Майор Грачанин хотел сказать, что машина и на обочине может постоять, он же ненадолго, а потом решил не перечить: приехал как проситель – прогибайся. Дочка Гвидона, Светлана, выскочила ему навстречу на лапах, затявкала, вызывая довольное ворчание волка. Мелкая, на взгляд Велько, была нагловата, но волку пришлась по душе – в подобных оценках они никогда не совпадали.
– Мама мне рассольник сварила! – радостно проорал Гвидон, включивший свет над калиткой и крыльцом. – С кабачками! Вкуснятина! Будешь рассольник?
Велько решил не отказываться – ужин, которым его потчевали шакалы, действительно немного растрясся. Он с удовольствием съел тарелку наваристого супа с мясом, заел говяжьей котлетой и порцией пюре – рыба-рыбой, овощи-овощами, а без мяса не то. Отвалившись от стола, они с Гвидоном и Дариной выползли на свежий воздух, залегли в шезлонгах за домом и уставились в звездное небо. Светлана шныряла от кухни к шезлонгам, через открытое окно был слышен писк шолчонка, не желавшего засыпать на руках у кого-то из родителей Дарины.
– Я плохо соображаю, – сообщила Дарина. – Но хотелось бы хотя бы примерно обозначить тему разговора. Может быть, сразу скажу, что ничем помочь не могу.
Велько тоже плохо соображал, но, все-таки, смог заверить Гвидона, что его присутствие ничему не мешает, и более-менее внятно изложил события дня – от вычета до визита в клинику, не забыв про посещение соцзащиты.
– Это крайне неожиданно и странно, – закончил речь он. – У меня совершенно точно нет детей. И я не представляю, кто мог подать на алименты. Как-то бы узнать, кто это сделал. Тест будет, и он покажет отрицательный результат. Только, понимаешь, это никак не приблизит меня к разгадке, лишь вернет деньги. А хотелось бы узнать и понять мотивы.
Дарина зевнула и проговорила:
– Если взыскание алиментов по постановлению коллегии на федеральном уровне, то это значит, что мать отдала ребенка в детский дом. Скорее всего, в семейный детский дом, сейчас уже государственных учреждений почти не осталось, перешли на другой формат. Соответственно, она начала платить алименты и от нее потребовали имя отца – надо же хоть как-то покрывать дотации, выделяемые воспитателям. Почему ты так уверен, что у тебя нет детей? У оборотней не бывает стопроцентного бесплодия, это обусловлено физиологией.
– Потому что у меня никогда не было партнерши-волчицы.
– С лисицами и шакалицами тоже нет стопроцентной гарантии.
– С ними – да, – предварительно оглядевшись по сторонам, подтвердил Грачанин. – Но не с барсучихами.
– М-м-м? – Дарина очнулась от дремы и посмотрела на него с любопытством – как и Гвидон. С любопытством, без явного осуждения.
– Я должен объяснить. Для того чтобы было понятно. Я из многодетной семьи. Второй сын. Второй из девяти детей. Нас воспитывала мать. Одиночка. Отцы были разными. У меня и старшего брата – один. У троих братьев помладше – другой. Двойню наша мать родила от третьего мужа, а потом еще двойню – от четвертого. Она не особенно-то беспокоилась нашим воспитанием, скидывала младших на старших, часто не ночевала дома. Для меня семья – это вечно орущие младенцы, которых ты не заказывал, драка за котлеты и постоянное безденежье. Мой старший брат смылся в шестнадцать, поступил в ПТУ, выучился на крановщика и уехал на Крайний Север. Я в шестнадцать еле-еле прорвался на кадетскую подготовку в высшее военное – этот путь мне посоветовал отставник-сосед. Мне не хватало знаний, плохо занимался в школе. Взяли по квоте, из жалости. Два года я учился, не отрываясь от учебников, качался и поступил в училище, где продолжил зубрить и пропадать в спортзале. Мне было не до волчиц. После получения диплома меня отправили в Северное воеводство, в спецназ наркоконтроля. Через полгода я отдышался, перестал доказывать начальству, что чего-то стою, и огляделся по сторонам. Тяги к обзаведению семьей у меня не было. Мне не хотелось ни уютного гнездышка, ни волчицы под боком, ни слюнявого младенчика – я знал, в какой бардак может превратиться дом за пару лет, и понимал, что сходить налево при муже, который сутками пропадает на работе и в командировках, легче легкого. Моя мать загуляла, когда отец устроился на нефтяную платформу, работа вахтовым методом. До этого всё было нормально. В момент раздумий – как устроить свою жизнь, чтобы спокойно трахаться и не обзаводиться детьми – ко мне осторожно подкатила дамочка из вневедомственной охраны. Барсучиха. Она предложила мне необременительные отношения, подходившие мне целиком и полностью. Как известно, двуногие тела ничем не отличаются, мы разнимся только в звериной форме. Вполне понятно, что барсучиха не может забеременеть от волка. Такая связь считается извращением, и это было не только минусом, но и плюсом – мне не приходилось выгуливать дамочку по театрам, кабакам и выставкам-продажам шуб. Я выходил из двери свой квартиры, заходил в соседний подъезд – мы жили в одном доме – и возвращался домой, когда мне было удобно.
– Да, – согласилась Дарина. – При таком раскладе твое удивление естественно.
– Чтобы не было недомолвок, – продолжил Велько. – Меня отправляли в длительную командировку в Поларскую Рыбную Республику. На год. В столичный СОБР, на замену, на майорскую должность, после чистки в рядах МВД. Там я пару раз заходил в заведения соответствующей направленности, переспал с шикарной кошкой, а после этого предпочел одиночество, чтобы не вляпаться в неприятности в незнакомом городе. В отряде я перезнакомился с офицерами из разных воеводств, и, вернувшись к себе, подал прошение о переводе на юг – меня соблазнили рассказы одного из сослуживцев. В Северном воеводстве довольно уныло. Депрессивный регион. Здесь я служу уже пять месяцев, и у меня не было ни временной, ни постоянной партнерши. Я не могу вывалить особенности своей половой жизни ни начальству, ни инспекторам соцзащиты. Даже если меня выслушают, то осудят или не поверят. А мне хочется не просто сдать тест на отцовство, но и докопаться до правды.
– Хм, – Дарина почесала нос. – Светлана, брысь в дом, хватит подслушивать! Давай-ка прикинем. Совсем без оснований алименты не начислят. Значит, та, кто назвала тебя отцом, была осведомлена о том, где ты живешь, могла описать ситуацию, при которой скрытая связь не вызвала сомнений у коллегии. Сколько этажей было в доме?
– Пять.
– Соседки-волчицы были?
– Да.
– Ну, вот. Какая-нибудь из соседок, заметивших твои визиты к барсучихе, вполне могла заявить, что ты захаживал к ней. В это легко поверить – столкнулись возле мусорных баков, Демон Снопа попутал, алкогольное опьянение, переспали, она пыталась тебе намекнуть, ты обвинил ее в распутстве и заявил, что не собираешься воспитывать чужого ребенка. Она не вывезла роль матери-одиночки, сдала ребенка на попечение государства.
– Но почему меня, а не отца? – удивился Велько, чувствовавший неимоверное облегчение от того, что его не осудили, поверили и растолковали происходящее.
– Мало ли. Я сталкивалась со случаем, когда подследственная не помнила, от кого ребенок – несколько дней пила медовуху с «пылью», переспала с кучей волков. Соцзащита наседает только в момент отказа от ребенка, потом дело переходит в другой сектор. Возможно, дама, повесившая на тебя алименты, об этом знала. Побоялась открывать имя настоящего отца, чтобы не иметь неприятностей. Назвала наиболее подходящего кандидата, понимая, что ты сдашь тест, получишь назад удержанные деньги и забудешь эту историю. А ее уже не станут расспрашивать – практически, допрашивать, вынимая душу – и имя настоящего отца останется тайной.
– Ты можешь мне помочь? – спросил Велько, уставший от гипотез. – У тебя получится что-то выяснить по своим каналам?
– А что ты будешь делать, если узнаешь имя волчицы? – Дарина села, посмотрела цепко, вытряхивая тайные помыслы.
– Ничего плохого, – поднял руки Велько. – Клянусь, я не собираюсь устраивать разборки или требовать, чтобы она покаялась. Мне нужно понять, кто это. Для себя. Сложить головоломку. Сейчас, когда ты мне объяснила, как это могло произойти, я даже думаю…
