ждала ответа или молчаливого согласия – или духи знают каких слов и каких действий. Наконец он кивнул.
– Вы не виноваты ни в одной смерти, что уже обрушилась на Чосон, – сказал он. – Их были тысячи и будут ещё тысячи, и я не могу гарантировать, что вас они больше не коснутся – помимо вашей воли или благодаря вам. Но я дал вам слово. Вы вернётесь в Священный Город так скоро, как это станет возможным, и я всеми силами постараюсь уберечь вас от новых бед.
Госпожа нахмурилась. Не то, не те слова. Ветер задувал в дыру в стене позади Нагиля, трепал немытые свалявшиеся волосы госпожи, поднимающаяся из-за горизонта луна выбеливала её и без того бледное лицо, на котором усталые глаза смотрелись тёмными провалами и почти пугали.
Нагиль вздохнул.
– Ваше положение… – заговорил он тише, чем прежде, – несправедливо. Смерти крестьян и Ильсана – несправедливы. Но не неправильны. В нашем мире смерть – всего лишь один из этапов цикла. Умершие уходят туда, откуда пришли. Они станут духами и будут оберегать своих потомков, вести их по пути истины. Ильсан не исчез, не растворился в небытии, он будет присматривать за своей женой и дочерью вместе с предками своего рода. Он присоединился к ним раньше, чем ему было предначертано, это правда, но его гибель – всего лишь пересечение черты. Та [35] Ильсу проживёт достойную жизнь, чтобы смерть её отца не стала бессмысленной.
– Да, – сказала вдруг госпожа, отпуская подол чогори. – В моём времени… нет, в моём мире – в моём мире смерть тоже является частью цикла. Но вера не умаляет скорбь.
– Не умаляет, – согласился Нагиль. – И тем не менее мы должны принять её и прожить как заведено, чтобы жить в мире с собой. Поступайте, как велит сердце, – добавил он, уже намереваясь покинуть казарму и присоединиться к похоронной процессии. – Я уважаю ваше решение, и если хотите, вы можете присоединиться к нам.
Теперь слова были правильными – лицо госпожи прояснилось, взгляд стал осознаннее. Нагиль кивнул ей, обошёл стол и шагнул к выходу, но в дверях остановился и, чуть обернувшись, выдохнул:
– Командир-дракон.
Госпожа потянулась за его словами.
– Что?
Нагиль повторил:
– Командир-дракон. Ёнгданте. Вам не обязательно использовать это слово, чтобы звать меня. Достаточно просто имени.
– О, – госпожа неуверенно кивнула. – Хорошо. Спасибо.
Он вышел, прошёл по коридору с абсолютно прямой спиной и на несколько ударов сердца замер рядом с казармой. Пальцы, сжимающие рукоять меча всё это время, затекли, и ему потребовалось несколько мгновений, чтобы разжать их.
Место будущего захоронения располагалось на северном склоне горы, но восточнее деревни. Йонг шла сразу после Ильсу и считала шаги – процессия из десяти воинов, шести лучниц, принца, мудан, жены покойного Ильсана, его дочери и самой Йонг медленно взбиралась в гору; скрипели на поворотах слабо протоптанной дороги доски с телами, которые несли воины, вздыхали Ильсу и её мать. Нагиль в начале колонны указывал мечом путь, следом за ним шагала, скрипя туфлями, шаманка. Она несла в руках зажжённые ещё в храме Огня благовония – ладан и, кажется, полынь, их сплетающийся горько-бальзамический запах стекал вниз по склону в безветренном воздухе, касаясь каждого.
Йонг придержала Ильсу под руку, когда та замерла на тропе; Ильсу обернулась и коротко кивнула. В лунном свете её лицо показалось Йонг особенно бледным, но глаза были сухими – плакать она перестала ещё до омовения тел погибших и теперь только изредка всхлипывала. Они почти не говорили: после того как в лагерь принесли Ильсана с другими крестьянами, Ильсу с матерью занялись подготовкой к похоронам без лишних вопросов, словно ожидали такого исхода, и вели себя спокойнее, чем, Йонг полагала, должны были бы.
К заготовленным могилам пришли уже за полночь.
Лан прочертила вокруг шести неровных ям круг, бросила на четыре его стороны зёрна – пшеница, просо, гаолян и бобы. Йонг ждала, что сейчас Ильсу и её мать заплачут, но те не проронили ни слезинки, не издали ни звука. Даже когда тела крестьян и Ильсана опустили в могилы, ночную тишину разрывали только резкие песнопения шаманки. Она пела на незнакомом Йонг языке – это был китайский, или древний корейский, или же совсем неизвестный ей выдуманный язык выдуманного Чосона… Йонг поморщилась, в очередной раз насильно прогоняя из головы мысли о неправильной эпохе, в которой очутилась.
Лан принесла жертву духам горы – Йонг ждала, что она обратится к хосину [36], но шаманка оставила у корней раскидистой сосны зажжённую веточку полыни, а в землю опустила косточку абрикоса и смоченным в воде пеплом прочертила на стволе символ – пернатую птицу с размашистыми крыльями и острым клювом.
Алый Феникс, догадалась Йонг, наблюдая чуть в стороне от остальных. Воины насыпали из земли и извести могильные холмы, Ильсу с матерью кланялись земле и Фениксу, а Дочери передавали им готовые синчжу [37] для алтарей. Все были заняты делом, и Йонг не хотела мешаться под ногами.
Рядом с ней стоял молчаливый больше обычного Вонбин и изредка косился на Йонг, стискивая меч. Она не знала, можно ли говорить во время ритуала, и на всякий случай тоже молчала. Только под конец церемонии, когда всем позволили подойти к могилам и отдать дань уважения погибшим, она решилась сказать:
– Что означают семь точек на чхильсонпханах [38]? В моём врём… в моём мире мы рисуем семь звёзд Большой Медведицы, но здесь это не она…
Вонбин нахмурился и покосился на Чунсока – Йонг слышала, как перед началом ритуального восхождения Чунсок отчитал его и пригрозил лишней сменой в карауле, если Вонбин снова прозевает юджон-ёнг. Вероятно, говорить им теперь было нельзя, но Йонг не слушала правую руку капитана и не обязана была следовать его приказам.
– Это Лазурный Дракон, госпожа, – тихо проговорил Вонбин, когда Лан завела новую песнь вместо того, чтобы позволить Ильсу и матери оплакать крестьян.
– Лазурный Дракон? – переспросила Йонг, тоже тихо. – Нагиль же…
– После того как все Великие Звери исчезли и остался только Дракон, мы просим его охранять покой наших предков, – пояснил Вонбин.
– Но Алому Фениксу жертвы всё же приносите…
Вонбин, нисколько не смутившись, кивнул.
– Мы на земле Феникса, должны чтить его владения. Если бы ёнгданте был драконом Огня, было бы проще.
Йонг вся обратилась в слух.
– Прости, что?
– Госпожа? – икнул удивившийся Вонбин.
Закашлялся и гаркнул Чунсок, бросил в их сторону рычащее слово, и Вонбин опустил взгляд в землю и втянул
