воины не посмели его ослушаться.
Позже, когда весь лагерь уже окружил оранжевый свет факелов, Дочери принесли хорошую весть. Нагиль поблагодарил Гаин за послание – она снова отказывалась идти отдыхать, но Нагиль пригрозил ей двумя ночами патруля, и Гаин, пряча неудовольствие, ушла из почти разрушенной казарменной части.
Погибших крестьян следовало бы схоронить в горах близ их деревни, но земля там была твёрдая и неуступчивая, и Гаин со своими лучницами нашли место у крохотного истока реки Накто, где можно было без труда выкопать могилы. Для ритуала всё было подготовлено – тратить несколько дней Нагиль не мог, но жена и дочь одного из погибших заверили его, что всё к лучшему.
Он сидел в полуразрушенной капитанской казарме, чувствуя, как ширится в груди сердце – от сомнения, как скоро новая ноша перестанет тяготить его голову и плечи, и он ещё долго не сможет сосредоточиться на делах более приземлённых.
Войска генерала Тоётоми продвигались на север слишком быстро, ополчение собиралось со всей страны слишком долго, их сил не хватало на то, чтобы сдерживать японцев у границ Кванджу. И вскоре, он полагал, его воинам придётся идти через Единые горы и спускаться к реке Накто, чтобы отрезать Тоётоми от столицы. Хансон пустовал – с тех пор, как король и его свита покинули его, в городе почти не осталось людей; фермеры либо ушли в ополчение, либо сбежали в горы, оставив столицу с открытыми воротами. Но Хансон всё ещё был стратегически важным объектом и не мог пасть под натиском японцев без последствий.
Защищать пустой город – вот же задача для воинов дракона…
Вернувшиеся из патруля Дочери Дарым и Юна привели к нему юджон-ёнг. Госпожа смотрела на Юну широко распахнутыми глазами и повторяла: «Совсем как настоящая», будто та была фарфоровой куклой из коллекции Минской Империи. Нагиль кивнул Дочерям.
– Если все готово, скажите Чунсоку выдвигаться.
– Сэ, ёнгданте! – кивнули Дочери. Он отметил, как вытянулось от удивления лицо госпожи, как губы зашевелились, проговаривая незнакомое её слуху слово.
– Помогите остальным, – попросил он, и Дочери, бросив на госпожу Сон Йонг недоверчивый и любопытный взгляды, ушли по коридору к выходу. Заголосил, призывая к общему сбору, Чунсок снаружи.
Госпожа осталась стоять перед Нагилем, облачённая в мужской чонбок, более подходящий воину, а не бледной девушке, чьё пребывание в чосонских землях грозило бедами и новыми смертями. Нагиль окинул её внимательным взглядом.
Отрицать её влияние на жизнь своих подчинённых он больше не мог. Они уже пострадали из-за внезапного вторжения японцев в их лагерь, уже готовились к похоронной процессии в горы и уже снимались с места раньше времени, забыв о необходимом отдыхе. Мальчишка и дед Пхи, присматривающие за гостевым двором, восстановить который воины дракона были не способны, уходили вместе с ними, и этот факт напрягал не меньше присутствия госпожи.
Её вины в том не было. Нагиль сам взял на себя обязательства и сам отвечал за свои решения – не госпожа диктовала ему условия. Когда-то точно так же он вызволил наследного принца и теперь терпел его рядом с собой, пусть тот не мог похвастаться ни должной силой, ни приличным владением мечом и луком.
– Вы можете отдохнуть, – заговорил Нагиль, когда молчание между ними натянулось тугой тетивой. – Завтра нам предстоит долгий путь, и вы…
– Я бы хотела присоединиться к похоронной процессии, – сказала госпожа чуть дрогнувшим голосом. Она смотрела на него, но взгляд был пустым – даже после дневного сна и приличной трапезы (Вонбин отдал ей свою порцию против её же воли) она выглядела уставшей и бледной, бледнее, чем прежде, когда только попала в драконий лагерь.
– Простите? – оторопел Нагиль.
Госпожа пояснила, несколько смутившись:
– Я бы хотела пойти вместе с Ильсу и остальными на гору.
Ильсу была дочерью одного из погибших крестьян – это она вместе с матерью встретилась воинам Нагиля и помогла отыскать короткий путь к горной деревне. Без указки Ильсу Нагиль и остальные, не так хорошо знакомые с местностью, вряд ли наткнулись бы на беличью тропу, которой пользовались собиратели трав.
– Вам стоит отдохнуть и набраться сил, – ответил Нагиль. Госпожа стояла перед ним, их разделял опустевший после взрыва казармы стол и тысячи и тысячи миров, возможно; потому прямо сейчас, даже стоя перед капитаном в одежде его воинов, юджон-ёнг казалась чужой.
Нагиль распорядился одеть голоногую госпожу во что-то более подходящее её статусу хотя бы на время обряда, но воины не смогли отыскать ничего женственного и отдали ей самый маленький мужской ханбок.
– После похорон Гаин найдёт вам…
– Я бы не хотела, – прервала его госпожа. Закусила губу, поправила себя же: – Не так. Я бы хотела отдать дань уважения людям, которые погибли из-за меня.
Слова были сухими, но ударили Нагиля: он почувствовал, как Ци госпожи, ещё утром казавшееся пульсирующим светом, наливается тягостной скорбью. Откуда это, подумал он и тут же отсёк лишние вопросы. К ночи госпожу наполнял инь, вместе с набирающей силу луной обретал другую форму, отличную от той, с которой он уже познакомился.
– Они погибли не из-за вас, – сказал Нагиль, скрывая волнение. Так ли права была Лан, что посчитала госпожу случайной участницей печальных событий? Вдруг она всё же была юджон-ёнг, которого ждали несколько столетий?
– Неважно, пришёл ли сонб… – госпожа осеклась, сжала руками подол чогори. – Пришёл ли Ким Рэвон, чтобы специально убить их или чтобы найти меня – неважно. Важно, что невинные люди мертвы. Я тоже оказалась не в том месте и не в то время, но я жива.
Госпожа вскинула подбородок, упёрлась взглядом в Нагиля – теперь она смотрела прямо в него, и невольно он ощутил, что тело отзывается на этот взгляд. Дракон спал, насытившись ночной битвой, но и в своём спокойствии чувствовал то же самое. Как Ци тянется к И. Он был Энергией, она – Намерением. Сейчас Нагиль понимал это без подсказок Лан.
– Ильсу никто не вернёт отца, её матери никто не вернёт мужа, – договорила госпожа твёрдо. – Я думала об этом весь день.
– Вас не винят в их смерти, – сказал Нагиль. Госпожа кивнула.
– Будь это иначе, я не осталась бы в твоём лагере. Не моя вина, что они погибли, но их смерти случились из-за меня. Я не хочу, чтобы другие вновь гибли из-за моего положения, каким бы неправильным оно ни было.
Нагиль не ответил. Возражение почти сорвалось с языка, прерывая жаркую речь, но он зажал его между зубов и не дал наполнить словам душный воздух. Госпожа смотрела на него и
