Бессмертные (СИ) - Катерина Мороз

— Я прикажу подготовить тебе ванную, ты, конечно, выглядишь очень устрашающе вся забрызганная кровью, но мадам Рокет будет в ужасе, когда увидит эти грязные простыни.

— Как бездушные проникли сюда?

Ланс нахмурился и напряженно потер переносицу.

— Если бы я знал, этого бы никогда не произошло, — в его голосе сквозила неприкрытая злость. Ланс посмотрел на меня так внимательно, словно пытался заглянуть в душу, от этого пронзительного взгляда я нервно поежилась. Он все еще гадает как я обошла охрану и как так долго смогла справляться с бездушными пока не подоспел Анзель. Отсутствие между нами доверия летало в воздухе словно пелена и каждый ее ощущал.

После этого разговора я поняла, что Алхимики может и очень могущественны, но не знают какая у меня сила и пытаются вытащить из меня эту информацию любыми доступными способами. Вампиры и Алхимики ненавидят друг друга и пытаются сделать друг друга эгоистичными, властными и чисто любимых идиотов. Ланс и Анзель, кто же вы такие?

Утром каждая собака знала, что на меня и Марианну напали, включая подробности, что я смогла дать отпор бездушным, а она — нет. Дать отпор бездушному, даже одному, это невероятно сложно обычному человеку, ведь мы не так быстры, не так сильны, и острых когтей с зубами у нас нет. Поэтому меня стали опасаться, слуги сильнее сжимали губы при мне, гвардейцы смотрели более пристально, а я ощутила, что внезапно стала очень популярной особой, что мне, естественно, не нравилось. Популярной, но такой, которой сторонились, опасались.

Я вздохнула, притянув колени к груди, и уткнулась в них лбом. Сердце колотилось в груди, даже не думая успокаиваться. Мне было здесь душно! В этих широких коридорах, богато обставленных комнатах, в ухоженных цветущих садах! Огромное пространство вокруг почему-то казалось колючим, сжимающимся, местом, где нет воздуха, в котором отняли мою свободу. Мне было трудно с этим справиться, когда я постоянно ловлю на себе любопытные или осуждающие взгляды. Каждый знает кто я — сестра Мадлен, они бессознательно сравнивают меня с ней — лицо, силу, манеры, абсолютно все. Я всегда была просто Вивьен, всегда отдыхала в тени своей яркой сестры и теперь это внимание меня нервировало. А еще было как-то обидно быть «сестрой Мадлен». Я Вивьен Валлета. Я — личность.

И снова вспоминаю тот взгляд Анзеля на кухне, когда он меня нашел посреди окровавленных трупов. Такой пронзительный, внимательный… Я слишком часто думаю о нем, вспоминаю о нем тогда, когда не следует. И от этого только сильнее начинаю злиться на себя. Мне даже самой себе страшно признаться — Анзель меня волнует. Будоражит что-то внутри меня, что-то такое, что спало всю мою сознательную жизнь… В этом холодном, будто проклятом замке, я чувствую доверие только к нему. От этого внутри вскипает раздражение, гнев! Хочется выбросить все мысли о нем, забыть о его существовании! Мне никто не нужен! Я всегда справлялась сама! А самое ужасное — я постоянно забываю, что он вампир! Он пьет кровь, это абсолютно точно.

Я с раздражением потерла переносицу, затем пальцами стала массировать виски. Мигрень сдавила голову на мгновение и сразу отпустила. Такие приступы случались со мной каждый раз, когда я использовала свой дар. В этот раз мигрень была сильнее, но приступы короче, словно я раскачала свой дар, как бицепсы.

— Я удивлен, что ты не пытаешься сбежать, — знакомый голос действительно звучит удивленным.

Вампир появился из неоткуда, его туфли из мягкой кожи позволяли ему, при желании, передвигаться очень и очень тихо, чем он, безусловно, воспользовался, когда шел за мной по пятам.

— Джастин, — я почему-то произношу его имя в слух, голос мой хрипит, горло саднит. Кажется, я не произнесла ни слова за весь день.

— Приятно, что ты помнишь мое имя, — его голос звучит надменно.

Я мгновенно вспоминаю, что он назвал меня нищенкой. Внутри закипает гнев, глаза бессознательно щурятся, губы сжимаются, а пальцы нервно сжимают обтягивающие брюки. Он все также выглядит слишком холеным, слишком богатым. Он похож на орла, который выслеживает мышь — такой же напряженный и заинтересованный. Голубые глаза изучают меня, не мигая — волосы, руки, губы, мест, которое я выбрала, чтобы спрятаться от чужих взглядов. О чем он думает?

— Смотрю минута слабости прошла? — ехидно произносит он.

В голове пронеслась совершенно шальная мысль — действует ли мой дар на вампиров? Я никогда прежде об этом не задумывалась. Может стоит проверить?

Вместо этого я достаточно резко и прямо спрашиваю:

— Ты крутишься вокруг меня целый день, — зачем?

Джастин удивленно поднимает брови, затем расплывается в улыбке, в первый раз вижу его улыбку. Поэтому-то кажется, что именно эта его улыбка настоящая.

— Точно, ты же не аристократка, зачем ходить вокруг да около?

— Не поверю, что ты забыл, что пришлось следить за нищенкой? — мои губы кривятся в подобии улыбки или даже ухмылки.

Вампир подходит ближе и встает прямо напротив меня, но достаточно далеко, чтобы не смущать меня или не пугать. В этот момент я жалею, что у меня отобрали мой кинжал, а ножи из больничного крыла украсть не удалось.

Джастин заказывает глаза — мой комментарий ему явно не понравился или даже надоел. Интересно, мог ли Анзель упрекать его за эти слова?

— Один раз неудачно выразился и все! Какая же ты злопамятная!

— Какая есть!

Я думала, что услышу в свой адрес слова извинения, но нет:

— После того, что ты устроила вчера — Анзель приказал с тебя глаз не спускать, а учитывая, что нас — вампиров, — на слове «вампир» он сделал особый упор, — Всего трое в Белом Замке, то мое лицо тебе придется видеть очень часто.

Я хмыкнула. Мне почему-то стало легче от того, что Анзель все-таки решает за Джастина, а не наоборот.

— Мне не нужна ваша помощь, — отрезала я.

— О! — Джастин показательно вскинул указательный палец, — Конечно, ты же так нравишься нашему горячо любимому Ланселоту, который спит и видит забраться тебе под юбку.

Парочка фальшивых любезностей и не фальшивых оскорблений. Чудесное общение.

— Грубиян!

— Именно то, чего не хватает хорошеньким и благонравным девушкам, — Джастин не выдержал и стал медленно обходить постирочную комнату, его шаги эхом прокатывались, нарушая мое личное пространство, которое только-только успокоило меня, — Распущенность, цинизм, наглость. Мне продолжать?

— Неужели ты гордишься такими качествами?

К моему удивлению, мой голос не выражал презрение, лишь обычное человеческое любопытство.

— Я такой какой есть и не