и граф начал понимать Саймона, которого перекосило при одном напоминании о барышнях. Прут и прут куда-то, коровы безмозглые! И очень настойчиво прут, не болтаются кругами, как все нормальные заблудившиеся люди.
Генрих проклинал лес, комаров – спрашивается, почему никто до сих пор не придумал заклинание, чтобы уморить проклятых тварей в радиусе пары лиг? – паутину, липшую к лицу, всех на свете барышень и мальчишку, который придумал такое несуразное испытание, но шел. По-прежнему не торопясь, но и не давая себе отдыха, шел неуклонно, точно сама смерть. Как бы удержаться и не свернуть цыплячьи шейки тем двоим, что оказались с Мелани! Самой бы ей в голову не пришло бродить по лесу!
Солнце уже опустилось за верхушки деревьев, когда Генрих увидел кровь на траве. Он растер в пальцах сгусток. Облегченно выдохнул. Не человеческая. Но кто бы здесь мог ранить животное? Волки? Но он не слышал воя. Рысь? Человек? Откуда в этой глуши человек? Охотник? И как он поступит, обнаружив трех беззащитных девушек? Хорошо, если подранок застит ему остальное, а если нет? Генрих прибавил шагу.
Из-за деревьев послышались голоса. Женские. Потом им ответил мужской. Прислушаться к словам Генрих не успел: в голове яркой вспышкой разорвалась боль. Чье-то заклинание перемололо призрачную плоть гончей.
***
Мелани
Дорога оказалась трудной. Лес был в самом деле глухим, ни намека на тропку, зато вдосталь валежника и кочек, самое то ноги ломать. Один раз Кассия, оступившись, больно подвернула лодыжку. Повезло – лишь потянула связку, но все же пришлось останавливаться и вспоминать, чему меня успели научить в университете. Потом Делия влезла в чей-то помет, и снова пришлось останавливаться, чтобы помочь ей отчистить обувь. Я обзавелась длинной царапиной на щеке, не заметив ветку, и все мы то и дело вытряхивали из волос сучки и листья.
С другой стороны, эти передышки явно пошли нам на пользу: не привыкшие к тяжелому труду и долгим пешим переходам, мы уставали очень быстро. Мысленно я много раз успела и проклясть, и поблагодарить организаторов отбора. Проклясть – понятно за что, а поблагодарить – за удобную одежду. Страшно подумать, каково бы нам было пробираться по этому лесу в платьях и туфельках, предназначенных для ходьбы по паркету, на худой конец – садовым дорожкам. Или, того хуже, босиком и в сорочках. Тогда можно было бы сразу садиться под куст и ждать спасения. А заодно насморка и волдырей от комариных укусов.
Комары досаждали нам неимоверно, видимо, где-то неподалеку было болотце. Прихлопнув очередную зудящую тварь, я тоскливо поинтересовалась в пространство:
– Кто скажет, почему, несмотря на несомненные успехи магической науки, никто не придумал заклинание от этих паразитов?
– Потому что есть средства попроще? – хмыкнула Кассия. – Пижма, например. Или настойка гвоздики на водке.
– Беда только, что у нас нет ни того, ни другого, – вздохнула я.
Может, щит поставить? Но я не смогу держать его бесконечно, и вдруг магия понадобится мне на случай какой-то серьезной опасности? Да и вообще, что за глупость – щит от комаров. Может, еще на воробьев поохотиться стеной пламени?
В этом лесу мы явно были не единственными живыми существами: над головой скакали белки, пролетали птицы. Время от времени в отдалении трещали ветки, а один раз между деревьев неторопливо вышел заяц размером с хорошего пса – мы так оторопели от его размеров и наглости, что зверюга успела скрыться в кустах прежде, чем мы сообразили, что упустили полтора стоуна 4 живого мяса.
Наверное, мы не подумали, что заяц – еда, еще и потому, что совсем незадолго до этого набрели на земляничную поляну и долго ползали, собирая в горсти и закидывая в рот душистые ягоды. А потом нам попалось несколько стаек дождевиков. Делия сложила из прутьев, переплетенных магией, корзинку, в которую грибы и отправились.
И все же, когда солнце спустилось ниже верхушек деревьев, стало ясно, что ягод и половины стоуна грибов, пусть из них и можно будет сварить пустую похлебку, явно недостаточно для трех молодых здоровых девушек, которые за проведенный в лесу день нагуляли отличный аппетит. Такой отличный, что, не удержавшись, уничтожили и оставшиеся три яйца, и яблоки. Никто не жаловался, понимая бесполезность нытья, но желудки пели песни у всех.
– Пора бы подыскивать место на ночь, – заметила Кассия. – Пока обустроимся, пока поедим, стемнеет.
Делия вздохнула.
– Я так устала, что усну, кажется, на голой земле. Но хорошо бы поймать кого-нибудь на ужин.
– Значит, будем смотреть во все глаза. Искать удобную поляну и дичь, которую можно поймать и съесть, – сказала я. – Вот, например…
Я замерла, вглядываясь в кусты. Неужели в самом деле на ловца и зверь бежит? Заметив, что я застыла, остановились и замолчали и остальные.
Из кустов высунулся олень. Без рогов, то ли еще не выросли, то ли сбросил по весне.
– Мелани, сможешь? – едва слышно выдохнула Кассия.
Я пожала плечами и собрала заклинание, целясь в шею животного.
Точно почуяв что-то, олень прыгнул вперед, и вместо того, чтобы рубануть основание шеи, перерезав крупную вену, резак прошелся по грудной клетке и рассыпался, не дойдя до хребта.
Олень взвыл и помчался прочь. Делия досадливо вскрикнула.
– За ним, – сказала Кассия. – Нельзя оставлять подранка.
Я кивнула и свернула в сторону. Даже не будь кровавых пятен на земле, след оленя легко было бы найти по поломанным кустам – обезумевшее от боли и страха животное мчалось, не разбирая дороги.
– У него четыре ноги, а у нас две, – проворчала Делия. – Толку за ним гнаться?
– Догоним. Человек – самое выносливое животное на свете, – сказала я.
– В самом деле? – удивилась Кассия.
– В самом деле. На южных островах до сих пор есть дикари, которые охотятся, просто идя по следу зверя. Медленно, но безостановочно, пока измученное животное наконец не свалится от изнеможения.
– Так то дикари, – пропыхтела Делия. – А я совершенно не чувствую себя самым выносливым животным на свете.
Я, признаться, тоже себя таковой не чувствовала. Единственное, чего мне хотелось сейчас, – свернуться клубочком в каком-нибудь сухом месте и уснуть, не обращая внимания на жалобы желудка. Но Кассия была права. Даже если забыть, что от нас убегает пара десятков стоунов мяса, оставлять подранка было слишком жестоко. С глубокой раной в груди он все равно обречен, но мучиться будет долго. Я мысленно поежилась – было отчаянно жаль, что не получилось убить красивое благородное животное, не причиняя лишней боли. Как же меня так угораздило!
Нет, нужно отринуть бессмысленные сожаления:
