ленивыми.
Он терял силы. И с непонятным трепетом я подумала о том, что по какой-то жуткой причине волнуюсь за него.
Ужасная развороченная рана находилась на руке возле груди. Противник явно целился в сердце, но промазал.
— Достань ее.
Я не сразу поняла, что он имеет в виду пулю.
— Нет, — полубезумно усмехнулась я.
— Трусишь? — издевательски улыбается он. — Думаешь, что причинишь мне боль и не хочешь этого?
А я не знала, что я чувствую.
Совершенно запуталась в том, что происходит внутри меня.
Я должна была бы ненавидеть его за все, что он сказал и сделал, но вместо этого покорно сидела перед ним, думая, как облегчить его страдания.
— Ты думаешь, я человек, Диана? — шепчет, наклоняясь ближе, и я не знаю ответа, заглядывая в его ярко-зеленые глаза, обрамленные черными ресницами.
Он сидит передо мной, оголенный по пояс, и мощная грудь вздымается от тяжелого дыхания.
Боже, какой он огромный! На теле читается каждая мышца, словно он вылеплен из несгибаемого металла, который невозможно пробить. Даже эта кровь смотрится на нем неуместно, словно Мулцибера нельзя ранить по-настоящему, а это просто муляж.
— Не смотри на меня так, — произносит осипшим голосом, резко поднимая руку и касаясь пальцами моих губ. — Иначе я запачкаю твое белое тело своей кровью.
— Что делать? — произношу, панически отпрыгивая от него и вызывая злой смех.
— Тебе понравится, — расплывается в безумной улыбке. — Будет шанс поквитаться со мной за все.
Я не успеваю спросить, какого черта он имеет в виду, потому что Мулцибер хватает железный прут возле камина и кидает его в огонь одним концом. После чего поворачивается к плечу и впивается пальцами в рану.
— Нет! — выкрикиваю и бросаюсь к нему прежде, чем успеваю подумать. — Так нельзя! Что ты творишь!
— Нет времени, — кривится Мулцибер, — я истеку кровью, пока ты будешь причитать и охать, выковыривая ее пинцетом.
И он действительно это делает.
Я падаю перед ним на колени, не в силах отвести взгляд от этого зрелища. На лбу Мулцибера выступает испарина, но лицо все так же убийственно спокойно. Он погружает пальцы все глубже в собственную плоть, пока с громким выдохом не вытягивает серый металл.
— Вот так, — удовлетворенно заключает он, — а теперь, Диана, пришло твое время.
Кровь льется из него уже фонтаном, и я пребываю на грани обморока от этого безумия.
Перевожу взгляд с его лица на прут и обратно, и он расплывается в улыбке:
— Ты всё поняла правильно. Ну же, разве не об этом ты мечтала, мм? Постоянно трещала о том, что хочешь убить меня, причинить боль. Ну так вот он, твой шанс.
Меня всю колотит от нервной дрожи, а губы пересохли от учащенно дыхания.
— Давай уже, Диана, сам я не достану.
— Но рекорнил…
— Не действует на меня, — хрипит, а по телу проходит мелкая дрожь.
И я прихожу в себя, понимая, что он просто умрет, если я этого не сделаю. Дьявол знает, сколько крови он уже потерял.
Беру в руки прут, конец которого алеет жаром и направляю на Мулцибера.
— Поставишь на мне свою метку, — усмехается он, откидываясь на спинку кресла, — не многие могут таким похвастаться. Ты особенная, Диана.
И я прислоняю прут к его ране.
Плоть шипит, образуя пар вокруг, и я не знаю, кому из нас сейчас больнее.
Я нахожусь на грани обморока, не понимая, как вообще смогла сделать такое с живым человеком.
Он ведь не чувствует боли, да?
Тогда какого черта так плотно сжал веки и зубы?!
— Ты в порядке? — отбрасываю прут из трясущихся рук на пол и опадаю перед ним на колени.
— Серьезно? — усмехается он, и мое сердце отпускают клещи страха. — Тебя это правда беспокоит?
— Разумеется, меня это беспокоит, — хмуро отзываюсь я.
Он тут же делает резкий рывок вперед, хватая меня за подбородок и привлекая вплотную к своему лицу:
— Почему? — горячий шепот в губы. — Почему тебя беспокоит, что будет со мной? После всего, что я причинил тебе?
— Потому что ты человек, — тихо отзываюсь я, смотря ему прямо в гипнотические глаза. Меня снова трясет, но уже не от ужаса.
— Предположим. И?
— И любой достоин помощи, сострадания… Любви.
Он так же резко отпускает меня и заходится громким, оскорбительным смехом:
— Диана, Диана, Диана… Какая же ты… Дура. Это сказки для идиотов.
— Мне жаль тебя, если ты так думаешь, — спокойно отзываюсь я, поднимаясь на ноги и шагая прочь.
— Я не отпускал тебя, — рычит он мне вслед.
— Мне нужна мазь для твоей раны, — бросаю я, не оборачиваясь. — Если, конечно, не хочешь сдохнуть от заражения.
Он хмыкает позади, и я бреду к Энже, в двух словах обрисовывая ей ситуацию.
— Эта подойдет, — она возвращается с жестяной банкой. — Завтра будет как новенький.
— Угу, — хмыкаю я и бреду обратно к лестнице.
— Диана, — кричит она мне вслед, и понижает голос до шепота, когда я оборачиваюсь. — Я недооценила тебя. Ты… Ты можешь не понимать… — она кутается в домашний халат. — Просто запомни. Нет зверя на столько дикого, чтобы он не отзывался на ласку.
Хочется рассмеяться в голос, но я не делаю этого. Просто киваю, возвращаясь обратно в гостиную. Энже говорит про зверя, но передо мной, впиваясь в глаза огнем, сидит самый настоящий дьявол. А это совершенно другая история.
Я осторожно смазывала его спину, испещренную мелкими царапинами, изучая татуировки, покрывающие тело. Это не было одной сплошной картиной, как модно на Земле. Рисунки на теле Мулцибера были хаотичны: мешанина из надписей на общемировом и мертвом языках, целых текстов на ребрах, словно взятых из книги, и рисунков, изображающих ад. Спину разрезал узор трещин, будто бы показывая, на сколько адская сущность владельца рвется наружу. Присматриваясь, я понимаю, что татуировки на самом деле закрывают ужасные шрамы, и чуть вздрагиваю, вспоминая рассказ Энже об экспериментах.
Прикладываю вату к краю самой большой раны на руке, и он не дергается, нет, только бугры мышц под гладкой кожей начинают перекатываться. Я вновь поражаюсь различию рисунков на его теле, словно любой порядок чужд ему. Только хаос, которым он расписал и свой мир, и свое тело.
Медленно вожу пальцами, обводя контуры мышц и татуировок, сама не понимая, в какой момент это превращается просто в поглаживание кожи. Будто чувствуя это, он внезапно перехватывает мое запястье, подводя к себе спереди и утягивая на колени.
— Тебе нужно отдохнуть, — задыхаюсь я, пытаясь сопротивляться.
— Поможешь мне это сделать? — обжигающий шепот на ухо, а стальная хватка притягивает еще ближе за запястье, больно сжимая кожу.
— Нет! — Хриплю
