двери, ведущей в главное дьявольское пекло. Створка приоткрыта, и сквозь щель пробивается свет — скорее всего, от ночника.
Шанс свинтить по-прежнему есть. С другой стороны, в кабинет я ворвалась не с тихим шелестом, а с вполне себе убежденным грохотом. Так что мое появление в любом случае уже взято на заметку.
Может, Виви тут и нет? Возможность подобного исхода нулевая. Не оставит же он двери нараспашку. Будто ждет кого-то…
А… ну да, ну да.
Со вздохом прикрываю за собой дверную створку. Внутри нее что-то защелкивается.
Да ладно? Самостоятельно запирающаяся дверь? Создается впечатление, что тут готовятся пресечь чей-то побег.
Наклоняюсь и провожу пальцами по области вокруг дверной ручки. Ни намека на хитрый механизм. То есть готово — ловушка захлопнулась? Разок пробую дернуть дверь и подхожу к дивану у стены.
Не собираюсь показывать Виви своего беспокойства. Пусть не надеется, что загнал меня в угол.
Сейчас главное совладать с эмоциями и не утерять связь с конечностями. Вступать в конфронтацию с Виви необходимо будучи во всеоружии, а не так, как я обычно поступаю, плюхаясь обессиленным поленом в его объятия.
Толкаю коленом заветную дверь и заглядываю в комнату. Похоже, помещение и правда огромное. Свет ночника не добирается до углов, так что я не могу рассмотреть интерьер комнаты.
А вот кровать, на которую меня кинули накануне, прекрасно просматривается — благодаря тому же ночнику. Как наиважнейший элемент экспозиции, озаренный софитами, проигнорировать который практически невозможно. Как оазис в миражной дымке среди мертвых пустынь. Как яркий съедобный плод на чахнувшем дереве.
И как слишком уж очевидная ловушка.
Ладно… Чего делать-то?
Рысью пробегаю оставшееся расстояние и, нагнувшись, упираюсь ладонями в мягкость одеяла. На кровати Виви нет, в ином случае я бы не стала совершать этот спонтанный марш-бросок.
‒ Устраивайся.
Сердце отчаивается на сальто и принимается галопировать в груди.
Скорчив мину, поворачиваю голову и встречаюсь взглядом с Виви. Тот стоит на границе света и тьмы, будто решая, погрузиться ли в тягучую гладь черноты или пройти дальше — к источнику сияния.
‒ Ты зачем с зайцем обнимаешься? — не сдержав удивления, спрашиваю я.
Плюшевая тварь, презентованная самим же Виви, и, по моим расчетам, находившаяся в моей «временном» пристанище, прямо сейчас по какой-то необъяснимой причине свешивается с руки моего братца. При уходе я и не заметила, что зайца в моей комнате уже нет.
‒ Виви — воришка плюшевых зайцев, ‒ с нотками нудности в голосе провозглашаю я.
‒ Присмотрись внимательнее, Чахотка, ‒ максимально любезным тоном предлагает он. — Это называется «оказывать посильную помощь в переезде».
‒ Чего?
Решив, видимо, добавить пояснению наглядности, Виви делает шаг в сторону и водружает плюшевого зверя на какой-то предмет мебели. На свету торчат только лапы, и по высоте их пребывания предполагаю, что зайцу выделили целое кресло.
‒ Нормально, если устроим его здесь?
‒ Ты… Ты вообще чем маешься, а?
‒ Помогаю перенести твои вещи. — Виви с непроницаемым лицом отходит от кресла и приближается к кровати с другой стороны.
‒ Мои вещи? — недобро прищуриваясь, повторяю я.
Ясно. Нынче в этом доме не так уж много того, что принадлежит мне. Но даже эту малую часть Виви умудрился поместить под свое абсолютное влияние. Путем коварного перетаскивания в свое логово. Даже несчастного зайца и то принес.
Рассматриваю мучителя при свете.
Белая пижама. Все пуговицы на пижамной рубашке наглухо застегнуты, включая верхнюю.
«Ура» сотню раз. Признаться честно, я опасалась, что Виви, застывший в моей памяти подростком, встретит меня полномасштабной откровенностью взрослой версии себя. Проще говоря, будет щеголять в одних трусах или брюках с голым торсом или беззастенчиво завалится дрыхнуть голым.
Не припомню, чтобы малыш Виви или Виви-подросток вел себя бесстыдно или развязно. Нахально, да, но не бесстыдно. То, что он там по дурости в младенчестве с чмоками ко мне полез, в расчет не беру. Любопытство, что поделать.
К слову, это очень странно.
Напряжено вдавливаю ладони в одеяло, пока Виви перемещает подушки и поправляет простыню со своей стороны. По моему нейтральному мнению, ему с таким телесным великолепием, мощью и красивой мордахой быть развязным положено чисто по заветам страстного животного притяжения. Укладывать в свою постель женщин одним дерганьем уголка губ. Взглядом заставлять их убеждаться в собственном неимоверном желании припасть к его ногам и в исступлении прижиматься к его коленям в надежде, что он позволит по-настоящему дотронуться до него.
Мрачно оглядываю собственные ногти, часть из которых все еще слоится, реагируя на спешное восстановление организма, и поднимаю голову, чтобы вновь взглянуть на затаившееся напротив меня великолепие. Можно, конечно, пытаться внушить себе что угодно, но Виви действительно производит впечатление властного повелителя.
Победитель.
Покоритель.
Завоеватель.
Несмотря на облачение в виде мягкой домашней пижамки. Что угодно поставлю на кон и смело утверждаю: если сейчас против самой роковой красотки и гордячки поставить Виви — прямо таким, какой он сейчас, растрепанным и консервативно упакованным, ‒ и секунды не пройдет, а гордая красотка сама скинет с себя свои роковые шмотки и полезет ласкаться.
Бесит.
Жаль, что я — не мужик. Мы с Виви точно сцепились бы. Хотя сомневаюсь, что морда у меня в мужицкой версии была бы смазливее той, на которую я прямо сейчас пялюсь.
Ух… И правда пялюсь.
Не заприметила, что он тоже смотрит на меня, поэтому наши взаимные гляделки в тишине выходят на какой-то поднебесный уровень бестактности. С другой стороны, Виви — все тот же мальчишка, которого мне навязали в нелепую родню. Ну, подумаешь, подрос чуток. Или не чуток…
Вымахал в потолок, дьявол белобрысый!
Глава 4. Фантазии мелочного искушения (часть 1)
Недосказанное сегодня
‒ Так где мне прикажешь плюхнуть свое потасканное тельце? ‒ Ухмыляюсь. Даже расщедриваюсь на карикатурно излишнюю демонстрацию зубов за отогнутыми губами.
Строить из себя неприятную личность
