можете прийти ко мне.
Он покачал головой.
— О нет, мисс Риаз. Так легко вы не отделаетесь. Я заставлю вас страдать.
Кира инстинктивно запахнула на себе одеяло.
— Страдать?
— Помните ложе из крошек печенья, что вы неосмотрительно за собой оставили? Оно ждёт вас.
Кира ойкнула, когда профессор подхватил её. Но вместо того, чтобы нежно взять её на руки, он перехватил её под живот и водрузил на плечо, будто добычу, взятую в бою.
Из последних сил Кира уцепилась за его рубашку, зная, что это было бесполезно и бессмысленно. Он не собирался ни ронять её, ни отпускать, и то, что должно было произойти между ними, было неотвратимо, как лунный свет, ласкающий озёрную гладь.
А ещё — ему оставался не год, а всего лишь месяц, полтора, два, и каждая ночь между ними была бесценна. Отныне. Сегодня. Всегда.
Постель, в которую профессор опустил Киру, была совершенно чистой. Она успела лишь увидеть недоеденное печенье на тумбочке слева от себя.
А потом их губы соединились в поцелуе. Остром, горячем, пульсирующем, будящем что — то тайное и запретное.
Горячую жажду внутри неё, внизу живота, в груди, в бёдрах, во всём её существе.
Кира вновь почувствовала тонкую струю такой родной магии, льющейся в неё, как ключевая вода. Как жаркий пар, как тонкий шёлк, липнущий к коже.
— Спасибо, — прошептала она, когда они оторвались друг от друга. — Но не отрывайте от себя… пожалуйста…
— ТТТтттттт. Я повелеваю вам подчиниться моей воле. Иначе я дождусь зимы, прежде чем отправиться на тот свет, отдам распоряжения забальзамировать мой труп, и моё бездыханное тело начнёт приходить к вам по ночам. И потребует, чтобы вы ложились перед ним в снег в одной шубке и подвергались надругательствам.
— Кошмар какой, — с ужасом произнесла Кира. — Ваше воображение.
— Извергает холодные угрозы, лишь бы вы слушались своего целителя. Ведь у меня под рукой нет наручников.
— Трудно в это поверить.
— Поверьте. — Его пальцы легли на её обнажённую грудь. — Впрочем, меня не затруднит предъявить вам доказательства.
— Помните, я загадала желание? — проговорила Кира. — Я хочу, чтобы вы доказали мне сейчас, как вы меня любите, и не тратили больше на меня свою магию. Совсем. Ни капли. Даже согревающих чар. Я справлюсь сама.
Профессор долго молчал. Потом коснулся её амулета, почти опустошённого, и Кира физически ощутила, как тот наливается магией.
И прикусила язык. Она попросила его не тратить на неё ни капли магии, но не упоминала свой амулет. И профессор, конечно же, этим воспользовался, отдавая силы амулету, чтобы тот исцелял её.
— Вы жульничаете, — прошептала она. — Опять.
— А, так вы всё-таки решили обвинить меня в нечестной карточной игре? — почти промурлыкал профессор, склоняясь над ней. — Прошу, продолжайте.
Кира глубоко вздохнула, набираясь смелости.
— Вы только и мечтаете затащить меня в свой подвал, и никогда не разрешаете мне спать в вашей спальне в Академии, и забрали всё печенье, и представляете меня своей невестой, будто это дело решённое! Может быть, я передумаю?
— Передумаете, — задумчиво произнёс профессор. — Да, это вариант. Вынужденный брак, упрямая невеста, насилие… А какая у нас будет первая брачная ночь…
Кира, которая ощутила жар внизу живота от одной этой мысли, покраснела.
— Вы всё готовы свести к. к насилию, — проговорила она.
— Ещё скажите, что вам это не нравится.
Её щёки вспыхнули сильнее.
— Но печенье вы заслужили, — с лёгкой насмешкой произнёс профессор. — Уже тем, как вкусно вы его едите. Впрочем, в Сером Доме хорошие сладости были редкостью, я помню.
— Зато воспитательницы отправлялись домой с полными сумками, — мрачно сказала Кира.
— Это я тоже помню.
— Но не будем о грустном.
Профессор взял её лицо в ладони, зарывшись пальцами в волосы, и коснулся её кончиком носа.
— Самая красивая, — прошептал он. — Самая дерзкая. И самая загадочная.
— И самая живая, — напомнила Кира.
Тихий смех.
— Надеюсь, что надолго.
И он снова поцеловал её. Долгим медленным поцелуем, который бывает, когда двое влюблённых никуда не спешат и никуда не торопятся. Когда каждое касание губ становится волнующим, как первые лепестки распускающегося цветка, а внутри поднимается томительный жар.