корки полощут!
— Кто?! Где?! — изумился, точно зная, что в последние дни никак на людях не отмечался. Бухал с друзьями и тёлками тихо на даче, без привлечения участковых и госнаркоконтроля.
— Во всех, мать их, пабликах города и области, чтоб им пусто было!
— Че-го? — изумлённо переспросил я. В первый раз слышал, чтобы батя упоминал это слово — "паблик" — в своей речи. — Ты что, следишь, о чём треплются эти неудачники на своих страничках в соцсетях?!
— Требование времени! — развёл руками отец. — Я не сам, конечно, для этого есть специальные люди в администрации, но — да! Нынче, Ярик, рейтинг политика на чёртову половину складывается из вот этих, как ты их называешь, трёпов неудачников, и они, мать их за ногу, всем растрепали, до каждой бабушки в Одноклассниках донесли, какое у меня в семье выросло чудо чудесное, как я ему позволяю о простых людей ноги вытирать, а полиция это дело доблестно прикрывает!
— Да ничего я не вытирал, па, мамой клянусь! О чём речь-то вообще? Где, когда, кто свидетель?
— Да вот, на, смотри, читай, раз у тебя от пьянок да разврата память отшибло!
Он сунул мне под нос свой смартфон с открытым на нём сопливо-слёзным постом в одной из популярных соцсетей на тему того, как я, распоследнее ничтожество и мерзавец, беспардонно нарушаю правила дорожного движения, а также по-хамски отношусь к социально беззащитным группам населения. Что батюшка мой подаёт мне пример, обустраивая город для их удобства только в центре — там, где федеральные комиссии смотрят — а все остальные участки небрежно игнорирует. Мол, инвалидам и так тяжело — так ещё притесняют их без всякого повода личности, ничего из себя не представляющие, наживающиеся на народном горе и относящиеся к нему (народу) при этом без малейшего уважения. А блюстители порядка отважно отводят глаза.
К посту прилагались фото моей тачки, брошенной на пешеходном переходе, и какого-то мальчишки в кресле-каталке на её же фоне, со спины.
Писец!
— Так можно любой поступок наизнанку вывернуть! — оскорблённо произнёс я. — Подумаешь, поторопился, оставил машину в неположенном месте — можно подумать, я спецом этого мальца оскорбить хотел или создать для него неудобства!..
— Неет, не специально! — опять начал расходиться батя, уже было подуспокоившийся, пока я читал пост. — Ты, сопли кусок, только на пьянки свои с дружками специально ездишь, а всё остальное тебе до пупа! Сколько раз я с тобой об этом разговаривал? Сколько объяснял, просил, угрожал? Не порти мне репутацию — сам же себе яму роешь! Но теперь — всё! Баста! Надоело за тобой, как за шкодливым псом, г**но подбирать, улаживать, умасливать, затирать… Иди и сам ситуация исправляй, я больше не собираюсь вписываться в эту канитель!
На глубине души закопошилось нехорошее предчувствие.
— В к-каком смысле — исправляй?
— В самом что ни на есть наипрямейшем! Исправительные работы тебе подписал, на сто часов!
В животе похолодело:
— Какие работы?! Где?!
— Общественно полезные! А где именно — мне всё равно, это инспектор решает. Лишь бы подальше от меня. Достал ты, Яр, сил нет. Всё, иди с глаз долой!
Сказать, что я охренел — это ничего не сказать. Отцу пришлось физически вытолкать меня из своего кабинета, потому что случившееся никак не укладывалось в моей модно подстриженной и дорого парфюмированной голове. Я не только дар речи потерял, но и движения — лишь в голове беспокойно метались мысли: ну почему вокруг одни идиоты? Как они не понимают, что ни на каких общественных работах толку от меня не будет — я же ничего не умею!!!
Глава 3. Сама пострадала — сама и плати
Настя
В тот день всё шло кувырком. С утра пораньше было назначено собеседование в кафешке в центре города (я же говорила, что постоянно ищу подработки?), и мне на кой-то чёрт понадобилось надеть туда босоножки на каблуках. Впечатление хотела произвести… но официантка на каблуках — это же нонсенс, и ежу понятно: как можно целый день на них бегать? Честно сказать, мне даже пару часов трудно проходить, хотя каблуки, конечно, небольшие и устойчивые, но кеды-то всё равно устойчивее! Короче, наказал меня божечка за попытку произвести впечатление не того человека, которым я на самом деле являюсь. Каблук сломался примерно на середине пути. Ну конечно, зачем беречь силы и ехать на автобусе? Лучше я деньги сэкономлю. Вот и сэкономила — опоздала на собеседование на сорок минут, потому что пришлось возвращаться домой за кедами. Конечно, позвонила работодателю, и предупредила, и назвала причину, но впечатление всё равно испортила — как пить дать. Леонид Романович — невысокий худощавый мужчина лет 40–45 со строгим лицом — пообещал позвонить, но я уже не надеялась. Опыта — ноль, образование — вообще не связано со сферой продаж, да ещё и опоздунка. Если уж что и требуется от официантки, так это точность — и увы!
Я пришла к Вене в унылом настроении, и он моментально его подхватил, а может, и до этого уже был расстроен. Мы брели в поликлинику молча, мальчик лишь изредка разбавлял тишину жалобами вроде: "Жарко!", "Солнце слепит!" или "Пух (тополиный) в глаза попал!". Один раз даже заплакал. Я чувствовала себя ужасно, как будто виновата во всех этих явлениях природы.
Но главный "приятный" сюрприз ожидал меня в детском доме. Об этом "хобби" я ещё не рассказывала… Тут со мной произошла такая же история, как с Веней: пришла один раз с девчонками однокурсницами за компанию на какое-то мероприятие — и пропала. Ну как посмотреть в эти глаза — такие несчастные, потерянные, голодные (не в смысле нехватки еды, а в смысле недостатка человеческого тепла) — и отказать в помощи? Так я и стала волонтёром. Хожу в детдом регулярно: во время учёбы три раза в неделю, на каникулах — каждый день, в дошкольную группу, в основном. Со взрослыми детками сложнее, а закладка-то в раннем возрасте проходит. Конечно, я вряд ли смогу излечить их всех от этого вечного голода по вниманию и нежности, но хоть чем-то помочь — мне кажется, мой долг. В конце концов, я будущий педагог, и польза здесь обоюдная.
