надвигающейся катастрофы. Я тихонько подошла к нему, подхватила подол и присела рядом с ним, стараясь не касаться, но невольно желая привалиться к теплу. Ведь здесь было так холодно, и отчего-то мне казалось, что будет становиться всё холоднее, пока мы не превратимся в ледышки.
— Всё так плохо, да? — спросила робко, поглядывая на Тира.
Он не спешил отвечать. Лишь когда тишина стала гнетущей, разомкнул упрямо поджатые губы.
— То, что было тайной — должно остаться тайной, — усмехнулся печально. Я сразу поняла, про что он говорил, и испугалась. Неужели я виновата, что мы попали сюда?
Но тогда… выходит, что мы узнали секрет черных магов! И они поспешили от нас избавиться. А я-то, наивная, поверила, что нас никто не заметил и мы выберемся с пустоши незамеченными, доберемся до лагеря, вызовем ректора и найдем управу на тех, кто устроил масштабный геноцид. Святая простота.
— Неужели ты раньше не догадывался?
Тир покачал головой, и на его лице отразилась мука.
— Маги рассказывали, что пустышек выращивают из кристаллов. Что новейшие технологии спасают жизни боевых магов. Что это шаг вперед, рывок в спасении людских жизней… — говорил он через силу. Да, Тир гордый, своенравный маг, однако… Несмотря на упрямство, сейчас признавал свою ошибку. Жаль, что в момент безысходности, когда уже поздно.
Но разве справедливо требовать от него немедленных действий, когда вся верхушка власти уверяет в правильности своих решений? Разве пошла бы я так запросто на демонстрацию против правящего режима? Устроила бы революцию? Или заявила бы во всеуслышание, что новый закон меня не устраивает?
— Чем наглей ложь — тем больше в нее верят, — вздохнула я. Сидеть рядом с человеком, к которому меня тянуло, и не сметь прикоснуться — суровое испытание.
Только зачем терпеть? Из-за гордости? Умереть гордой, но одинокой? Представила, что скоро воздух в пещере станет еще более спертым, а потом и вовсе закончится — и стало страшно. Я не хочу умирать. Тир тоже. Неужели мы будем сидеть сложа руки и ничего не предпримем?
— Тир, — легонько толкнула мага локтем. — Давай попробуем что-то сделать?
— Оно поглощает магию. Я бессилен, — сурово сжав губы, он признал это не без труда.
— Но ведь мы можем попытаться! — не сдавалась я.
Тир повернулся. Под его проницательным, серьезным взглядом стало жарко. Сейчас накинется и начнет обвинять меня в бедах. Я невольно прижала руки к груди, чтобы защититься от злых, обидных обвинений, в которых отчасти виновата, однако Тир поразил меня. Обычно вспыльчивый, он остался совершенно спокойным. Это пугало гораздо больше, чем его привычное поведение.
— Боевой маг должен быть готовым к смерти — первая заповедь любой академии. Пустышки — не для прикрытия трусов, а для повышения выживаемости мага, чтобы он дольше оставался в строю и мог нанести наибольший урон врагу.
Я слушала его и не понимала: ну что за жестокие правила в этом мире? Кто принял их? Как убедил жителей, что это нормально и даже полезно обществу? Почему? За что он так ненавидит женщин этого мира, что готов без зазрения совести пускать их в расход?
— Ты думала, что я трус? — спросил он, глядя в глаза.
Поначалу я так и думала, но теперь… Теперь я знаю, что он смелый. Только доверчивый. Но разве я бы на его месте была иной?
— Никогда не был трусом. Но умирать не хочу. Не потому, что боюсь, а потому что нужен родным! — почти прорычал он. Сейчас Тир был искренним и рассказывал о сокровенном. Приятно, что он доверяет мне. Но жаль, что доверие появилось в беде.
— Да, твой отец расстроится, — вздохнула я.
— Он справится, — угрюмо отозвался Тир. — Он ректор. Ректорами просто так не становятся.
— У тебя есть еще родные? — удивилась я. Почему-то я думала, что у Тира есть только отец. О других он никогда и словом не обмолвился.
Оглядев меня, Тир глубоко вздохнул и, помолчав, продолжил:
— Есть. Младшая сестра и мама.
Мой ошарашенный вид позабавил его.
— И что тебя так удивило? — фыркнул он. — У каждого ребенка есть мама.
— Это несомненно, — улыбнулась я. — Только ты на ребенка непохож. А маленьким я тебя не видела.
— Если бы и видела — не узнала бы. Я был пухлым, с вот такими щеками… — изобразил он милого хомячка. — Любил сладости и был маменькиным сыном.
Представив Тира, я не сдержалась и рассмеялась.
— Не верю!
— Это всё внезапно закончилось. И теперь уже и не верю, что когда-то это было.
Он замолчал. Вспоминать прошлое Тиру больно, но я чувствовала, что ему надо высказаться, поэтому набралась храбрости и спросила:
— Почему?
— Мама изменила отцу. Не по своей воле. Он пришел в ярость и заключил ее в Храм отверженных.
Настроение резко изменилось. И даже я, сторонний человек, растерялась. Расспрашивать Тира о подробностях не посмела, но он сам продолжил.
— Она была замечательной матерью. Но темный маг опоил ее любовным зельем, и счастье нашей семьи иссякло.
— Но она же не виновата! — воскликнула я.
— Отцу дороже честь и гордость, — на лбу Тира появились морщинки. — Мама молила его не отдавать Марику в приют. Я тоже просил, умолял его со слезами на глазах, не понимая, что произошло…
— И? — не выдержала я, ближе подсела к Тиру. Плевать на гордость. Ему было так тяжело, что мне захотелось пожалеть его, обнять. Но я только взяла его за руку.
— Сестра родилась с сильным магическим даром. Ему стало выгодно признать ее и отдать в пансион одаренных магесс.
Я выдохнула.
— Ты общаешься с ней?
— Конечно. Тайно. Привожу ей сладости. Она их очень любит. Деньги. Они даже детям нужны, особенно в пансионе, где всё строго и жестко… — Он помолчал. — А если бы у нее не было дара и ее отдали бы в простой приют… — Тир повернулся ко мне. — Ее бы тоже сделали пустышкой.
— Мы должны выбраться! Тир, должны! — затрясла я руку мага. — Мы не имеем права сдаться!
— И что ты предлагаешь?
А действительно, что я могу, кроме как уговаривать не сдаваться?
Дышать становилось всё тяжелее. Я замерзла, еще и голова начала кружиться, поэтому я прислонилась к Тиру. Он обнял меня рукой и крепче притянул к себе.
— Я не думала, что всё так закончится, — всхлипнула я, осознавая, что дальше ситуация будет только ухудшаться. Мы не выживем, навсегда останемся здесь. И наши останки никто никогда не найдет.
Легким прикосновением Тир погладил мою руку. От неожиданной нежности я совершенно размякла. По щекам потекли слезы. Я пыталась сдерживать их, но не получалось. От влаги нос замерз сильнее.
