мы едем. Это не требует особенных умственных способностей. Всего лишь знание города и того, чем он живёт. А живёт он властью — королевской и церковной.
Обе эти ветви имеют право пользоваться транспортом, в котором мы сейчас имеем честь передвигаться. Но, королевская резиденция находится неподалёку от главной тюрьмы, такая вот причуда правящей династии. А вот оплот религии Энтелона — на самой окраине города, почти за его пределами. И не надо быть гением, чтобы понимать: раз мы до сих пор едем, значит, едем туда. Непонятно только, зачем нужно было надевать на голову мешки. Тоже мне, тайна.
Криста молчит, но я уверен, что она пришла к тем же выводам, что и я. Однако понимание ситуации никак не облегчает нашу участь. Мы прожили в этом городе всю жизнь и знаем наверняка, что в Энтелоне гораздо безопаснее перейти дорогу королю, чем церкви. Особенно заметным это стало в последние пару лет, когда дланью господней стал молодой и никому не известный до того клирик Аарон Хоудон. Чем он заслужил эту власть, для простых смертных было загадкой, но с его приходом влиятельность церкви значительно возросла.
Карета останавливается, и нас грубо вытаскивают наружу. Я слышу, как девушка рядом шипит от боли — кто-то задел раненое плечо. Интересно, насколько серьёзна травма? Мысленно я быстро подсчитываю свои сбережения. Если мне удастся найти и продать железные спицы с крыльев, то нам должно хватить на толкового лекаря. Кристу необходимо подлатать, ведь скоро лето, а значит, начинается наше время.
Грубо подталкивая, нас заводят в какое-то помещение. Звуки сводятся до минимума, а под ногами чувствуется непривычная мягкость. Такие, как мы, редко ходят по мягким коврам, только если гостят в чьем-то доме незаконно. Какое-то время нас продолжают куда-то вести, пока наконец ковры опять не сменяются камнем. Звук шагов гулко разносится во все стороны, заставляя меня нервничать. Судя по всему, помещение, в которое нас привели, — огромное и пустое. Не камера, но и ничего хорошего от таких залов я не жду.
Когда с нас все же снимают мешки, первым делом я смотрю на Кристу. Она значительно побледнела за время передвижения на мобиле, а под светло-карими глазами темнеют нездоровые круги. Мой взгляд перемещается на её плечо. Рукав коричневой курточки из мягкой кожи уже пропитан кровью. Да уж. Нехорошо вышло.
Она уже не сверкает глазами, лишь озабоченно оглядывается. А посмотреть есть на что. Огромный зал абсолютно пуст и абсолютно бел. Белый пол, белые стены, белые рамы высоких, стрелами уходящих к белому потолку, окон, исполинский белый и неуютно пустой письменный стол в самом конце зала и белое, отвёрнутое от стола кресло с высокой спинкой.
Моя тревога только усиливается, когда наши конвоиры молча скрываются за двустворчатыми дверями, оставляя нас наедине с обладателем кресла. В том, что там сидит тот, кому мы обязаны данной аудиенцией, я не сомневаюсь. Оставлять двух преступников с кем-то из такого «кабинета» можно, только если этот кто-то сможет с нами разделаться сам. А это может быть только…
Кресло медленно разворачивается, и я не могу сдержать вздоха. Темнейший его забери! Что он от нас хочет⁈
Это лицо знают все в городе от мала до велика. Аристократический профиль мужчины украшает юбилейные монеты последних лет, а слухи о ледяном взгляде, способном заморозить Океанику, так же популярны, как и сказы о красоте принцессы.
Я не ожидал увидеть его самого. Кого угодно, но не самого Аарона Хоудона.
— Спасибо, что уделили мне своё время, — его спокойный, но при этом удивительно мощный голос оползнем катится по залу. — Извините за доставленные неудобства, я не стал бы рушить ваши планы, если бы это не было действительно важно.
Нам бы стоило упасть на колени, но и я, и Криста просто стоим и зачарованно смотрим на главу церкви Энтелона. Он действительно очень молод. Наверное, наш ровесник, может быть, старше всего на пару вёсен. Но в его взгляде есть что-то такое, что делает его непохожим ни на нас, ни на кого бы то ни было ещё.
Мы с Кристой видели многих людей, наделённых властью, но на них Аарон Хоудон тоже непохож. В нём я вижу то, что заставляет внутренности дрожать от страха, как перед самым страшным убийцей. А ещё этот страх отчаянно борется с желанием пасть ниц и лобызать край белоснежных одежд, словно власти в нём больше, чем во всех королях и императорах от Океаники до Острогор вместе взятых. Фу! Отвратительные ощущения!
— Пожалуй, я должен представиться, — заметив, что мы не спешим реагировать на его слова, продолжает пресвятой Аарон. — Меня зовут Аарон Хоудон. Я…
— Мы знаем, кто вы, — Криста невежливо перебивает мужчину, но он лишь на удар сердца прикрывает глаза, ничем более не выдав своего недовольства. — И мы хотели бы знать, что вам от нас нужно. И это, на мой взгляд, гораздо важнее, чем все эти расшаркивания.
Пресвятой Аарон смеряет её долгим взглядом, соединив кончики пальцев, а потом резко поднимается. Он идёт не быстро, но стремительно. Его длинная, скроенная по фигуре сутана белым вихрем летит следом за ним. В росте он не уступает мне ни на палец, как и в развороте плеч. Хотя я далеко не самым маленький парень в столице.
В считаные миги он оказывается рядом с Кристой.
Несмотря на дерзкие речи, я вижу, что подруга его боится. Она глядит на него, как смотрит любая добыча на того, кто её сейчас сожрёт. Взгляд же Хоудона не выражает ничего, кроме неизменного холодного участия.
— Позволите? — чуть приподнимает бровь он и, не дожидаясь ответа, скользит ладонью по предплечью Кристы.
Его рука останавливается на месте ранения, замирает на пару мигов и резко сжимает девичье плечо, впиваясь в него длинными, цепкими пальцами.
Криста кричит, колени её подкашиваются, но железная хватка пресвятого Аарона не даёт ей сползти к его ногам. Я рвусь к нему, желая защитить девушку, оттолкнуть его, прервать пытку, но… натыкаюсь на невидимую стену, которая не пропускает меня, не позволяет сдвинуться с места.
Первый раз в жизни я сталкиваюсь с энергией в чистом виде. Не знаю, откуда Аарон Хоудон черпает эту мощь, но такой силы я не видел ни у кого.
Криста всё кричит, плачет и бьётся в руках первосвященника, а я ничего не могу сделать. Много раз подряд я пытаюсь пробить невидимую стену, врезаюсь в неё, бьюсь, но прорваться сквозь неё мне не удаётся. И это было мучительнее всего — стоять рядом и не
