Нужно что-то придумать… Я должна написать Зоху о своих чувствах, должна предупредить о том, что просто не могу… Должна попытаться переубедить его, заставить отказаться от союза, который не принесет счастья ни ему, ни мне.
— Вы прекрасны, — зачарованно произносит Зея, распуская мои волосы по спине и отходя от зеркала. Так, что теперь в нем отражаюсь только я. — Скажу вам по секрету, майор много времени проводит с госпожой Азалией. Она помогает ему устроить церемонию так, чтобы она ничем не отличалась от той, что проводят у вас на родине. Это так романтично, правда?
От радостного щебетания Зеи у меня словно песок на зубах появляется.
Азалия… Ну разумеется… Какое благородство…
На несколько минут я так глубоко погружаюсь в свои мысли, что не сразу понимаю, что Зея вдруг тихонько скользнула за дверь, прикрывая ее за собой. И прихожу в себя только понимая, что я не одна в комнате.
Мне не нужно оборачиваться, чтобы понять, кто это. Я чувствую его присутствие кожей.
И вдруг подходит ко мне сзади, отражаясь в зеркале, а я боюсь поднять глаза. Боюсь, что не выдержу этого и зарыдаю, задохнусь болью.
— Ты будешь счастлива… — шепчет, и как будто сам не верит. Поднимаю глаза, и сердце перестает биться в груди. Оно застыло, затопляя меня бесконечно невыносимой болью от того, что я вижу. Свою мечту. Я в красном платье, а сзади меня, возвышаясь в синем камзоле — Эмир. Хмурый, со сжатыми челюстями и кулаками.
— Ты такая красивая, Аиша… — и я закатываю глаза от того, как его низкий голос ласкает мой слух, отзываясь в голове любимой музыкой. Он — вся я. Он — песня моей жизни.
На доли секунд мне кажется, что я сошла с ума. Ведь этого не может быть! Эмир не может обнимать меня за талию! И я широко распахиваю глаза, чувствуя, как его пальцы дрогнули в сомнении. Удерживаю его своими холодными руками, очень медленно кладя поверх его кистей и тихонечко сжимая. И уши закладывает от невозможности этой близости, происходящей между нами.
— Ты станешь чужой женой…
Зачем он это говорит?! Зачем сейчас, когда происходит лучший момент за все мое пребывание на чертовом корабле?!
— Ты будешь скучать по мне, Аиша?..
И я киваю. Медленно и нерешительно, заглядывая в его карие глаза через отражение. Его руки чуть сильнее сжимаются на моей талии, словно и ему тоже больно. Словно и Эмир тонет вместе со мной в этой трясине нескончаемой боли. Как будто, я и правда не одна во вселенной…
— Аиша… — чуть откидываю голову, и затылок ложится на его плечо. Эмир рвано выдыхает, плотнее прижимая меня к себе, и я начинаю чаще дышать, не понимая, что со мной происходит. Почему живот сминает судорога, а глаза так увлажнись? Стало резко тяжело дышать, а губы пересохли? Что делает со мной его близость?
Проводит кончиком носа по моей шее, вызывая волну мурашек и дрожь во всем теле, а потом, лишь на краткий миг его горячие губы касаются сверхчувствительной кожи, заставляя меня раскрыть рот в немом крике.
И все тут же заканчивается. Так же резко, как и началось.
Он отскакивает к стене, хватаясь за голову и прижимаясь лбом к холодному бетону. Рычит сквозь зубы:
— Ты должна презирать меня. Это бесчестно. Прости меня, Аиша. Прости, умоляю! Я веду себя недостойно. Поверь, — он поворачивается, и я вижу его лицо, наполненное страданием, — ты единственный человек в этом проклятом мире, которому я меньше всего на свете хочу причинять боль.
А я до крови прикусываю губы, потому что не могу сказать, что единственное, что я хочу в этом проклятом мире — это он.
— Мне больно до усрачки, понимаешь? Как будто я что-то упустил. У меня есть всё, и одновременно нет ничего. Зияющая, мать твою, дыра в груди, которая высасывает душу липкими щупальцами. Я живой мертвец! Не дышу почти! — он обхватывает голову руками открывая для меня какие-то новые грани неведомой боли. — Я помню! Что-то в голове есть, что сводит меня с ума! Сидит занозой в мозгу и не дает жить нормально! — оборачивает ко мне лицо и видит слезы, стоящие в глазах. Резко выпрямляется и подходит, беря рукой за подбородок. А меня колотит уже от этой близости. От соприкосновения наших тел даже на этом уровне. — Ты плачешь? Почему?
И смотрит в глаза так, что мне орать хочется! Визжать со всей дури и рассказать, выплеснуть на него всю правду, всю боль, что выжигает меня изнутри от подлого предательства.
Но я молчу. Кусаю до крови нижнюю губу, причиняя физическую боль, чтобы заглушить душевную, и продолжаю смотреть в его хмурое лицо, которое находится так близко. Считаю секунды, молясь, чтоб этот краткий миг близости не заканчивался.
— Аиша… — выдыхает так тихо и хмуро своими чувственными губами, что мое глупое сердце замирает, перестает биться, надеясь на то, что он вспомнил… Смог разорвать морок Азалии. — Аиша… — и у меня мурашки по телу бегут от ощущения его горячего дыхания на лице. — Ты — мой лучший друг… — и я леденею вновь задыхаясь, но на этот раз от боли. — Ни с кем я не могу поделиться мыслями, кроме как с тобой. Ты всегда такая… — он вновь хмурится, а потом мотает головой, словно отгоняя наваждение. — Если бы не Азалия… Нет, это нечестно, — он отпускает меня и отходит на шаг. — Прости меня за эти слова. Я идиот.
И Эмир вновь запускает пальцы в волосы, начиная ходить из стороны в сторону. А я горю, умираю от того, что не могу даже сказать ему… Заставить вспомнить… Нас.
Отчаяние доводит меня до такого помешательства, что я вдруг понимаю, что мне плевать на все.
Плевать, если морок Азалии так глубоко въелся в его мозг, что Эмир оттолкнет меня в ужасе. Плевать, если меня после этого казнят. Плевать, если Азалия уничтожит всю «Черную Бездну», только почувствовав намек на то, что я планирую сделать.
Если мне и уготована судьба стать женой Зоха и вечно смотреть на Эмира издалека, то я хочу хотя бы почувствовать его по-настоящему в последний раз.
И принимая окончательное решение, я делаю несколько уверенных шагов, вставая к Эмиру вплотную.
А он, порабощенный своим безумием, вдруг вздрагивает, с непонимаем смотря на меня сверху вниз:
— Аиша… Что ты…
Я не даю ему договорить. Крепко обхватываю за шею и прижимаюсь губами к горячим губам.
Во мне словно фейерверк взрывается, так ликует тело от соединения с ним. Я словно становлюсь наконец-то цельной, собой, и глаза увлажняются от этой мучительной эйфории.
Эмир, стоящий статуей несколько секунд, просто поражен. Он не отвечает мне, но и не двигается с места, пока я крепче прижимаюсь губами к его губам, гладя трясущимися руками по щекам с легкой щетиной и запуская пальцы в волосы.
Мне нужен он. Он — мой воздух.
И через несколько мгновений, Эмир вдруг берет меня за плечи, медленно, но решительно отодвигая от себя.
И пусть мне выть хочется от боли, я принимаю это.
— Что… Что ты делаешь? — в его взгляде такая боль и непонимание, что мне вновь хочется забрать его боль, как когда-то в детстве.
И я решаю идти до конца в своем безумии, произнося одними губами:
«Я тебя люблю».
Эмир вздрагивает, начиная учащенно дышать. Его зрачки расширяются, и на секунду мне кажется, что он вдруг узнал меня.
Но то лишь секунда. Уже в следующий момент внушение Азалии вновь вступает в свои владения. И горько улыбаясь, я поворачиваюсь к нему спиной.
Я больше не могу. Я сделала попытку. Но не имея голоса, я никак не могу вернуть его… Помочь Эмиру исцелиться…
И вдруг:
— Стой. Не шевелись…
Я будто врастаю в пол, чувствуя его присутствие так ярко, что голова идет кругом, а колени слабеют.
Он подходит ко мне вплотную, и я чувствую на затылке его горячее дыхание. Одна рука Эмира ложится на мое плечо, а вторая касается застежки на спине платья.
Вздрагиваю, слыша, как он медленно начинает спускать ее вниз, и тугая ткань расходится в стороны, оголяя перед ним спину до самого основания поясницы.
— Тебе… Тебе холодно?.. — голос Эмира стал на несколько тонов ниже, в нем появилась хрипотца. А я стою, словно загипнотизированный хищником зверек, боясь даже пошевелиться. Лишь неуверенно и медленно мотаю головой из стороны в сторону.
