дыру. — На этом месте раньше была небольшая церквушка, от нее-то и осталась колокольня, которую потом достроили и укрепили балками из того самого металла, который спас нам жизнь. И вот, когда за монахами пришли и всех вытащили, чтобы казнить, то нашли их всех в подвале. А уж когда строили приют на месте разрушенного монастыря, то подвал решили оставить, но спрятать его от посторонних глаз, чтобы в случае чего можно было бы там найти укрытие.
— Значит, все прячутся в подвале? — радостно догадалась я.
— Да, — кивнул падре и шагнул в темноту.
Я последовала за ним и, когда глаза привыкли к темноте, увидела крутые ступени, спускающиеся вниз.
Через минуту я услышала голоса, и тут же раздался знакомый родной голосок Клотер:
— Жюстина!
— Клот! — заорала я в ответ!
Вскоре мы обнимали и целовали друг друга, словно не виделись целую вечность. По сути так оно и было. Я слишком привязалась к этой девчонке.
После того, как все вышли из подвала, Грегори подозвал Агриппину и о чем-то с ней шептался несколько минут. Я не слышала о чем они говорят, но видела, как меняется лицо настоятельницы. Неужели он ей рассказывает об Анатоле? Значит, та была в курсе. В конце она хмуро взглянула на меня, а я и глазом не повела.
Падре подошел ко мне и сказал:
— Настоятельница прикроет нас. Помоги мне затащить Анатоля. Думаю, укрыть его в подвале будет лучшей идеей!
Пока Агриппина распределяла людей — часть из них отправились освобождать центральный вход от камней, другие ждали в комнате — мы отправились за Анатолем. Он лежал на том же месте, где мы его и оставили, чуть подрагивая сухими губами.
— Грегори, обещай помолиться о моей душе. За всю ту помощь, которую я делаю для тебя, — натужно шептала я, пока мы несли Анатоля в подвал. Мои руки практически отказывались мне подчиняться и я пыхтела изо всех сил.
— Обещаю, дочь моя. Если ты мне еще немного поможешь, я и свечку за твое здоровье поставлю, — пропыхтел Грегори в свою очередь.
Наконец мы спустили Анатоля в подвал, чуть не перевернувшись на ступенях. Внизу горело несколько свечей в лампадах и была набросана целая гора ветоши, что было весьма кстати. Положив Анатоля, Грег повернулся ко мне.
— Иди, ты должна отдохнуть. Скажи Агриппине, чтобы спустилась ко мне, как уложит всех по комнатам. А людей успокой — если будут спрашивать, Дракон улетел. Больше он не вернется. Я сделаю все возможное…
— А ты? Тебе разве не нужен отдых? — взволнованно прошептала я. Падре лишь грустно взглянул на раненого и покачал головой.
— Анатолю нужна моя помощь больше, чем когда либо. В конце концов я стал причиной его несчастий.
Я широко раскрыла глаза, выказывая удивление.
— Надеюсь, скоро ты поведаешь мне свою историю, преподобный. Ты полон загадок, словно темный лес.
— Любопытная, — пошутил устало он, а я поднялась на цыпочки и легонько поцеловала его в губы.
Глаза падре загорелись и я увидела, что, несмотря на внешнюю усталость, он действительно полон сил и жизненной энергии.
Вскоре я наспех обмывалась холодной водой, желая лишь одного — поскорее уснуть в своей постели.
Спала я долго. Этой ночью ко мне не приходила даже Клотер, видимо, Агриппина запретила строго-настрого, только вот о причине оставалось лишь догадываться. То ли хотела дать мне отдохнуть, то ли решила окончательно выжить из приюта. Солнечный луч, проникающий в крошечное окошко, падал поперек постели и создавал впечатление меча, перерезающего одеяло на две части.
Я встала и взглянула на себя в импровизированное зеркало — под глазами мешки, лицо в мелких царапинах.
Да и ноги жутко болели, несмотря на лечебную мазь, которую дал мне Жак, ссадины были довольно ощутимыми.
Натянув чистую одежду, которую мне заботливо принесла перед сном молодая послушница Августина, и причесав волосы в тугую луковицу, я спустилась вниз. Завтрак уже закончился, и все, кто мог передвигаться, вновь убирали последствия атаки Дракона.
Я вышла в трапезную. На столе стоял остывший завтрак, предназначавшийся для меня, как поведала мне Клотер, которую я встретила минутой раньше. Пообещав ей, что после завтрака присоединюсь к остальным, я прошла на кухню. По расспросам никто не видел падре и к утренней молитве он не спускался, значит, из подвала не выходил.
Отодвинуть шкаф было тяжеловато, но вскоре я справилась и заглянула вниз. Крутые ступени хранили молчание, и я осторожно ступила по ним, постаравшись прикрыть шкаф за собой поплотнее.
Несмотря на страхи, картина, открывшаяся мне, была довольно ожидаемой. На ворохе тряпья по-прежнему лежал Анатоль без сознания. Неподалеку стояла лоханка с водой, а рядом валялись грязные свернутые тряпки, на некоторых из них виднелась запекшаяся кровь. Лицо мужчины было чистым, но очень бледным. Правая рука бережно завернута в несколько слоев порванной на куски простыни.
Рядом с топчаном, прислонившись к стене, спал Грегори, свесив голову. Он был переодет в чистую одежду, но царапины и ссадины перебинтованы не были, что говорило о том, что сам о себе он не позаботился. Несмотря на крайне неудобную позу, падре даже не пошевелился, когда я к нему подошла. Сложив первое попавшееся тряпье в несколько слоев, я подложила его под спину падре, однако, тот проснулся и резко схватил меня за руку.
— Ой! — воскликнула я. — Извини, не хотела тебя тревожить.
Испуг в глазах преподобного тут же прошел, он без слов вскочил и кинулся к Анатолю. Тот не шевелился и лежал тихо, словно мертвый. Священник склонился к его губам, потом с облегчением вздохнул.
— Я пытался помочь ему. Перевязывал раны и молился всю ночь. Это все, что в моих силах.
Я подошла к святому отцу и положила руку на плечо.
— Сейчас я принесу еду!
— Не нужно. Я не голоден.
— Пожалуйста, — настояла я. — Тебе нужно поесть.
Он кивнул, и через несколько минут я уже спускалась обратно, держа одной рукой поднос с моим завтраком.
Падре тотчас же принялся жадно хватать еду и впихивать ее себе в рот.
— А ты говорил, что не голоден! — театрально возмутилась я и всплеснула руками.
— Честно сказать, только сейчас ощутил вкус, — пояснил преподобный с набитым ртом.
— Аппетит приходит во время еды! Поговорка такая.
Подождав пока Грегори все съест и отставит поднос в сторону, я достала баночку с мазью.
— Это ведь мазь Анатоля. Может быть попробуешь смазать ей… крыло, — последнее слово я выговорила с трудом.
Священник кивнул и взял мазь. Он склонился над Анатолем и начал разматывать ветошь.